Глава 1. (Клантао)
"Красная стрела", как всегда, запаздывала часа на полтора. Именно в этот отрезок времени Наташа особенно нервничала, поглядывая то на часы с расплывающимися стрелками, то в окно, за которым тягуче ползли бесформенные пятна, не складываясь в осмысленную картину и лишь напрягая зрительный нерв монотонным чередованием черных, зеленых и серых раздражителей. Нервничала, конечно, не без оснований: если ее еще не "пасут" в поезде, то с каждой минутой задержки шансы быть "радушно встреченной" на вокзале неукоснительно возрастают. А с другой стороны, что реально изменится в случае столь маловероятного успеха? Зато совершенно ясно, что предприняв эту спонтанную поездку, она уже гарантированно ухудшила свое положение, и отсрочки теперь ждать не приходится... Издерганная за последние два дня до полного отчаяния, Наталья утратила всякое ощущение реальности и руководствовалась исключительно импульсами; места для трезвого анализа не оставалось совсем - да он бы, собственно, только усилил сгустившуюся безнадежность...
Ожидание сменилось чувством полного опустошения, когда она, наконец, оказалась под сводом Московского вокзала, гнетущего не столько своей кубатурой, сколько значительно скрадывающей ее гигантской, вопиюще непропорциональной и принципиально не вписывающейся ни в какой интерьер, статуей Императора работы Церетели - точной копии той, которая провожала ее на Ленинградском вокзале в Москве, подчеркивая символическую перекличку вокзалов-близнецов - преемственность эпох российской истории и геополитическую целостность Свободного Союза. Возле этих стоп, лишь слегка приподнятых над невообразимо грязным полом, Наташа впервые ощутила во всей полноте безмерность своего одиночества в этой стране и во всей Вселенной. Думала ли когда-нибудь она, с тринадцати лет, как затравленный зверёк, волоча бремя неожиданно обрушившейся и совершенно не нужной ей славы, долгие годы находясь под прицелом всеобщего внимания, что самым мучительным испытанием в ее жизни станет затерянность, отсутствие какой бы то ни было поддержки? Окажись рядом плечо, на которое можно было бы опереться - и межпланетная хроновойна, в которую она вступила, уже не казалась бы ей таким безнадежным занятием.
Станция метро "Площадь Восстания" - "Маяковская" еще не восстановлена после взрыва четырехлетней давности. На бурлящей гигантской лужей площади вокруг обелиска, с которого куда-то исчезла звезда Города-героя, базировались БТРы. Перепачканные с ног до головы весенней грязью солдаты, громко матерясь, сворачивали заграждения - похоже, техника вновь переводилась в режим постоянной боевой готовности (что-то промелькнуло во вчерашних новостях о выступлениях лютеранских экстремистов). Ротонду наземного вестибюля станции со всех сторон облепили нештукатуренные кирпичные пристройки; впрочем, судя по скоплению бойцов возле входа, караулка (казарма?) простиралась и вглубь. Наташе, конечно, надо было идти на "Владимирскую", куда и повалил основной поток пассажиров, но голова совершенно не соображала. Её вообще понесло сперва в сторону Невы; потом развернулась и зашагала вверх по Невскому, к "Гостиному Двору". Как эти ее маневры в сочетании с блуждающим взглядом и дорогим, хотя и изрядно заляпанным плащом не вызвали интереса снующих на каждом шагу совместных патрулей внутренних войск, Гражданской безопасности и дружинников Черной Сотни (милиции как таковой в Питере и других городах приграничного пояса не было), которые просто обязаны были проверить у столь резко выделяющейся из толпы особы прописку или командировочное удостоверение - неизвестно. Наверное, общаясь с Алисой, заразилась ее "ничегонеслучаемостью"... только вот как надолго?
А город, в котором уличные бои в свое время не достигли и половины московских масштабов, не спешил изглаживать их следы. Центральная его артерия то и дело резала глаз если не руинами, так свежими заплатами. Наташа даже задержалась возле дома с кариатидами, за которыми некогда располагался продовольственный магазин. На чудом уцелевших стеклах - обрывки "подрывной" рекламы из _той_ эпохи; сквозь них и выбитые фанерные листы, сквозь штабеля мешков с песком в витринах, зияла бездна, осязаемая тьма, уходящая, казалось, в бесконечность. И выщербленные выстрелами, изувеченные лица кариатид... она реально, до физической боли ощутила себя стоящей в их ряду. А разве можно адекватно измерить легшую на нее тяжесть?
Правда, этот дом был скорее исключением, чем правилом, и в целом Невский производил куда менее тягостное впечатление. Разве что полуразрушенный пенек Думской башни, закованный в леса, и покореженный остов шишака с глобусом над зингеровским монстром, нависая над его перспективой, задавали минорную тональность всей картине. И все-таки даже в своей депрессии Наташа, впервые оказавшаяся в послевоенном Петербурге, не могла не зафиксировать катастрофического распада всей трехсотлетней ауры города на Неве. Что камни? носители традиции - люди... А с людьми, как и везде, но в более широких масштабах: кто выехал, кого депортировали. Питер был наполнен переселенцами, говорил языками самых разных уголков российской провинции, и эта мешанина всячески сказывалась на его внешнем облике. Сам дух провинциальности был даже сильнее, чем в целом по стране - провинция-то все-таки оставалась гомогенной. А здесь на многочисленных транспарантах, маскирующих выбоины в фасадах домов, почвеннические и коммунистические лозунги были представлены практически равномерно - почти как в сателлитах, где последние все-таки доминировали. Хотя, казалось бы, заколоченное окно в Европу, добиваемая в судорогах Ингрия должны были бы подвергаться массированной зомбирующей атаке первых... Очевидно, противодействие все еще оставалось сильным.
Это вам не миелофоновско-гибовское братство, самоликвидировавшееся моментально и почти без боя. Сердце вновь - в который раз за последние дни! - защемило от горьких упреков. В самом-то деле... ведь тогда даже связь между разгромленными серверами и вспыхнувшей по стране волной выступлений уловили далеко не все. А то, что истинной целью ФСБ была не Мошковка и не "Русская фантастика", а "Миелофон", ей самой за все годы и в голову не пришло. Разве у кого-то были основания подозревать, что он подвергается опасности именно в связи с _этим_ кругом друзей и знакомых? Как же случилось, что все связи обрубило так резко и основательно? Все эти велеречивые комплименты, все эти бесконечные признания в любви, банальность и однообразие которых, как ей казалось, перевешивались искренностью и неподдельностью чувств... пусть наивных и до пошлости инфантильных чувств впавших в детство тридцатилетних мужиков - в конце концов, бегство в прошлое в то кризисное, а с сегодняшней дистанции такое трогательно-романтическое десятилетие, для многих было единственным способом релаксации. Она и старалась играть роль заботливой мамы для этих больших детей, давно обзаведшихся своими... Тогда верилось, что им это нужно.
