Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава

4. "ОНА ИЗ КОНОТОПА"

Тропинка не обрывалась. Она разветвлялась, и путей
оказалось так много, что даже голова кружилась.
Но дорожки все были какие-то разные.
Она ступила на одну из них.
Максим Терляев. На смерть Кира Булычёва
Нас не пронять ни тайной звёзд, ни свежей мыслью
На перепутье дней и снов, судов и судеб.
Мы оставляем право выбора Алисе -
Люди, люди...
Николай Светлов
Сколько троп и дорог
Для меня заплелись в одну.
Я иду по своей земле
К Небу, которым живу.
Константин Кинчев. Трасса Е-95

Само появление гостьи шокировало Алесю гораздо меньше, чем маму. Существование Алисы как литературного персонажа её юная прабабушка заново – нет, скорее впервые - открыла для себя всего за час до того. Будь она героиней любимых книг, психологический барьер оказался бы почти непреодолимым. А так... да, она твоя правнучка, да, ей ещё только предстоит родиться спустя сто двенадцать лет. Ну и что? Если ты только вчера перестала верить в сказки и тайком от одноклассников всё ещё безоговорочно веришь фантастике, подобные вещи запросто принимаются как данность.

Тягостную атмосферу создавало другое. Какая-то едва заметная, но угрожающая трещина возникла между ней и Наташей. Вот ведь как получается: была просто мама, от которой Алеся никогда ничего не скрывала - не было повода. Подчас суровая, всегда бескомпромиссная, справедливая - по крайней мере, полностью соответствовала Алеськиным представлениям о справедливости. И вместе с тем - такая открытая, уж у неё, казалось бы, не может быть никаких тайн. И вдруг оказывается, что она, по сути дела, ничего не знала о маме, о её прошлом. Вот те на - суперзнаменитость, культовая личность союзного масштаба...

Странно, что она ничего подобного не помнила. Вернее, не придавала значения тем ниточкам, гиперссылкам на эти страницы маминой биографии, которыми оказались плотно нашпигованы долгие одиннадцать лет её жизни и которые память сейчас услужливо выстреливала одну за другой.

Уголок в парке вдоль набережной - там сейчас всё танками изрыто, и облагораживать эту огромную территорию никто не спешит - сажали рябины, камень с табличкой устанавливали... Несколько раз она, то с папой, то с бабушкой, оказывалась здесь в шумной и беспокойной толпе слегка подвыпивших людей, где на какое-то время становилась центром всеобщего внимания. Её это не то чтобы смущало - маминых комплексов, к счастью, не унаследовала, - но надоедало чрезмерно.

А ещё раньше (да что за свойства у этой памяти - разматывается, словно клубок, когда уже и не хочешь, подавляя ненужными воспоминаниями, казалось бы, пустяковыми, приятными даже, только вот слишком их много и все сразу... всплывают, не оставляя место ни для чего другого!) папа любил гасить семейные конфликты или просто разговоры на повышенных тонах примирительной фразой: "Ладно уж, замяли... секс-символ поколения..." Мамино лицо после неё неизменно тускнело, усталые глаза, резиновая усмешка: "Дурак ты, Полковник, и шутки у тебя дурацкие!" Этот обмен репликами стал каким-то привычным ритуалом, а слово "секс-символ" звучало так чарующе в своей непонятности, что трёхлетняя Алеся его моментально выучила. (А у вас разве не так было? Вспомните любой отрывок из "Айболита"... Что сразу на ум пришло? Перечень болезней и африканских названий, да?) Как-то при гостях сболтнула, да ещё в свой адрес - тут традиция и пресеклась... Правда, и её отшлёпали. А зря: только зафиксировалось в памяти!

И со всем этим оказывались связаны какие-то малопонятные, но вполне политические намёки, от которых и на улице-то следует удаляться, ускорив шаг. А тут слышишь их от родной мамы в собственной квартире...

Поэтому и к Алисе у неё начали складываться противоречивые чувства. Девочка видела, что Наташа относится к гостье с каким-то особым трепетом, отчасти даже заискивающе. Понять, что творилось у мамы в душе, она, конечно, не могла - ей было невдомёк, из какого запутанного клубка чувств и эмоций тянулась эта линия поведения. Мистический страх перед открывшимся Грядущим, когда невыразимая истина трансцендентного снимает со стенок накипь мировоззренческой и житейской определённости, фальшивый опыт и грязь застарелых ошибок, погружая в глубины молчаливого созерцания. Бережная забота о необычайно дорогом и необычайно хрупком сокровище, которое вдруг доверила тебе судьба. Горечь всех негативных моментов, связанных с именем Алисы, - горечь, многократно усиленная неожиданным и невероятным известием о том, что жизнь твоя, оказывается, откорректирована загадочным "проектом", цели которого пока ещё очень туманны, что нормальным сценарием твоей судьбы - тихими, мирными денёчками никому не известной девчонки в белорусской столице - пожертвовали ради неё, Алисы. И дело не в самой жертве, а в том, что её принесли, не спросив Наташу (она, разумеется, согласилась бы, но речь-то не об этом!), решив всё за неё. Разве не могли ей сразу всё рассказать, хотя бы через Булычёва? А вместо этого подключили к проекту вслепую, как безвольное орудие!

Хотя нет, не вслепую...

Алеся же могла обозреть лишь верхушку айсберга - и блеск этой ледяной глыбы пробуждал в ней обычные комплексы единственного в семье ребёнка. Она начинала ревновать маму к Алисе, к их отношениям, сложившимся, оказывается, задолго до её рождения. Полоса отчуждения пролегла между ними раньше, чем они успели по-настоящему познакомиться.

Зато с Алисой литературной она сразу же подружилась. Среди ночи зажгла свет - и как принялась за "Путешествие", так и не смогла оторваться. Лишь сердитый мамин голос с порога комнаты вернул её на Землю из системы Медузы. Но на радикальный шаг не пошла - книжку отбирать не стала; так что Алеся всё равно заперлась с ней в туалете и не вышла, пока не дочитала.

А утром выбраться из-под тёплого и уютного одеяла оказалось не так-то легко. Торопливо одевшись и всё ещё цокая зубами, пока восстанавливался температурный баланс, Алеся вошла в гостиную.

Алиса прямо в короткой ночнушке сидела с ногами в кресле и читавала что-то явно булычёвское. Вдумчивее, чем вчера, словно пыталась извлечь какую-то информацию, спрятанную между строк... Погрузилась в чтение, совершенно отключилась от окружающего мира, Алесю не замечала.