"Твои рыцари стали дельцами", - настойчиво и вроде бы совсем не по теме крутилась в голове всплывшая в памяти еще на вокзале, под нависшим серой глыбой колоссом, строка давно позабытой песни (в свое время довелось приложить немало усилий, чтобы ее забыть). Серьезное обвинение... и слишком многим надо обладать, чтобы иметь моральное право его высказать - иначе бумеранг, как и случилось... ладно, дело давнее, переболевшее и прощенное... А в принципе-то? Пускай одни остались за железобетонным занавесом, другие за него перетекли, о судьбе третьих страшно и задумываться... Но ведь не может быть, чтобы не оставалось четвертых. Пусть не лучшие, пусть не "костяк" - всё равно... Молчат... "по углам, по щелям разбежалися". Уж она-то как раз оставалась на виду, но никто с ней и не пытался связаться; она - пыталась, находила... всегда одно и то же: усталость, равнодушие, страх - и полная неинформированность об остальных. И сами вновь растворялись без следа в том водовороте, откуда она так некстати их выдернула. Потому и оставила такие попытки; и этот адрес, который всплыл полгода назад во время последней встречи со словами "Не знаю, кажется, он там", был теперь даже не слабой ниточкой надежды, а так, паутинкой, за которую надо дернуть ради приличия, хотя и знаешь, что она оборвется. Телефон и е-мэйл она выяснила еще в Москве, но звонить оттуда было бы крайне неосмотрительно, а сейчас - просто бессмысленно. Пускай паутинка потрепещется на ветру еще час, создавая иллюзию возможного выхода.
Но она действительно застала его по этому адресу!
- ...Вот и всё. Можешь считать это фантастикой, бредом обезумевшей женщины. "В это трудно поверить"...
- Я верю, Наташа, верю. Но что мы можем предпринять?
- Не знаю. Я ничего не знаю! Я просто сломалась. Влад... Светоч... сделай хоть что-нибудь! Мне легче уже оттого, что кто-то рядом, что есть кому это всё рассказать. Ведь должен быть какой-то выход! А если и нет - все равно надо бороться до последнего. Не до последнего шанса, а до последнего вздоха. Просто у меня _уже_ нет сил бороться одной. Ты ведь понимаешь, что я сейчас - разъяренная волчица, которая будет бросаться на любое препятствие ради спасения Алеськи... и Алисы. Веришь ли, Влад, они мне теперь _одинаково_ дороги...
Она ругала себя за неожиданное косноязычие. Еще в поезде, практически не веря, что эта встреча состоится, она в тягостном ожидании, почти выпав из окружающей реальности, обдумывала, что будет говорить, подбирала аргументы... всё расползлось...
Заглянула прямо в глаза - и, не выдержав тяжести его внимательного, пристального и вопрошающего взгляда, разрыдалась на его груди. Он смущенно гладил ее по необычайно мягким пепельным волосам, пытался найти какие-то теплые слова в утешение, гасил в себе соблазн коснуться губами ее макушки... Конечно, он поверил каждому её слову - и с первых же минут... да ведь она просто напомнила то, что с детства было ему отлично известно. Знаете как бывает, когда из-под завала полуистлевших прожитых лет, спрессованных под собственной тяжестью, молниеносно, разрывая их затхлую серость, пробивается ярким лучом воспоминание. И всё. Вся казавшаяся незыблемой иерархия твоих ценностей, мотивов, приоритетов, как в калейдоскопе, встряхнута и выстроена в новом, совершенно неожиданном порядке. Перекодирована до неузнаваемости, подчиненная упрямому замыслу. И никуда не уйти от этого нового, то бишь, недостаточно хорошо забытого старого мифа, в свете которого детерминируются и корректируются все твои поступки. От себя, иными словами.
Реальность Алисы не стала для него шоком. Разве могло удивить то, в чём тогда, на "Миелофоне", он не усомнился бы ни на мгновение - он, Светоч Орков, Поэт и эпатирующий паладин Алисы? Не под знаменем ли неколебимой уверенности в ее существовании проводились все его шумные акции - от пикировок с Серегой Rhinoceros'ом ("война гигантов") до суда над "псевдоличностью", с которого-то всё и завертелось?... Не стал шоком и факт появления ее в его времени. Ему было просто не до Алисы. Не говоря уж о стране, планете и даже Галактике. Сейчас он отчетливо понимал, что на протяжении всей своей жизни по-настоящему любил только ее - эту девочку, девушку, женщину, доверчиво уткнувшуюся лицом ему в грудь. Она сама когда-то запустила в обиход этот лукавый термин "алисомания", спрятавшись за спину той, чьей тенью ей довелось быть лучшие годы жизни, в соперничестве и борьбе с которой за собственное "я", не известных никому, кроме самой, проходило ее самоутверждение (и которая теперь вновь вошла в ее жизнь - не супергероем, а ребенком, нуждающимся в защите и поддержке). Ничего удивительного, что поклонники сами зачастую не могли разобраться, чьи они "маны" и кто их кумир. Но когда четвертый десяток перевалил за середину, пора бы уж начать разбираться...
Да нет, он, конечно, расшибется в лепешку, чтобы помочь всем трём. И всему человечеству тоже. Только расшибиться дело нехитрое, было б обо что... С чего начать? кого искать? У него, как и у Наташи, были обрублены все концы. Вот, Хурамшин, кажется, в Союзе... а у кого можно узнать его адрес? Ничего, главное найти людей - а там уже прогрессия... "вместе всегда лучше"...
Тонкая и беспомощная ветка, едва оперившаяся зеленью пробитых почек, отчаянно колыхалась за окном, точно пыталась отогнать пробирающееся в квартиру уныние петербургского апрельского вечера. Наталья почти успокоилась. Сидела, закусив губу, смотрела вдаль; из глубины давно потускневшего взгляда, рассеивая сумерки и, казалось, наполняя затянувшуюся неловкую тишину беззвучной мелодией, разгоралась та самая небесно-лазурная искра, не оставлявшая во время оно равнодушными никого из их одногодков, хотя и по-разному. Теперь это была искра воспрянувшей надежды. Удача слишком невероятная, чтобы в нее поверить, чтобы выпрямиться, ощутив вдруг, что бремени, вдавливавшего тебя в землю несколько невообразимо долгих дней, больше нет. Вернее, почти нет - оно разделено! За минуты этой тихой радости стоило испытать все удары и щелчки, которыми была полна ее не самая обычная биография.
- Наташа, куда ты на ночь глядя? Оставайся - для тебя у нас всегда найдется место.
- Не могу - у меня обратный билет. Я должна быть ближе к девочкам. Хотя, конечно, нет никакой гарантии, что они еще в Москве... и вообще на Земле...
Эйфория ушла вместе с Наташей. Остались вопросы, ведущие в тупик в конце коридора, к кирпичной стене, которая ни разу не отодвигалась, зато почему-то вся испещрена следами от пуль и липкими пятнами густой, не высыхающей в этой сырости крови. Допустим, ему удалось кого-то разыскать. Допустим даже, его не послали по универсальному поисковому месторасположению. Что дальше?! Почему эти долбаные крокры, умудрившиеся вопреки всем законам хронофизики изменить прошлое-будущее, не могли чуть ускорить сей процесс? С шестидесят восьмого, срок-то немалый. Спрашивается, неужели пресловутая развилка не могла образоваться хотя бы пять лет назад? Катапультировалась бы Алиса в то время, когда он был еще в состоянии удержаться в седле, влезть в напрочь проржавевшую нынче кольчугу, а главное, поставить всё на карту. А теперь...
Да, лихо закручен сюжет... И главное, как жизненно! Что там Булычев писал в "Любимце"? "спонсоры не могут обходиться без людей"... Какой бред! Всего два псевдосапиенса, к тому же в тени, а на первых порах вообще далеко от видимых рычагов власти - и сложнейшая социальная машинерия перестраивается на ходу, не сбавляя оборотов, в четко определеном направлении... Правда, на "Миелофоне" всё это еще когда говорилось почти прямым текстом. Посланники Алисы, "засланцы из будущего" - предупреждали, было дело. И даже год правильно был назван. Фигурировало, правда, два варианта - ну да, инструкции по хронобезопасности предписывают всегда выдвигать равноценное альтернативное объяснение... А ему-то откуда это известно? понятно, откуда - он же один из них; только сумел забыть об этом, списать всё на детские мечты и длящиеся ролевики. Ну так где же те остальные, которые знали куда больше? Тоже ушли на дно? Тогда поздравляю вас, товарищи из несостоявшегося светлого будущего, с кадрами хорошо работать умеете! Или выбирать не из кого было? А скорее, всё гораздо проще: тогда же сразу чрезмерно откровенных, в открытую заявивших о своей "проектности", и повязали. И никто _там_ их безопасность и не думал обеспечивать. Зачем? всё равно они уже мертвецы... Безупречная мораль, ничего не скажешь. Ха! И они хотят, чтобы он в это ввязался - вслепую? ведь неизвестно еще, отличается ли принципиально их "светлое будущее" от того, о котором талдычат Государь и Партия. И в какую сторону...
Наташу, конечно, жаль. Очень жаль. Но опять же - разве не понимала она, какой опасности подвергла себя, а главное, ребёнка, приняв в своё время решение остаться в этой стране? Умная ведь баба, наверняка же отлично видела с самого начала, что ничего хорошего от этой патриотической почвеннической трепотни ожидать не приходится. Он бы сам выехал без раздумий - так ведь не сложилось. Когда началась заваруха, среди ролевиков и реконструкторов брожения пошли, тоже на баррикады призывали горячие головы. Только вот беда - горячие от разного пламени горели. Идейные "демократы" против столь же пламенных "патриотов". А в большинстве своем, разумеется, хромающие на оба колена, "болото", как Ленин говаривал. За харизматическими лидерами следуют, если вообще определились. И вышли вместо баррикад внутренние разборки; но всё равно "левых" в итоге всех пересажали, а сохранявших нейтралитет - через одного. Ему вот повезло. Всего лишь как свидетеля по судам затаскали - тогда процессы ещё долгими были - и дотянули, пока закрылись все шлагбаумы. Так и стал заложником режима. А тебя-то что удерживало?! Продолжала играть Алису? Бегство для тебя, знаковой фигуры, было равносильным предательству? Перед кем? ведь убедилась же, что никому из додыхающих здесь не нужна ни ты, ни твоя героиня, ни твой жертвенный подвиг и героически самоотверженное решение разделить с народом эту чашу. И вообще, собой жертвуй на здоровье - а дочка-то при чем? А теперь истерика...
Да, Алисе они пришлись кстати. Не спорю. Хотя что, собственно было бы, не окажись их в Союзе? Алису не приняли бы в больнице за Алесю, развернулось бы всё в худшем случае (а откуда взяться "лучшему"?) по сценарию нашумевшей в своё время "Стукнутой троллейбусом" Rhinoceros'a. После пары месяцев и кубометров аминазинчика через капельницу симулируемая амнезия плавно переходит в настоящую... бредом собственное прошлое покажется в столкновении с суровой и безысходной реальностью. Тем более, какое же "прошлое", если оно даже уже и не будущее, а всего лишь утопия, которой больше не дано осуществиться. Красивая сказка. Ты из нее выпала в другую драму - что ж, не повезло. С твоими-то сверхспособностями этого не понять?
Или каких-нибудь более экзотичных "вкусностей" для нее припасли б. Отечественная психиатрия - это такая штука... адреналин в крови повышает только так - похлеще турниров, даже конных. А уж над безвестным, беспамятным и бездокументным ребенком поэкспериментировали бы вовсю под маркой применения новых эффективных методов лечения... Насчет адреналина - шутка, конечно. Сульфазин в четыре точки - и полный сквозь время улёт... Он-то знает: на "Степана Скворцова" побывать довелось. Давно, ещё при демократии. Но это совсем другая история.
Потом заторможенную, полуидиотку - в детдом, швейное ПТУ и на панель... серенькая мышка, тонущая в канализации жизненных будней... таких тысячи - пиратам до нее никакого дела не было бы. А теперь в результате Наташиной "помощи" она в их руках. А ты, Влад, выручай. Новая партия пушечного мяса, понимаешь!
И вообще, так ей и надо...