А они и правда похожи! И внешне, и привычками.

- Доброе утро... А мама уже ушла?

- Угу. Просила тебя разбудить, напомнить, что тебе тоже в лицей с утра.

- Ничего, сегодня начнут без меня. Там к одному товарищу воспитательные меры надо применить.

- Алеся, а можно компьютер включить? Я вчера повесть не дочитала.

- Нет уж, оденься сперва. Вот, всё моё барахло в твоём распоряжении. А потом - завтракать.

- О, сразу чувствуется прабабушка!

- При чём тут это, - наморщила нос Алеся. - Ты гостья, за тобой надо ухаживать.

- Это как в больнице? – Алиса было усмехнулась, но вдруг наткнулась на обиженный Алеськин взгляд. – Зачем за мной ухаживать?

- Ну как же? Так заведено!

Теперь обиделась Алиса.

- Странные у вас обычаи гостеприимства. У нас гость должен чувствовать себя как дома. А не сковываться никчёмной опекой.

- А что, разве твои родители тебя не опекают?

- Больше, чем следовало бы.

- Вот видишь! А говоришь, у вас по-другому.

- Да… Только я не дома. Вы с мамой мне, конечно, не чужие, но... Да ты сама, наверное, понимаешь.

Голос девочки слегка задрожал. Она поспешила отвернуться к раскрытому шкафу, стала перебирать Алесины домашние вещи, подыскивая подходящие.

Плачущей Алису никто никогда не видел - даже домашний робот. Но и в подобной переделке она оказалась впервые. Из исторической литературы она знала, что в метрополитенах когда-то была такая надпись "Нет выхода", которую кое-где по настоянию психологов заменили на оптимистичное "Выход с другой стороны". Вот найти эту самую другую сторону, хотя бы приблизительно сориентироваться, и не удавалось, так что голова пухла от каверзной задачки, которую подбросила жизнь. Отчаиваться не в характере Алисы, но сидеть сложа руки, пассивно выжидать она тоже не умеет.

Но ничего другого пока не оставалось.

Алеся тем временем отправилась на кухню сооружать нехитрый завтрак - кефир и "блинчики с творогом" из микроволновки. В действительности для их приготовления использовался тёртый сыр сулугуни, завёрнутый в тонкий армянский лаваш. Из-за кавказской напряжённости, вылившейся в окончательную утрату Кавказа для Свободного Союза и депортацию "чёрных" за пределы исторических российских губерний, всякие там хачапури, чебуреки, шашлыки и - страшно даже произнести - люля-кебаб объявлены такими же подрывными, непатриотическими и опасными для физического и нравственного здоровья блюдами, как глобалистские пицца или гамбургер. Пиццерии, как выяснилось, легко переоборудуются в расстегайницы, а в большинстве случаев оказалось достаточно просто сменить название. Армянский лаваш был переименован в неслыханную прежде "заготовку для блинчиков", а сулугуни - в твёрдый солёный творог. При этом, правда, то и другое заметно упало в качестве. И вовсе не потому, что шекспировская героиня заблуждалась насчёт розы. Связь между знаком и денотатом, скажу вам по секрету, всё-таки конвенциональная, а не онтологическая (хотя российская наука тех лет утверждала обратное и шерстила окопавшихся в своих рядах криптососсюристов). Здесь на самом деле другие факторы действовали. Какие именно, вы и сами знаете, если когда-нибудь жили в Свободном Союзе. Или хотя бы в Советском.

- Вот и я! Тебе помочь?

Однако вкусы и понятия о моде у них там интересные! Хлопчатобумажная блузка в горизонтальную бело-зелёную полоску с длинными рукавами сочеталась с рыжими вельветовыми шортами более чем необычно. Зато теперь Алиса выглядела совсем как на иллюстрациях Евгения Мигунова. И на мамину героиню в фильме чем-то похоже, когда она в квартире Юли Грибковой. Только вот при одном взгляде на её голые, не по-весеннему загорелые коленки всё тело покрывалось гусиной кожей. Что она, совсем холода в квартире не чувствует?

- Не надо. Садись.

- А можно я с тобой на биостанцию пойду? Не хочется в квартире одной оставаться. Веришь ли, никогда не боялась одиночества, но здесь одиночество другое. Какое-то зловещее.

- Выдумываешь ты всё, Алиска. Ничего тебе у нас дома не может угрожать.

- Понимаю. Но раньше одной было спокойнее. Даже в открытом космосе, и в пустынях Шаакрса, и в тюремных камерах.

Ах, Алиса, что-то с тобой и вправду не то творится. Когда это ты признавалась в таких вещах?

- Да без проблем. Пойдём, если хочешь. Посмотришь, куда наука за сто двадцать лет вперёд ушла.

- То есть, откуда? - лукаво улыбнулась Алиса.

- Ну да. Всё познается в сравнении… Куда же ты прыгаешь? - Алеся едва удержала двумя вилками Алисину порцию, выкладывая её на тарелку.

- Горячий ещё... Алиса, а брамбр... брам-бу-лет - у вас действительно есть такое блюдо?

- Название Булычёв, конечно, выдумал. Смешно звучит, хотя и по-индийски немного. А генетически модифицированные мангостаны действительно жарятся на петеяровом масле. Только это ещё полуфабрикат. Они за пять минут термообработки расползаются в пасту, схватываются и сворачиваются в трубочку. Её и наполняют самой разной начинкой.

- Вкусно?

- Мне нравится. Можейко, наверное, пробовал, но рецепта до конца не дописал. Хронобезопасность ведь. А может быть, и сам не знал.

- А ты на самом деле принцесса?

- Наверное, - скучным голосом ответила Алиса, царапая ножом по тарелке. - Императрица Моде перед смертью пожаловала мне этот титул. Но по законам планеты A5-XXV новая династия должна быть ещё утверждена парламентом. А я, как только заварушка закончилась, сразу полетела на Землю, в МИВ. Письмо восстанавливать. Так что не знаю, принцесса я официально или ещё нет.

- А что, могут не утвердить?

- Утвердят, и мнения моего не спросят. Наследник престола у них отречься не может - только после коронации. Впрочем, утверждать-то теперь некого!

- Да ладно, ты ещё вернёшься домой.

- Твои бы слова да согласовать с объективной целью Вселенной...

- А разве нет? Я, конечно, не такая умная, как ты, но смотри: если Вселенная, как ты говоришь, устойчивая система, а они её смогли изменить, а мы хотим только восстановить как было...

- Правильно рассуждаешь. "Ведь океан-то с нами заодно".