Машинально взял с полки первую попавшуюся книгу. Том из ПСС Тургенева... выцветшая с годами фиолетовая обложка - почти фуксиевый цвет Наташи в чате... как бесконечно давно это было! Статья "Гамлет и Дон Кихот". Он пролистывал страницы, выхватывал взглядом отдельные абзацы и фразы, продолжая думать о своем - а скорее, просто уходил все дальше и вглубь в предвечное безмолвие, померещившееся Наташе за кариатидами . Зачем читал? Да так, чтобы рука Клантао чувствовалась. Сейчас по законам жанра для концовки нужно процитировать что-нибудь из рок-поэзии рубежа 80-90-хх годов прошлого века. "Доброе утро, последний герой?" Банально, да и не утро вовсе. Сейчас... "Во дворце заката я один, как Бог". Сойдет, пожалуй.
- Гражданка Мурашкевич?
Двое в штатском преградили ей путь уже на ступенях вокзала.
- Вы бы не могли пройти с нами вон к той машине?
- Извините, мой поезд уходит через полчаса.
- Это не займет много времени.
Глава 2. (М. Кузнецов)
Это и не заняло много времени. Машина быстро подъехала к серому зданию с гербом на воротах, люди в штатском предъявили охране пропуска, и проведя ее внутрь, указали на массивную дверь кабинета. Молодой человек со шрамом на подбородке и усиками "под Гитлера" отворил дверь, и она вошла.
На стене мрачного кабинета висела огромная карта России.
За столом под портретом императора сидел грузноватый человек в черной форме с золотыми (-генеральскими, с удивлением отметила она) погонами.
Женщина обратила внимание на его странное пресс-папье - в виде окруженной лавровым венком руки с поднятыми тремя пальцами.
Она остановилась в молчании.
Генерал оторвался от бумаг, и бросил усталый взгляд на карту, иссеченную красно-синими шрамами фронтов. Синие явно давили, и это вселяло надежду.
- Страдает наша матушка - чуть слышно пробормотал он - Ах, страдает...
- А, Вы уже здесь? Проходите, присаживайтесь. Извините за беспокойство, но я
должен задать Вам несколько вопросов. Отвечайте быстро, у Вас же мало времени...
И он задал ей несколько ни к чему не обязывающих вопросов, получив на них, соответственно, ничего не значащие ответы. Они помолчали.
- Вы знаете..,- начал он, пристально взглянув ей в глаза.
- Что?
- Нет, ничего. Хотите сигарету? - предложил генерал.
- Я не курю. - тихо ответила женщина.
- Тогда, может быть, кофе?
- Пожалуйста...
Генерал нажал кнопку вызова, и через минуту стройная девушка в форме принесла кофе. Генерал откинулся на спинку кресла.Он пил медленно, маленькими глотками, а она - машинально, почти залпом, даже не почувствовав вкуса, хотя кофе был отличный, не то что тот эрзац, что ей приходилось пить все последние годы.
Наконец он встал.
- Спасибо Вам, Вы нам очень помогли. Не беспокойтесь, наш офицер проводит Вас на вокзал. Будут проблемы - обращайтесь. Счастливого Вам пути.
До свидания.
- До свидания. - ответила она, хотя никакого желания встречаться с генералом еще раз у нее не было. Она чуть испуганно взглянула на бородатое лицо на портрете, медленно повернулась и вышла в уже открытую дверь.
"Что такое я ему рассказала?"- думала она.
Человек со шрамом (его напарник куда-то исчез) проводил ее к выходу, усадил в машину и уже через несколько минут они были на вокзале. Он открыл дверь и помог ей выйти. Затем подозвал проводника и показал ему свое удостоверение.
- Эта женщина,- он кивнул в ее сторону - может ехать без билета. Обеспечь.
Проводник испуганно кивнул и скрылся в глубине вагона.
- Спасибо Вам...- неожиданно для самой себя сказала она тихо.
-Не за что, - ответил он - Счастливого Вам пути.
Он козырнул женщине, повернулся и пошел к машине. Поезд тронулся.
Ее соседкой была симпатичная старушонка, одетая не по-весеннему тепло.
Она везла в Москву целую кучу разнообразных вещей, в том числе и какой-то
допотопный радиоприемик.
- Может, я включу? - спросила старушонка - Сейчас как раз новости...
- А зачем? - устало отмахнулась женщина.
- Ну как же, доченька? А вдруг что случилось?
- Ну ладно - проговорила та - включайте.
Старушка включила. Бодрым голосом диктор читал:
"...Новости науки. В Императорском НИИ имени...(звук исказился помехами) разработано и опробовано средство для лечения раковых больных на поздних стадиях. Это обещает уже в ближайшие год-два снизить..."
Сердце женщины дрогнуло. Ей не хватало дыхания, но собравшись с силами, дрожащим голосом она спросила:
- И-имени кого???
- А я, доченька, и не расслышала. Какая-то на "М". Старая я стала бабка, глухая...
Да, подумала женщина. Бред. Бред, бред, бред. Галлюцинации начались. Этого еще не хватало. Кащенко по тебе, милая, давно плачет горькими слезами...
Неожиданно она вспомнила, как когда-то давно, еще до всей этой заварушки, дочка как-то раз спросила ее: "Мам, а "кощунство" - от слова Кащенко?"
Тогда она даже растерялась - почему, солнышко? - а девочка объясняет: "Ну этот художник, который кощунствовал, иконы рубил - он же псих, да?
Значит, из Кащенко?" Полчаса хохотала, прежде чем смогла ей ответить...
Мысли о дочери вернули в ее душу тупую боль и тревогу за оставшихся с Москве девочек. Как они там? Что с ними?
В изнеможении она опустилась на нижнюю полку и прошептала:
- Господи, Боже мой! Мне уже ничего не нужно, я конченый человек. Пусть будет со мной что Тебе угодно, только защити девочек! Защити их!
Сохрани, спаси и помилуй!..
С этой мыслью она и заснула.
Она уже проснулась и лежала с закрытыми глазами, когда соседка потрясла ее за плечо.
- Просыпайтесь, приехали. Москва.
- Ах, да, - ответила женщина, - спасибо.
Поезд подошел к перрону. Стал. Старушка вдруг спросила:
- Я вижу, у вас вещей совсем нет. Не поможете мне отнести?
Меня там зять на машине ждет.
- Да-да, конечно.
Ей было уже все равно, кто ждет, и ждут ли вообще ее на вокзале.
Но никто не ждал. Может быть, уже не появятся. Пока...
Покончив с вещами, и рассеянно пробормотав: "Не за что..." в ответ на благодарность, она медленной походкой, опустив голову, направилась к входу в метро.