- Ну так...

- Один только нюанс: я понятия не имею, что для этого надо делать.

- Для начала, наверное, "их" найти?

- Продолжай, продолжай...

- Ну, не знаю. Но в Институте времени, знают, наверное. Эти книги о тебе - они же не для того написаны, чтобы крокров напугать.

- Зачем их пугать? МИВу как раз было бы выгодно, если бы они не слишком осторожничали и засветились.

- Так и я об этом! И разве маму нельзя было сделать знаменитой как-нибудь иначе, не в твоей роли? Получается, что главная цель проекта в другом.

- Да, я об этом думала. Только понять её, цель эту, не могу пока. А главное - что мне в такой ситуации надо делать?

- Но тогда должен быть намёк в самих книжках? Или в фильме.

- Может быть. Но тогда он слишком хорошо спрятан. Это и понятно: надо ведь, чтобы пираты его не разглядели.

- А разве они знают, что ты отправилась за ними?

- Не должны. И лучше, если бы у них такая мысль не возникла. Поверь, они совсем не такие смешные, как у Булычёва.

- Алиса, а как у вас... Ой, да ты ешь, не отвлекайся на мои расспросы! Мне-то, понятное дело, интересно, - но я тебя уже замучала, наверное?

- Ничего. Вот маме твоей, судя по всему, от зрительских вопросов действительно отбоя не было. Не завидую я ей!

- А кстати, смотри... Если эти книги в нашем времени уже есть, а ты всё-таки родишься, то получается, что ты прославишься ещё за полтора столетия до своего рождения?

- Надеюсь, их к тому времени забудут. Или временщики позаботятся.

- Не надо! Они такие классные.

- Да, только для меня это жизнь, а не литература.

- А разве бремя славы так тяжело?

- Это ты у мамы спрашивай, а не у меня. В малых дозах приятно, по себе знаю. Но на Дроне меня фанфары с непривычки утомили, а с A5-XXV я рада была улизнуть под шумок. Пусть Лара славу расхлёбывает. На самом-то деле планету в конце концов она спасла, а не я. Вот ей бы и корону носить.

- А кто такая Лара?

- Космический археолог Лара Коралли-Крофт. Мы на Колеиде познакомились. Я тебе потом о ней рассажу.

Алеся уже допила свой кефир и теперь что-то чертила на салфетке тыльной стороной вилки.

- Всё равно не понимаю. Пусть даже удастся разрушить планы пиратов. Что дальше? В 2120 году рождается моя правнучка. Её зовут Алисой Селезнёвой. Но ведь она будет изучать в школе совсем другую историю наших лет, её прабабушку зовут иначе, чем твою, в ней, возможно, будут узнавать героиню старых детских книжек, которых в твоём мире не было... Какое же она имеет отношение к тебе? Той тебе, с которой я сейчас разговариваю?

- А для этого, по Достегаеву (а он свои выкладки обосновал строгими математическими расчётами), необходимо, чтобы с ней произошли те же события, что и со мной. В крайнем случае, она просто должна отправиться в прошлое из того же самого времени и в ту же точку, что я. Тогда я по возвращении попадаю в её мир - то есть, он такой же, как мой, но с небольшими сдвигами в прошлом. Вернее, мы обе туда попадаем. Две памяти, две нити пережитых событий в одном сознании. Брр... При этом моё реальное прошлое останется существовать только в моих воспоминаниях. "Чей же это был сон?"... Но такая перспектива - лучшая из всех возможных.

- Интересно. Наши фантасты до такого, кажется, не додумались.

- Эх, хотела бы я, чтобы это и для меня было только фантастикой.

- Али-и-ис, ну, не обижайся! Я же не хотела...

- Я и не обижаюсь.

Она и в самом деле не обижалась.

А с чего, спрашивается, обижаться?

Во всех обитаемых мирах Галактической Конфедерации детей с младенчества воспитывают в духе толерантности. Это не значит, что всех и вся приводят к общему знаменателю. Никому не вменяется в обязанность соглашаться с мнением или поступками другого, принимать его взгляды на жизнь или образ мышления. Не запрещается, впрочем, и активно пропагандировать свои. Каждый при любых обстоятельствах совершает свой свободный выбор. Общей нормой для всех планет, для всех народов и культур на каждой планете считается одно: уважать и любить другого именно за то, что он другой. Ценить в нём то, чем он отличается от тебя. Единство, как известно каждому в Конфедерации, не только не противоречит многообразию - именно многообразием оно и создаётся. Об этом ещё апостол Павел писал. Где единообразие и уравниловка, там нет ни единства, ни равенства.

Ксенофобия считается одной из наиболее тяжёлых форм социально-этологического расстройства. Как, например, трусость или зависть. Из этого вовсе не следует, что на всех планетах подобные явления будут чем-то исключительным, диковинкой, на которую все спешат поглазеть, как в зоопарке. Увы. Эпидемии гриппа, например, тоже охватывали порой на рубеже тысячелетий целые города. Но как бы широко ни распространялась болезнь, нормой она не становится. Весь уклад галактической жизни, межпланетных отношений, экономики и культуры препятствует развитию таких нехороших качеств. Ни завистнику, ни расисту там не ужиться. Ничего страшного с ним не случится - просто вылечится. Постепенно.

Общество таких не отторгает. Наоборот, окружает усиленной заботой и вниманием, поддерживая в преодолении порочных наклонностей, мешающих полноценной жизни и счастью творческого созидательного труда. И это срабатывает. Хотя борьба может быть нелёгкой. У каждого по-своему.

Населяют Галактику очень разные народы. Даже такие близкие к землянам расы, как портотеррийцы или вестериане, довольно сильно отличаются от них мышлением и психологией. И друг от друга тоже.

Причём такие различия обусловлены, как правило, не биологическими, а социальными факторами.

А значит, коммуникационный барьер между тобой и твоими предками может быть выше, чем в общении с современниками с другой планеты Конфедерации. Это так или иначе приходится учитывать. Тем более, что Алесе сейчас тяжелее, чем ей. Что противоестественней: ровесница-прабабушка, которую ты не застала, которая носила другое имя, но всё-таки была - или потомок, девочка, которая ещё не родилась? А судя по всему, и не родится. Гостья ниоткуда. Словно действительно ожил литературный персонаж.

И все эти вопросы, которыми она сыплет, словно из прорвавшегося кулька - они ведь не от любопытства. Алеся, может быть, неосознанно для себя самой, пытается разрушить это средостение между собой и гостьей, связать взаимоотторгающее. Молодчинка она всё-таки!

Потом Алиса зацепилась за кипу газет, хмурилась, просматривая их, и невозможно было понять, что она теперь думает. Морщинка ползла к переносице.

В лицей отправились не торопясь. Алиса была одета в Алеськины вещи, но очень простые и невзрачные - сама выбрала. Выглядела в них этакой провинциалочкой. Зато её спутнице удалось вчера отстоять перед мамой свою лёгкую короткую куртку с фенечками - правда, ценой дополнительной кофты и колготок. Ну, и вместо бейсболки - черная полушерстяная бандана с яркой вышивкой. Тоже круто. В общем, сейчас их с Алисой точно не спутали бы.

Но удивительное дело: даже в своём скромном прикиде Алиса держалась гораздо уверенней Алеси. Пусть всё для неё было в диковинку - шум машин, уличные пробки, людской поток, прокладывающий русла по тротуарам, таким же серым, как и сама толпа - её это не подавляло. Ха, подавишь такую! Вертела головой направо и налево, словно пыталась вобрать в фокус своих больших, широко распахнутых глаз всю панораму улицы. Молча, но громко смотрела в лица прохожих - они почему-то неизменно отворачивались от её прямого взгляда. А её это не смущало, знай заглядывала им в глаза, в самые глубины зрачков, словно пыталась проникнуть ещё дальше. Понять, чем живут они, чем дышат, какое бремя клонит их к земле так заметно, отчего так серы и понуры их лица с потухшими взорами. Она уже жила этими лицами, этими странными шумами, запахами, голосами. Они пьянили её, и земля убегала из-под ног, кружа в безумном, диком хороводе серые монолиты обшарпанных зданий.

Сколько бы времени ни довелось провести ей в этом мире - она должна стать его частью. А разве можно иначе?

И - вопросы, вопросы, вопросы... Теперь пришла Алисина очередь их задавать.

И её вопросы почти всегда ставили в тупик.

На станции Алесю встретили радостно, хотя и настороженно. Работа кипела вовсю.

- Это Алиса. Моя двоюродная сестра из...

- Из Конотопа, - подсказала Алиса. - На каникулы приехала.

- Ка-а-к? - Лёшкины брови почему-то поползли вверх.

Подозрительно...

- А что, мы разве встречались? - Алиса умышленно процитировала фильм. Мало ли? Кто-то ведь должен его помнить.

- Да нет. Странно просто.

- Что же тут странного? - вмешалась Алеся, уводя гостью в сторону и заслоняя её собой от неумеренно любопытного друга.

- У тебя ведь белорусские корни. А Конотоп - это, кажется, Украина?

- Это по маминой линии, - девочка многозначительно подмигнула Алисе.

Родик даже не оторвался от компьютера, над которым склонился с обречённым видом. Алеся вспомнила про мобилку.

- Подвинься, пожалуйста, - ящик нужно открыть. Над чем работаешь, что так истово машину терзаешь?

- Да всё то же. Метаболизм рассчитываю. Не выходит никак.

- Ага. "Чудовищна пытка бобровым мозгам: считал, а итог не сходился", - насмешливо продекламировал Лёшка.

Алиса радостно обернулась в его сторону:

- Это Кэрролл, да?

- М-м... наверное. Папа часто цитирует.

- Вообще-то настоящий учёный не станет использовать цитату, не уточнив первоисточник. А я было хотела тебя спросить, чей перевод. Мне такой не встречался.

"Ай да правнучка! - тихо ликовала Алеся. - Попускать квалифицированно умеет. А с виду такая тихоня!"

- Давай я посмотрю? - предложила Алиса Родику.

Тот недоверчиво уступил ей место.

С интерфейсом ProLom'а Алиса успела познакомиться вчера вечером, когда читала с монитора "Город без памяти". Честно говоря, она бы вряд ли так быстро научилась в нём ориентироваться, если бы не дедушка Аркаши Сапожкова. Он пользовался программой "Славянская Библия для Космонета". Модули к ней существовали, наверное, на всех языках Галактики, включая мёртвые, искусственные и два языка, которые ещё не появились - их изучил археолог Рррр во время своего визита в XXIV век. Но внешний вид программы, её плоское двумерное окно, внутри которого открывались дочерние окна с текстом, был презабавен! Алиса, хотя и не любительница антиквариата, как-то попросила показать, как с этим можно работать. По словам Аркашиного дедушки, ядро программы было написано ещё в конце прошлого тысячелетия в Донецке с использованием легендарной системы программирования Borland C++ и с тех пор не перекомпилировалось, хотя теперь к нему, конечно, требовался эмулятор Windows. "Она даже под Windows 3.1 будет работать!" - уверял дедушка. Приходилось верить ему на слово, так как подтвердить это экспериментальным путём не было никакой возможности. Он считает, что так и должно выглядеть гравитонное издание вечной Книги. От этих кнопочек и выпадающих меню, от текстовых подсказок внизу главного окна веяло неподдельной стариной. Почти Гуттенбергом.

- А что это за система записи?

- Это ТеХовские исходники, - Лёшке вновь удалось оседлать снисходительный тон. - Надо вывести в другом окне на просмотр.

- Зачем? И так всё понятно. Вполне прозрачный синтаксис.

Пальцы Алисы бегали по клавишам уверенно, но с какой-то дрожью. И давила на них с силой явно большей, чем требуется. Родик, наверное, печатал бы так на массивном "Ремингтоне" столетней давности. Тут ведь от одного внешнего вида растеряешься.

А к "мыши" она вообще не притронулась.

- Вот и всё. В трёх местах были ошибки. Точнее, элементарная невнимательность. У меня такое тоже бывает.

- Здорово! - громко прошептал Лёшка. - А что, в Конотопе все так могут?

- Ну, во-первых, у нас все разные, - ответила Алиса и посмотрела на него выжидающе.

Тот отвёл взгляд.

И всё равно Алисе казалось, что фразы из Фильма ему знакомы.

Алиса вскоре поняла всю нелепость своего положения. Ладно, Алеся с Родиком взяли на себя роль экскурсоводов - а что дальше? Каждый занят своим делом, а тут она как снег на голову - уделяй ей внимание. Девчонки действительно общались с ней приветливо, но прохладно. И впрямь: явилась тут в преимущественно девичий коллектив, начала с порога демонстрировать свои - надо отдать должное - незаурядные способности, пацанов сразу вокруг себя сгруппировала... Скромнее надо быть - люди потянутся.