Там ее поджидал неприятный сюрприз - турникет отказывался принимать ее карточку.
"Что за чертовщина", - с досадой подумала она - "а ведь еще недавно было много. Придется ехать на автобусе."
Автобус подъехал на удивление быстро. Еще удивительней было то, что с нее никто не брал денег за проезд. Вскоре она уже была на нужной остановке. До дома было уже совсем близко.
Выйдя из автобуса, она взглянула на часы - полшестого утра. И тут ее осенило-а ведь комендантский час до шести. А метро работает, и автобусы ходят.
И прохожие- редко, но встречаются. А военных патрулей совсем нет.
Но она не удивилась. Она не могла уже ничему удивиться.
Ее нервная система была слишком напряжена, чтобы отвлекаться на такие мелочи.
Единственное желание и мысль оставшаяся у нее - скорее добраться домой и увидеть дочь...
Было ли еще что-то в ее душе - она не знала. Не умела ответить на этот вопрос.
Женщина шла, потупив глаза. Когда же она их подняла и ее взгляд упал на подсвеченную табличку с названием улицы, она прочитала на ней свое имя.
Но и этого оказалось недостаточно, чтобы вывести ее из оцепенения.
Только одна мысль,- странно, - мелькнула в сознании, и тут же погасла.
Вот и дом. Но опять же, двор какой-то странный. Одно из деревьев, которые дочка посадила в 12 лет что-то уж очень вымахало, а другого нет вообще.
Надо бы получше рассмотреть номер дома, но рядом с номером была еще одна табличка. То есть мемориальная доска, на асфальте под которой лежал букетик цветов.
Она увидела портрет женщины, очень похожий на нее саму, но только помоложе, и с трудом, так как было еще темно, разобрала слова надписи:
- Улица названа в честь... ты-ды-ды.., выдающейся актрисы конца ХХ века, злодейски убитой лютеранским террористом 20 апреля 2012г...
- Стоп. Это же я! О Господи, а какое сегодня число? 21-е. А год-то какой?!!
Ничего не понимая, она вбежала в подъезд, поднялась на свой этаж и нажала белую кнопку звонка. Открыли ей не сразу. Лишь минуты через две из-за двери послышался голос:
- Кто там?
- Открой, доченька, это я...
Дверь медленно открылась. В прихожей стояла светловолосая девушка лет двадцати в ночной рубашке, и в глазах ее блестели слезы.
- Мама.., - прошептала девушка, - Мамочка!!!
Глава 3. Аца и Дража. (М. Кузнецов)
Наконец, когда уже высохли слезы радости, когда разомкнулись объятия, и все риторические вопросы получили счастливое разрешение, женщина спросила:
- Ну как ты тут, без меня?...
- Ты знаешь, мама, я всегда верила... Всегда!
- Я знаю, девочка моя. Но...пять лет! Неужели никто не появился, и ты совсем одна...
- Нет, почему же, и друзья помогали, и Лешка, и Родик, и все...
Да и не только. Стипендию мне дали. Даже от императора было письмо, с выражением скорби... И вообще такое началось! Твои фильмы показывали, НИИ назвали твоим именем, улицу тоже...
- А Алиса? Где она, ты знаешь?
- Наверное, ее эвакуировали. За час до того, как...сообщили, она позвонила. Сказала, что должна уходить, и еще: "Все будет хорошо". А потом сообщили. Не будь этих слов, я бы...
- А...отец?
- Отец в Гааге.
- Где?? И что он там делает?
- Его там судят.., - печально сказала девушка.
- За что?
- За военные преступления. Говорят, он приказал сжечь живьем тридцать человек. Брешут, конечно, хотя Бог его знает... Ну и наши, конечно, встали на дыбы- не отдадим героя! Да что говорить, сама увидишь в сети. Кстати, новость - теперь мы опять соединены с инетом. Правда не непосредственно, а через сеть конфедератов.
- Кого? Каких конфедератов?
-Ну этих, как их там, братских народов с Балкан и Причерноморья. Греки, сербы, болгары... Они образовали Конфедеративные Штаты Европы. В противовес ЕС. У них и флаг, как у южан, с Андреевским крестом. Там и республики, и королевства, и даже теократия есть. Государство-город Константинополь! Два квартала посреди Стамбула - наш "Православный Ватикан". Кстати, в том году они "уврачевали раскол"...
- Ладно, это все интересно, но он-то тут при чем?
- А вот, почитай. Смотри, узнаешь?
Да, не узнать было невозможно. Постарел, вместо правой руки биопротез, а на одном фото вообще пустой рукав за пояс засунут, но ошибки быть не может.
Это он. А на голове какая-то странная пилотка с двуглавым орлом, явно не российским.
-Читай,- повторила дочка.
"Вот уже свыше двадцати лет длится комедия абсурда именуемая Гаагским судом. Уже год, как нет с нами генерала Младича, приближается 72-й день рождения первого призидента РС доктора Караджича, а эта старая ведьма Карла дель Понте продолжает преследовать героев Сербии. Жертвой ее козней и клятвопреступления стал генерал-майор Драголюб МурАшкевич. Его обманом заманили в ЕС на лечение но, поставив биопротез правой руки, немедленно заточили в тюрьму..."
- Стоп-стоп, что это? Какой еще Драголюб?
- Мама, ты не в курсе. Там локальный конфликт, замешаны интересы ведущих держав мира. В Боснии нашли богатейшие запасы редкоземельных металлов, необходимых для постройки межпланетного корабля. Кажется, проект начался еще при тебе. Сейчас работы подходят к концу и у нас, и у англосаксов. Все это спровоцировало новую войну за раздел Боснии между сербами, хорватами и мусульманами. У всех сразу нашлись заступники, но все действуют втихаря. Очевидно, он поменял имя, и воевал там под видом серба. Но какая карьера! С нуля, за пару лет - уже генерал! Хотя нет, не с нуля...
- А может быть, ты ошиблась?
- Вряд ли. Вот посмотри, "Саjт за заштиту Драже Мурашкjевића". Видишь фотку "Дража са женом и кћерком"? Помнишь год, когда ее сделали?
- Еще бы...
- А вот тут и голос есть. Узнаешь?
Тут девушка включила ПроАмп и сильный мужской голос, не вовсе трезвый но очень знакомый, запел:
- Точно, он. Господи, восемь лет прошло! Или всего три? И увидимся ли еще? Ему ведь меньше пожизненного не дадут...
- Ну, не переживай. У тебя ведь есть я... А вообще я так думаю: за Богом молитва, а за царем служба не пропадет. Выручат!
- Что-то ты у меня стала какая-то чересчур религиозная, дочка...
- А как же? Иначе ведь не прожить... Иначе я давно бы свихнулась. Да и вожди наши не дают расслабится в этом плане, хотя сейчас нет уже такой истерики, как тогда. Но правда ведь...мы же с тобой кто? Раз уж посчастливилось нам родиться в России - глупо искать какой-то иной религии...
- Ладно, будет об этом. Я все не могу понять - пять лет! Как же это? Зачем?
- Все будет хорошо, мамочка. Ты у меня совсем еще молодая, а скоро я вообще стану старше тебя. Если так будет продолжаться.
- Лучше не надо...
Они говорили еще долго. Вспоминали прошлое - задумываться о будущем им пока было страшно. Слишком уж оно непредсказуемое. Нужно набраться сил, чтобы во всеоружии встретить новый день. А утро - оно, как известно, вечера удалее.
- Что-то мы засиделись, доченька. Давай пойдем спать.
- Хорошо. Я постелю тебе.
- Не надо. Лучше я тебе. А то ты, наверное, уже забыла, как это...
Наконец, она погасила свет.
- Ну вот и все. Слава Богу, я дома. Спокойной ночи, девочка моя.
- Спокойной ночи...
ПИТАНЬЕ ОПТУЖЕНИКА ДРАГОЉУБА МУРАШКЈЕВИЋА.
-... Кажите нешто о себи.
- Jа сам Драгољуб Мурашкjевић, генерал-маjор Српске Краљевске Гарде. Рођен сам 28 jануара 1969 године у Мрконић-Граду, соц.респ.БиХ. Учи сам школу, радио као ловац змиjа, служио у JНА. Ратовао сам у Босни
1992-1995 имао чин заставника, у 1993 оженио се Наташом Пловкић. После рата живео сам са породицом у Београду. Имам кћерку. У садашнем рату jа сам...
- Доста. Кажите, где jе Ваша кћерка?
- Сада она живи у Русиjи, у Москви. Она jе студенткиња Московског Државног Универзитета, факултета биологиjе...
- Ми имамо сведочанство, да у Вашом одреду ратовала jедна мала девоjчица, коjа се зове Алиса. То jе супротив чланака №...закона...
- Не знам никаквоj девоjчице.
- Ми имамо сведочанство, да Ви ниjе србин, него русин. Да живели неколико године у Америци па вратили у Русиjу после смрти Вашоj супруге.
- Не знам, шта ви кажете то. Jа мислим, добро бити србин, али ниjе лако, као што и бити русин. Срби и Руси су браћа заувек, у Словенству и Православљу. Jа никад нисам био у Америци, па моjа жена жива и здрава. Нека иду сви американци у пичку статуе Слободе!..
Свет в московской квартире и в гаагской камере погас одновременно, с поправкой, конечно, на разницу часовых поясов. Генерал Мурашкевич вытянулся на койке и задумался. Потом попробовал пощелкать пальцами протеза.
Не получалось.
Он стиснул зубы. Вот она, жизнь - не жизня, а б...!
Он завоевал любовь лучшей женщины в мире - и потерял ее. Сделал ослепительную военную карьеру - она заканчивается в этой камере.
Пожалуй, эти психи в Москве не так уж и неправы со своим ультраправославием. Что-то мало помогла ему "Светлая Сторона". Эх, да что там говорить...
И какой дьявол надоумил его ехать в Америку? Ну какой?! В памяти всплыло последнее их свидание. Тогда, в девятом году, он нелегально приехал в Россию. Уговаривал ее уехать с дочкой к нему. Ни в какую!
В полном отчаянии решился похитить - или ее, или дочку...
А тут эти чертовы кэгэбэшники - запихнули в самолет, и гудбай! Выдворили.
Он было и на нее грешил - думал, сама навела, решила избавиться.
А через три года...
Тогда он опять приехал в Россию. "Проводить расследование".
Вот тебе и расследование! Отправили лес валить под Иркутск.
Год отпахал, предложили записаться в штрафбат. Пошел - надеялся, убьют.
Как же! В первом же бою "смыл вину кровью", после второго получил офицерский чин. "Ваше благородие", тоже мне... На всеобщую мобилизацию царь не решался, боясь бунта, как в 1917-м, поэтому в армию брали только добровольцев - прости, Господи, всякую сволочь. Были, конечно, и идейные -мальчишки...
Армия существовала на подножном корму, зато чины и награды сыпались, как из рога изобилия, а спирт лился рекой.
Вот красных и прочих либерастов разбили, начался кипеж в Боснии.
И его туда. С тремя сотнями отборных головорезов. Из остатков разбитых частей и его ребят сербы сколотили Другу (Вторую) Вишеградску бригаду.
Командир - полковник Драголюб МурАшкевич. Маскировка, блин.
Смешные они все-таки, эти сербы. Полковник у них - "пУковник", полк соответственно - "пук". И это еще что! Скула у них - "Jагодица", гордость - "пОнос" ("гордост", правда, тоже говорят, а еще "дика"). А в медицинском смысле понОс - будет "прољив". А свояченица у них - "свастика", во как! Да, братья-славяне, сколько вас там
вместе с русскими? А, свеjедно, сколько б ни было, мы победим!
Только уже без генерала МурАшкевича, наверное. А жаль. Жао ми jе...
Только один лучик света среди всего этого окаянства - Аца.
"Не знам никаквоj девоjчице", как же! Разве можно такое забыть?
В тот день поручник Псарич (Сережка Псарев) сказал ему:
- Командир, тут какое-то чудо в перьях. Приехало на джипе и требует тебя...
Пошли. Действительно, стоит джип, ООНовский. А рядом она.
"Чудо в перьях" оказалось девочкой-подростком, на вид лет тринадцати, в камуфляжной куртке с чужого плеча и спортивных штанах. На ногах кроссовки, на голове пилотка-шайкачка. И огромные голубые глаза - как на иконе.
Или как в кино.
- Здравствуйте, я Аца. Аца Патакич, - чудо наконец представилось, разрывая неловкую паузу,- на самом деле джип не ООНовский, а мусульманский...
Из дальнейшей беседы выяснилось, что родом Аца из Черногории, что ее мама русская (отсюда, очегледно, и необычный для Черногории цвет глаз), что она пришла воевать "за Крст часни и Слободу златну", имея на это
родительское благословение, а муслиманский джип она угнала для уверения в своих способностях. А кто еще не верит, того она вызывает на поединок.