Да и без того в группе ощущалась какая-то напряжённость. Разговор о переназначении старосты вчера зашёл слишком конкретный, чтобы заглохнуть просто так. Эта конотопская кузина оказалась весьма кстати - при ней Алеся явно не собиралась устраивать разборок. Но отложить - не значит отменить. Понятно, что всё выльется в комедию. Все проголосуют за неё, а самоотвод в таких случаях не предусмотрен. Стоит ли сыр-бор разжигать? И, откровенно говоря, пора уже завязывать с этими атавизмами демократии-анархии! Что за анахронизм под сенью такого солидного учреждения?

Сама же Алеся очень удивилась бы, напомни ей о вчерашнем конфликте. Не до того было. Всё казалось таким мелочным, незначимым и пустяковым. Осталась какая-то горечь в отношениях с Лёшей - но тут уже вопрос запутанный. С наскока не решить.

И вообще, её как подменили! Ребята просто диву давались - чем дальше, тем больше. Алеська не сковывала себя обычными рамками, без которых в формальной обстановке чувствуешь себя неловко и неуютно. И это было здорово.

Само присутствие Алисы благотворно сказывалось на старосте.

Хотя с Алиской зачастую совсем непросто. Честное слово!

А каково было с ней Алесе...

- Можно тебя на минутку? - Алиса дёргала её за рукав. Глаза были круглыми и удивлёнными.

- Я тут твою статью в стенгазете прочла. Извини, конечно, но это же полный бред!

Алеся некоторое время подумала, обидеться ей или рассмеяться. Лучше всё-таки не то и не другое, а попытаться объяснить элементарные вещи.

- Во-первых, подобные мнения у нас не принято высказывать. Особенно в такой откровенной форме.

- Почему?

- Ну, человек может обидеться.

- А разве на правду обижаются? Или пусть даже на ошибочное, но искренне высказанное мнение?

- Ох, трудно тебе, наверное, было с Птицей на Навсикае общаться...

- А это здесь при чём?

- Да так. Вспомнилось просто. Пойми, правда обидна в двух случаях: когда человек её и так знает, но хочет, чтобы она осталась неизвестна другим. Или когда он её не знает и ему открывают глаза.

- Понять это действительно сложно. Но впредь буду учитывать, спасибо. Как говорят у нас в Конотопе: "Що край, то звичáй". В очень вольном переводе: "Что ни время, то проблема". Рифмочка не ахти, но зато чистая правда.

- Во вторых, - и это очень важно! - о политике в таких выражениях нельзя не то что говорить, но даже думать.

- А у вас что, есть эти мифические "миелофоны"?

- У нас есть люди, которые умеют читать по глазам. Они ещё красные книжечки с собой всюду носят. Вот здесь уже не обида, а куда более серьёзные последствия могут быть.

- Но ведь ты же своя!

- Спасибо за доверие, конечно, но сдерживать себя надо всегда и со всеми. И потом, у стен есть уши. У любых.

- Странно. Если человек ограничивает себя в общении, он обречён на ущербное существовании.

- Общество важнее отдельного человека, - отчеканила Алеся с полной уверенностью в своей правоте.

- Сомнительный парадокс. Разве можно противопоставлять одно другому?

- У нас это не парадокс, а аксиома. Если в обществе есть проблемы и о них постоянно говорить, они только обостряются. И это не идёт на пользу обществу. Отечеству, в конечном итоге.

- А если не говорить - разве они исчезнут?

- Нет, но тогда они перестанут быть проблемами.

- А по-моему, - сказала Алиса, - проблемы надо просто решать.

- Вот-вот. С такими мыслями ты у нас далеко пойдёшь. По этапу... Проблемы у нас есть кому решать, не беспокойся. И они их видят получше нас с тобой. А вот интересно, как ты их решать собираешься - со своей маленькой колокольни?

- Конечно, если все начнут молчать, в одиночку никто ничего не решит...

- Вот! Разговоры, обсуждение, критика... Ты это предлагаешь? История свидетельствует, что болтовнёй в России ещё не одной проблемы не решили - только создавали новые.

- История у нас с вами общая, по крайней мере, до 1968 года. Однако нас она почему-то учит другому. Может быть, потому что колокольня у нас всё-таки повыше? Большое видится на расстоянье, - так, кажется, Есенин писал? Я, конечно, всего лишь маленькая девочка, однако сейчас представляю будущее, пусть и альтернативное. И ситуацию вижу на полтора века вперёд.

- Всё равно. Есть вечные истины, где фактор времени ничего не решает. Наш русский путь - не проповедь, а исихия.

- Алеся, ты опять противопоставляешь взаимодополняющее! Житийную литературу я тоже читала. Святые подвижники свою веру исповедовали многократно и многообразно: кто словом, кто делом, кто безмолвной молитвой, кто безмолвным восхождением на мученический эшафот. Но не припомню что-то, чтобы трусость, предательство, бегство с поля боя когда-нибудь считались воинской доблестью или христианской добродетелью. А то, что ты отстаиваешь, называется именно так. Конечно, можно исхитриться, назвать иначе, подобрать красивое и достойное объяснение - но зачем? Не проще ли смотреть сквозь слова в суть вещей?.

"Народ безмолвствует", - это тоже позиция, если вспомнить контекст. А ты говоришь совсем о другом. Бегство от позиции ради позы. Индивидуальной или стадной - без разницы. Бегство от свободы... и от себя - потому что человек свободен по определению и настолько человек, насколько свободен. Если, конечно, о настоящей свободе речь. Может быть, ты слово перепутала? хотела сказать не "исихазм", а "эскапизм"?

- Я ведь не пытаюсь тебя ни в чём переубедить - просто информирую и предупреждаю... И наконец: я и сама прекрасно знаю, что статья - бред. Ну и что? Всё равно её никто читать не будет.

- Теперь я вообще ничего не понимаю! А зачем тогда писать и вывешивать?

- Так положено.

- А смысл?

Интересно, все потомки такие тупые или через одну? Алеся уже срывалась на крик:

- Да какой тебе нужен смысл? Какой смысл в брачном украшении самцов животных? А в правилах этикета?

- Правила тогда и меняются, когда утрачивают смысл.

- Возможно. Но общественные ритуалы постольку и выполняют интегрирующую функцию, поскольку их смысл непонятен на уровне отдельных индивидуумов.

- Поясни.

- Как можно пояснить очевидное? Их смысл манифестируется только соборне, на уровне коллективного "я". Частично осмыслить ты их как-то можешь - но строго в меру твоего положения в общественной иерархии. А как же иначе? Почему и обновленцы в общении со стамбульским лжепатриархатом согрешают смертным грехом, когда допускают "богослужение" на современных языках. Сакральное не может быть понятным.

- Насчёт сакрального ничего не скажу, но закономерности ты выводишь удивительные. Не могу понять твоей логики.

- Вот, как раз об этом я и говорю. Логику надындивидуального понять принципиально невозможно, с ней можно только соглашаться.

- Это всё вам в школе рассказывают? - не могла успокоиться Алиса.

- И в школе, и здесь, на биостанции.

- Ммм... Лысенко отдыхает. А вообще-то мне очень тревожно, что у вас в ходу такие идеи.

- Почему?

- Знакомые, потому что. И не только по земной истории... Я вчера не рассказывала о Монокосме? Расскажу.

Разговор зашёл в тупик. Что за пакостная черта у Алиски - замутить любую простую и прозрачную тему?

Ведь так легко и приятно пасоваться усвоенными тезисами и догмами, разя оппонента этим беспроигрышным оружием, самой упиваться лишний раз красотой их логических построений, их неоспоримой убедительностью. И тем повышать собственную значимость в своих глазах. А с Алисой это не срабатывает. Она такие встречные вопросы ставит, от которых не спрячешься за стандартные фразы. Приходится думать самой, проверять свои убеждения, проводя через горнило сомнений.

А это нелегко. Да и не поощряется в Свободном Союзе.

Хорошо ещё, что Светлов, оклемавшись, наконец, от нанесённых Алисой ударов по самолюбию, вклинился с какой-то непонятной робостью:

- Алис, а может быть, ты и мне тут кое-что подскажешь?

- Не знаю. Алеська вот говорит, что у нас в Конотопе биологию преподают на неверной методологической основе.

- Иди уже, подкольщица! Помоги человеку...

Думала отвязаться от её напора максимум на пять минут, а оказалось... Лёшка к Алисе словно прикипел. Ввёл её в курс своих дел, вдвоём занялись препаратами. "Всё! мы команда. Алеся, ты не против?" Алеся была "не против". Алиска её уже порядком утомила - даже голова разболелась от её аргументов. Надо бы их взвесить в тишине наедине с собою. А что Алёша вдруг так за неё вцепился... не поверите, это даже радовало. Алиса - это всё-таки не Изольда. Хотя в этих именах и проскальзывает что-то общее.

Непонятно одно: уйму недостатков можно насчитать у Алёши, но бабником его, вроде, не назовёшь. Так с чего же это его в последнее время так шарахает из стороны в сторону?

Или здесь особый случай?

А кроме того, общаясь с ней, он и на Алесю начал вдруг смотреть как-то иначе, чем раньше. Словно впервые открыл её для себя, по-новому увидел. Алеське даже не по себе становилось от такого взгляда. "Вот ещё! сравнивает, что ли?"

Но сердиться на него не получалось. Он так трогательно глядел Алесе в глаза, выжидающе пытался понять её настроение, так осторожно вступал с ней в разговор, с трепетом в голосе и с ребром ладони у горла уговаривал её всё-таки принять участие в шахматном турнире... Перегорели все обиды. Даже договорились, что в воскресенье он придёт "болеть" за неё в бассейн.

И вновь они с Алиской чему-то заразительно смеялись, и вновь она ему что-то рассказывала, сыпля формулами. И вновь Алеся ловила на себе его косые, украдкой, взгляды и вгоняла его в краску (ну надо же!), когда успевала их перехватить.

Кто этих мужиков поймёт?

...Наташа вошла в лабораторию тихо - не сразу и заметили. А её ресницы, тяжёлые от густой туши, резко вздрогнули, когда она увидела Алису.

- Народ, вы моих девчат отпускаете?

- Ну вот, так всегда! - разочарованно протянул Лёша...

- Мам, у тебя всё в порядке? - встревоженно спросила Алеся в коридоре. - Почему ты так рано?

- Я ведь ещё в командировке официально. А после всех вчерашних переживаний мне что-то нездоровится слегка. И тянет поговорить.

- Цитата из Андрея Макаревича? - спросила Алиса.

- И цитата. И просто тянет. Есть о чём.

Скрипнул турникет. Скучная коробка 70-х годов, облагороженная поздней вставкой в виде затейливого эркера-фонаря, за углом - помпезность сталинского ампира с непропорционально массивным портиком тосканского ордера. Муравейник Москвы вновь абсорбировал их в своё лоно.

- Алиса, хочу тебя предостеречь... В общем, тебе надо вести себя осторожней. На биостанцию, наверное, не следовало идти.

- Почему?

- Ну, наш НИИ - объект режимный. В лицее тоже могут быть всякие внеплановые комиссии, да и просто кураторы нагрянуть. Фишка ляжет так, что захотят проверить меня: что там за родственники в Конотопе? Мы ведь уже в информационном обществе живём - выяснить, что ты нигде не значишься, очень легко.

И в квартире на серьёзные темы надо говорить как можно меньше... К тому же больше времени проводить на воздухе вообще полезно, а то кое-кто, смотрю, сколиоз за персоналкой стремится заработать. Алеся, намёк не к тебе относится? Выпрямься! Погода-то, а? Пользоваться моментом надо!

Здесь Наташа немного лукавила - или просто осторожничала. Она была практически уверена, что "жучков" в квартире нет. Один хороший знакомый, полковник Гражданской безопасности, недавно прозвонил по её просьбе все стены. Гражбесы к институтским не суются - те проходят по другим ведомствам, - а конкурентов почему бы не подсидеть иногда?

- Понятно... Наташа, а вам самой легко жить в вашем мире?

- Давай на "ты"? Легко ли... Читала у Достоевского: "Подлец-человек ко всему привыкает"? Всегда тянешься к стабильности, а неопределённость всегда напрягает. Стабильности сейчас не то чтобы очень уж через край, - зато единая линия, сильная рука, за которыми так успели соскучиться. Хочется верить обещаниям, а расслабиться не дают. Так вот и живём.

- Не знаю... Человек генетически очень близок к свинье, но анатомия свиньи не позволяет ей поднять голову, посмотреть на небо.

- Это ты к чему? - удивилась Алеся.

- К тому, что человек ориентирован вертикально.

- Эх, Алиса, - понимающе вдохнула Наташа. - У нас отродясь так: или небо, или земля. Сочетать не умеем - одни слова. Удивительная страна, которую я никогда не покину, даже если вновь появится такая возможность, - бросила взгляд на Алеську, помолчала. - Да и куда? В Зазеркалье такая же... Только застёжка сзади.