Любым оружием.
Желающих не нашлось. Очевидно, тяжелый армейский джип с пулеметом и связанным муслимом на заднем сиденье был весьма убедителен.
Что касается полковника, то его убедило совсем другое.
Но, как командир, он все-таки сказал:
-А что, Аца, если ты мусульманка и хочешь нас всех взорвать? Или украдешь чего-либо? Ну-ка скажи, которого числа Дьжюрджевдан?
- Шестого мая, господин полковник.
- А Савиндан?
- Двадцать седьмого января.
- А Архангеловдан?
- Двадцать первого ноября.
- Молодец. А теперь прочитай, пожалуйста, Символ Веры.
- Верујем у једнога Бога Оца, Сведржитеља, Творца неба и земље и свега видљивог и невидљивог. И у једнога Господа Исуса Христа, Сина Божијег, Јединородног, рођеног од Оца пре свих векова...
- Доста! - сказал полковник - Примамо те, мило чедо...
- Командир, ты спятил?,- крикнул Серега.
- Она же тебя вызвала...
- Я ей покажу - вызвала,- проговорил поручник, протянул руки, чтобы схватить девочку - и через секунду растянулся на земле. Солдаты закатились смехом.
- Правильно, Аца, так ему,- сквозь смех проговорил полковник
- Ну что, еще добровольцы есть?
Добровольцев не нашлось.
Ни разу никто в бригаде не пожалел, что Аца пришла к ним. Впрочем, Ацей девочку звали недолго. Имя было привычно для сербов, но резало слух русским.
Когда до них дошло, что Аца - это уменьшительное от "Александра", они стали было называть ее Сашей, но уже через неделю это прошло, потому, что к девочке
накрепко прилипло другое прозвище - Алиса. Так Ацу назвали потому, что больше всего на свете в моменты отдыха она любила слушать песни группы "Алиса". С собой она принесла старый-престарый плейер и пару кассет.
Какую же песню она особенно любила? А, вспомнил. Вот эту:
Она даже перевела ее на сербский, но он, увы, уже успел забыть перевод.
Постепенно и сербы стали называть ее Алисой.
Ну, а то, что "патак" в переводе на русский означает "селезень", полковник узнал уже под конец войны...
Алиса оказалась очень способной к разного рода разведовательно-диверсионным операциям. Но, хотя на рукаве ее куртки вскоре заблестели две звездочки, каждая за пять побед в рукопашной схватке, она не убила ни одного человека.
- День, когда мне придется убить, будет худшим днем моей жизни,- сказала она как-то командиру разведчиков.
- Худшим, зато не последним,- ответил тот.
- Может быть...
Позднее, правда, к звездочкам добавилась полосочка - нашивка за ранение.
Однажды она не вернулась из очередной акции. До вечера и потом, ночью, ее еще ждали, утром многие уже перестали надеяться, а к вечеру "соседи" сообщили, что "ваша девчонка в госпитале с ножевой раной". Она была в сознании, но молчала, и добиться от нее рассказа об обстоятельствах этой неудачи было невозможно. Ситуацию помог прояснить пленный муслим.
Он показал, что люди из его части действительно захватили девочку в сербской форме. А дальше произошло примерно следующее. Когда кто-то из мусликов рванул на ней куртку, она полоснула его притрятанным ножом по лицу. Тот взвыл и разжав руки, упал на землю и стал по ней кататься, а девочка вдруг
раcпахнула куртку и с размаху вонзив нож себе в живот, медленно опустилась на колени, а затем рухнула вниз, уткнувшись лицом в пыль.
Командир мусульман перевел взгляд с тихо лежащей девочки на стонущего от боли солдата. Затем он медленно расстегнул кобуру... прогремел выстрел.
- Гледаjте,- проговорил он,- тако буде са сваким... Ми нисмо банда од силовњака, него Алахови воjници! Хаjдемо,- и они ушли...
- Скажи, муслим, а если бы она этого не сделала - кто бы вы были?,- спросил полковник, немного успокоившись.
- Дайте закурить,- вместо ответа сказал пленный.
- Горане, дай ему. Слышь, муслим, я хочу доставить тебе перед смертью маленькую радость. Девочка-то жива.
- Правда?- удивился муслик, затягиваясь,- ну и живучие же вы, сербы! Как коты!
- А ты что думал? Чурка ты муслимская! К тому же ее мать - русская.Ладно, я сегодня добрый. По случаю чудесного спасения рабы божией... дарую тебе жизнь. Горане, отведи его в тыл. Пускай там копает. И молим те, постарайся его не пристрелить. А то знаю я вас, чертей неумытых! В прошлый раз не уследил, так тридцать человек на куски разорвали. А кому прикажете разбирать завалы? Мне?! Конечно, Горан, у тебя отец погиб в бою с ними, когда тебе и двух лет не было, я все знаю... но ты уж постарайся...
Впоследствии вокруг этого диалога вертелись, как Земля вокруг Солнца, все доводы гаагского обвинения.
Дней через десять она вернулась. Точнее сказать, сбежала из госпиталя.Он знал заранее, что должен ей сказать. Он это и сказал.
- Если вы прогоняете меня,- сказала она со скорбью в голосе,- в таком случае мне придется действовать на свой страх и риск...
- Алиса, но это же несерьезно. Ты сама понимаешь...
- Если я виновна в чем-либо - расстреляйте меня. Только не прогоняйте.
Тогда полковник натравил на нее отца Момчилу - бывшего рок-музыканта, а ныне военного священника. "На тебе, Аца, грех самоубийства. А вместо епитимии назначаю тебе возвращение домой."- заявил тот.
- Но я и не думала себя убивать!- воскликнула Алиса, чуть не плача.
- Я ведь жива! Это была всего лишь имитация!
- Ничего себе имитация! Если бы я верил в случайности, я сказал бы, что твоя жизнь не стоила тогда и трамвайного билета. Но я верю в Бога, поэтому еще раз говорю: иди-ка ты домой!
- Скажем так: " это была военная хитрость". Удавшаяся. И потом, в истории церкви тоже были подобные случаи...
- Что-то не припомню! И не видел, и не читал...
Их теологическая дискуссия длилась больше часа, закончившись вничью.
Но отец Момчило нашел, что посоветовать полковнику.
- Ладно, Алиса, оставайся,- сказал тот.- Но на акции посылать тебя мы больше не будем. Судя по тому, как ловко ты изобразила самоубийство, не задев ни одного жизненно важного органа, ты неплохо разбираешься в анатомии. Назначаю тебя полевым хирургом.
- Слушаю, господин полковник!
- Если понадобится помощь, обращайся прямо ко мне. Постараюсь помочь, я сам в свое время разбирался...
- Спасибо, господин полковник. Скажите, а анестезия у нас есть?
- Анестезия? Только ракия - она же дезинфекция. И еще трофейный ганджубас...
- Очень хорошо,- сказала Алиса.
Война подходила к концу. Вмешательство держав облегчило этот процесс, и переговоры между враждующими общинами были в самом разгаре.
Но на фронтах не стихали бои - каждый старался закрепить дипломатические победы победами военными. Габсбугская Хорватия, заняв большую часть Герцеговины, готова была предложить сербам општину Грахово, и даже город Книн в обмен на помощь в борьбе с мусульманами за деблокаду ряда хорватских территорий. Мусульмане же готовились к обороне основных месторождений. Хотя их вожди все еще стремились овладеть всей Боснией, Турция и Республика Халифат, прежде всего нуждаясь в руде, ибо их нефтяное могущество
слабело год от года, начали переговоры с ЕС, Россией, англосаксами и конфедератами о "справедливом разделе" Боснии.
Теплым апрельским днем полковник обратился к бригаде с речью.
Зачитав перед строем совместное обращение короля Сербии и президента РС к войскам и народу, он объявил бригаде о готовящемся решающем наступлении:
- Наша задача - атаковать и занять высоту Заглавак. Нас поддержит чета из состава специальной бригады. Также будет мощная артиллерийская поддержка. Сви срушим, - он на секунду замолчал, обвёл внимательным взглядом строй добровольцев и сказал: - Помоз Бог jунаци!
- Бог ти помогао! - ответил строй...
...Полковник вздрогнул. Даже сейчас , в камере, он не мог заставить себя не думать о том разговоре. Ему казалось, что он снова слышит ее голос, как в тот вечер перед последним своим боем...
- Господин полковник, разрешите обратиться?
- Слушаю тебя, Аца,- вполголоса ответил он.
- Господин полковник, я должна быть там...
- Где "там"?
- На Заглавке...
У командира перехватило дыхание. В самое пекло! Кого - ее?
- Нет, Алиса, нет. Я не пущу тебя, и не проси. Если с тобой что случится - я этого не переживу. Я застрелюсь...
- Что вы такое говорите, господин полковник! Мы должны быть там! И мы там будем, даже если Вы останетесь один. Или я одна.
- Пойми, Алиса... Ты - самое дорогое из того, что осталось мне в моей паскудной жизни. Знаешь, ты очень похожа на мою дочку, только она постарше. И еще на одну девочку, которую я знал... раньше.
- А где же они сейчас?
- Где моя дочь, я и сам не знаю, а та девочка... она умерла.
- Господин полковник... вы - ошибаетесь.
Он не сразу понял, что она сказала. Взглянул ей в глаза в поисках ответа, но она опередила его.
- Чича Дражо,- голос ее звучал совсем по-детски,- разрешите мне идти. Со мной ничего не случится. Ничего!
На заре следующего дня Вторая Вишеградская заняла исходную позицию для атаки.
Полковник еще раз окинул взглядом строй четников и добровольцев, увидел среди них Ацу, и отвел от нее взгляд, досадуя на себя за то, что позволил ей идти. И все-таки, что бы это значило? Те ее слова?
Строй разомкнулся, и вперед вышел отец Момчило. Полковник отступил в сторону
- Доле капе!,- скомандовал священник,- Шапки долой!
Обнажив головы, четники повторяли слова молитвы. Некоторые опустились на колени
Но не все. Кто-то стоял, кто-то, как и Аца, сидел на корточках.
Все же сербы гордый народ, на колени становиться не любят...
- Пошли,- вполголоса сказал полковник.- Без команды не стрелять, как бы они ни крыли.
Кто выстрелит, получит два наряда вне очереди. Поручник, смотри...
Они пошли. Молча, бесшумно приближались к цели. К смерти...
Командант осмотрелся по сторонам. Вот, сложив на груди руки, идет поп Момчило.
Вот Сережка Псарев с невесть откуда взявшейся шашкой в руке, на острие клинка он нацепил зачем-то свою кепку. Вот заставник Урош Дренович несет черное знамя с "Веселым Роджером" и девизом: "С ВЕРОМ У БОГА- СЛОБОДА ИЛИ СМРТ!"
А вот и Алиса...
Каппелевцы, мелькнуло в голове у полковника. Сейчас начнется...
Началось! С вершины Заглавка грянул одиночный выстрел, и кто-то из сербов, схватившись за грудь, осел на землю. Следующий залп утонул в пронзительном визге муслимов - АллахуАкбар!!!! Еще через секунду в ход пошли гранатометы.
- Огонь!,- скомандовал командир вишеградцев.
Словно услышав его, откликнулась сербская артиллерия. Несколько снарядов, пущенных поверх голов наступающих, разорвались на вершине.
- Краљевски четници и добровољци,- закричал полковник,- напред! За Србиjу!!
- Бей турок!,- подхватил кто-то.
- Ура!!!
Они перешли на бег. До вершины, до муслимских окопов было уже метров тридцать.
...Когда рядом с полковником разорвалась мина и взрывная волна ударила его в правый бок и плечо, последнее, что он слышал, был пронзительно-звонкий, отчаянный крик - "На нож!!!" Подхваченный четниками, он превратился в яростный, более мощный, чем артиллерийская канонада, напоминающий завывания волчьей стаи вопль...
Через час вишеградцы занимали брошенные мусульманами окопы и готовились к возможной контратаке, но Алисы с ними уже не было. Раненого командира отправили в тыл, а она сидела рядом с ним в кузове грузовика и,сложив на колени руки, тихо, по-детски плакала, вытирая слезы шайкачкой. Но ничего этого полковник
Драголюб МурАшкевич уже не видел.
Потом она навещала его в госпитале, говорила о новых биотехологиях, потом был прием у короля и золотые генеральские погоны, один из которых, правда, свисал с пустого плеча на одной пуговице, потом венская клиника...
А теперь вот эта камера. И тишина...
И все-таки что означают ее слова? И кто она сама? Неужели...
Тамо далеко, далеко од мора,
Тамо е село мое, тамо е Србия... "Словом не кривить, ладить напрямик
Песнями латать души горемык
Сердце сокрушать как луну заря
Научи меня Родина моя..."