- Но я ведь тоже русская! И тоже москвичка. Мы же смогли?

- "Мы - это есть вы"? Скажи, куда надо вернуться, чтобы выбраться на свою колею? В две тысячи третий? в шестьдесят восьмой?

- Никуда вы - в прошлое, то есть, - не вернётесь. Свою колею надо проторять с того места, где вы сейчас. Как и в песне. Это у меня, по-видимому, нет уже шанса родиться и вернуться домой. У вас-то он есть!

У человечества всегда есть шанс.

Она произнесла это таким тоном! И таким пламенем полыхнуло из огромных синих глаз... Алиса, что ты делаешь? зачем опять проницаешь всю мою экзистенцию, почему изнутри испепеляешь меня правотой своих слов, уверенностью... нет, знанием... Зачем заражаешь меня своим безумным оптимизмом, решимостью, энергией, бескомпромиссностью? Наташа вновь ощущала себя шестнадцатилетней девчонкой, способной на отчаянные поступки. Словно те фанатичные кубинки с антрацитовыми глазами в рассказах одного странного субъекта из Твери, который когда-то очень давно то ли запустил в интернете страшный слух о гибели семьи Мурашкевичей, то ли ему это приписали. Она ведь всегда была такой - как тогда, на съёмках "Лилового шара", когда на "слабо" залезла в карстовую пещеру прямо в комбинезоне своей героини. Выбралась из неё в таком виде, что костюмера чуть инфаркт не хватил, а от Арсенова на этот раз заработала не только стандартную порцию отборных грузинских ругательств, но и довольно сильный подзатыльник.

Никуда это не делось, только забито разным хламом - замороженными трупами прожитых лет, нереализованных планов, обманутых надежд. Теперь она и в дочери, отчётливей, чем обычно - словно настроив нужный фокус восприятия, - узнавала черты своего характера.

И даже в Алиске.

- Видишь ли, Алиса, от нашего с тобой понимания этих тривиальных, в сущности, вещей толку мало. Останови десять человек на улице, скажи им это. В лучшем случае пожмут плечами, скажут: "Делом надо заниматься, чтобы всю дурь из головы выбить, а не витать в облаках", - и убегут, не оглядываясь. Впрочем, бьюсь об заклад, что с десятью ты пообщаться просто не успеешь. Догадываешься, почему?

- Да, на планете А5-XXV всё было проще... Масок там, конечно, никаких не носили - это символ. Но все жители планеты прекрасно понимали фальшь и лживость Зовастрового лозунга "всеобщего счастья". Ходили со стандартными улыбками, клеили себе счастливое - как под секвенатор - выражение лица и тупую радость в стеклянных глазах. И при этом понимали, что лгут. Друг другу - но не себе. Ни у кого не хватало духа сбросить "маску", но вместе с тем никто в здравом уме не считал её своим настоящим лицом.

А у вас - как хотела бы я ошибиться! - похоже, многие уже считают. И это страшно!

- Да, впечатление твоё, пожалуй справедливое. Конечно, по-детски категоричное...

- Наташа, то о чём ты говоришь - это ведь только форма выражения. Она касается моего отношения к вашим проблемам, а не их самих.

- Ну, суть ты верно схватила. Я бы, конечно, никогда её так не сформулировала, но не могу с тобой не согласиться. Как это ни горько. Наверное, я не патриот своего времени.

- Оно не твоё. Ненастоящее. И ты прекрасно это понимаешь.

- Возможно.

- Так как же вы дошли до такой жизни?! - голос Алисы дрожал, словно под очередным порывом набежавшего колючего ветра.

- Долго шли. Чтобы понять, тебе пришлось бы полистать не только сегодняшнюю прессу, но и подшивки за последние двадцать лет. Хотя бы то, что есть в общем доступе.

- Этого я и боялась.

- Понимаю...

То, что понимала Наташа, понимал ещё греческий философ V века до нашей эры, чьё имя история не сохранила: "Некоторые люди, не способные судить здраво, думают, что причины появления тиранов - другие и что люди лишаются свободы без всякой вины с их стороны, только потому, что подверглись насилию со стороны выдвинувшегося тирана. Однако это ошибка... Как только потребность в общем для всех законе и праве исчезает из сердца народа, на место закона и права становится отдельный человек... Поэтому некоторые люди не замечают тирании даже тогда, когда она уже наступила".

- Наташа, они с вами работают! Активно и уже довольно давно. Крокрысский проект продвигается открыто, причём на самом высоком уровне.

- Догадываюсь, - спокойно ответила Наташа. - Более того: почти уверена, что в России действует только один из твоих "приятелей". Другой - за океаном. А ЕС, вероятно, - буферная зона, с которой работают опосредованно, но тоже всё давно схвачено и заранее просчитано.

Но что тут можно сделать? Сгруппировать единомышленников, захватить власть? Глупо. Мне в последнее время всё чаще приходит на ум восточная притча о драконе. Секрет его непобедимости был в том, что в дракона превращался его победитель. Так и здесь...

- Нет, только не это! - быстро и горячо проговорила Алиса. - Это не путь. Об эту ошибку разбивались все революции: изменим условия, изменим государственное устройство или экономические отношения - и люди, мол, изменятся. Тех, кто мешает на этом пути, уберём ради счастья потомков. Чушь! Начинать-то надо как раз с людей. С людей конкретных, которые рядом. Человек должен быть целью, а не средством. Только так можно чего-то достичь.

- О-о-о... эдак мы никогда не только плодов не увидим, но и первых всходов. А себя сожжём. Это же фанатизм какой-то...

- Опять я забываю, что вы мыслите во многом не так, как мы. Зажаты рамками индивидуального и сиюминутного. У нас с этим проще.

- Ах ты, мой мудрец! Всё-то у тебя просто, - Наташа неожиданно для себя самой крепко обняла Алиску и осыпала её, смущённую, поцелуями. А потом, устыдившись своего порыва, долго глядела ей в глаза, продолжая безмолвную беседу. Со стороны выглядело так, словно играли в известную детскую игру - кто первый отведёт взгляд.

Удивительно, но Алесю это ничуть не обидело!

Она уже понимала, что Алиска вовсе не узурпировала её место. В маминой жизни девочка из будущего всегда занимала свою, особую нишу. Алесе она не только не конкурент - вообще в другой плоскости лежит. Этого не понять, даже и пытаться не стоит. И не в том дело, кто из них значит для неё больше. Наташу такая постановка вопроса безмерно удивила бы. Это ведь просто несопоставимо!

- Алиса, ну почему с тобой так спокойно и уверенно? Причин-то вроде бы и нет... И знаешь, не суди нас так строго...

- Разве я сужу? - удивление застыло в васильковых глазах. - Мне вас жаль... нет, плохое слово! Жалко пускулей, которых приходится насильно кормить, потому что сами есть толком не умеют. А вы... вы создали мир, в котором я жила. А если не создадите - обкрадёте в первую очередь сами себя! Вы рождены для лучшего - уж я-то знаю. Я просто... просто люблю вас: тебя, Алесю, ребят на биостанции, этих прохожих...

- И даже врачей - твоих тюремщиков? - в Алесиной интонации смешались сомнение и удивление - не разберёшь, чего больше.

- Почему "даже"? И их тоже. Хочется вам помочь - и приходится грызть локти от того, что ничем не могу, от собственного бессилия...

(Сейчас перечитал написанное – не то! Слова Алисины, а смысл ускользает. Здесь надо слышать, как она это говорит. Просто и бесхитростно. Я - слышу, привык её слушать.)

- Начинать с людей, говоришь... Тут вот ведь ещё что: нас жизнь учила мыслить чёрно-бело, в категориях "наши - не наши". Или мы - или нас. Tertia non datur. A la guerre comme a la guerre. В каком-то смысле это так и есть. Зло есть зло, добро есть добро, как бы ни намутили тут воду вслед за шекспировскими ведьмами фантасты последних лет. Вернее, зла как такового и нет - просто некий вакуум.

Только среди людей всё так перемешано - хирургическим путём одно от другого попробуй отделить. А если отделять, то начинать с себя надо. Мне так кажется.

- Так это ведь труднее всего! - вздохнула Алиса.

- Да, на баррикады идти, пожалуй, даже легче. Да и на мученичество, наверное. Но граница через сердца проходит. Через каждое и через все. Это ещё Солженицын говорил, да и до него умные люди. И никуда от этого не деться.

Я ведь и сама, скорее всего, шарахнулась бы от подобного разговора, если бы их завёл со мной кто-то другой, не ты. И если бы смерть Булычёва не заставила меня приглядеться к себе и окружающей действительности. И если бы двадцать пять лет назад меня не коснулось то, что я всё это время связывала с твоим именем. А может быть, это действительно была ты... вернее, будешь - когда вернёшься домой и примешь участие в разработке Проекта.

- Ты думаешь, я когда-нибудь вернусь?

- Как раз об этом и хотелось бы поговорить. Я весь день думала о булычёвской "алисиане", о проекте... или контрпроекте? Надо определиться с терминами.

- Наверное, "контр-" - это скорее к действиям крокров относится. А временщики просто пытаются восстановить статус-кво в русле объективного хода событий.

- Как скажешь... Короче, всё сводится к тому, что главный адресат послания, которое содержится в этих книгах - это ты.

- Да, мы с Алесей тоже пришли к такому выводу.

- Кстати! - встрепенулась Алеся. - Если тебе могут оставить послание через общее прошлое - твоё и наше, - то почему не могут забрать тебя через прошлое?

- Откуда? В моём срезе пространственно-временого континуума меня не было даже в самый момент бифуркации. А сюда наши временщики попасть просто не могут. Если бы могли забрать - уже забрали бы. Нет, остаётся надеяться на собственные силы. В лучшем случае - руководствоваться этим, как ты говоришь, посланием. Если оно есть, конечно.

- А разве нет?

- Пока не вижу. Больше похоже на последнее утешение, акт милосердия: держись, Алисочка, мы знаем, что с тобой произошло, но помочь ничем не можем. Барахтайся в этом мире, вживайся в него - здесь тебе доведётся провести остаток дней.

- Слишком сложно, - возразила Наташа.

- Зато надёжно, - рифма получилась ненамеренно и развеселила всех трёх. - Одну-две книжки прокрокрысская власть могла легко изъять, а с огромной серией, пользующейся немалой популярностью, это становится проблематично.

- Но ты же сама говорила, что в книгах многое изменено по причинам хронобезопасности. Если описанные события не произойдут, их можно было изложить как есть.

- Тогда бы я сразу догадалась. А может быть, действительно дают мне шанс что-то восстановить отсюда, изнутри. Хотя и сами не уверены в результате.

- А теперь, - торжественно произнесла Наташа, - хорошенько подумай! Ничего не смущает?

- А что меня должно смущать? - удивилась Алиса.

- Ну как же! По твоим словам, в книжках встречаются вещи, о которых известно только тебе. Задачка на сообразительность: от кого Булычёв мог о них узнать?

Алиса растерянно захлопала ресницами, даже рот слегка приоткрыла.

- Конечно! Получается, что я, вернувшись домой, буду участвовать в Проекте, обеспечивая собственное возвращение?

- Получается. Или у тебя есть альтернативное объяснение?

- Нет.

С Алисиных плеч словно тяжесть свалилась. Впервые за всё время её пребывания в прошлом ушло напряжение со скул. Вот они - ямочки на щеках, открытая, а не проламывающаяся сквозь лёд улыбка... С возвращением на круги своя!

- Так что, радость моя? не будем больше раскисать, а?

- Не будем! - уверенно встряхнула Алиска непослушными вихрами.

- Вот и замечательно. Итак, с чего начнём?

- Без понятия. Если даже ограничиться теми книгами, которые нам доступны - это же целое море информации!

- Али-и-са! Ты от переживаний азы кибернетики забываешь! Информации не бывает "море". Море - энтропия, информация - островки. Наша задача в том и состоит, чтобы отделить информацию от шума.

- У тебя есть мысли по этому поводу?

- Они скорее у тебя должны быть, раз ты передаёшь послание самой себе. Но в любом случае, они (вы, то есть) должны были подсказать нам метод. При этом он должен быть надёжно закриптован от пиратов.

- Согласна.

- Далее. Повесть "День рождения Алисы" больше, чем обычно, придерживается реальных событий. Даже дата рождения настоящая названа. И в то же время события, лежащие в её основе, подсказали тебе пиратский метод изменения будущего.

- Да.

- Арсенов ведь ещё один фильм о тебе снял. И как раз по той повести, о которой я вчера упоминала. Где тоже этот мотив разрабатывался. Видишь, несколько линий ведут к одному источнику?

- Да, похоже.

- Теперь возьмём "Сто лет тому вперёд". Случайно ли, что, с одной стороны, экранизирован был именно этот сюжет, а с другой - что именно в нём преломляются реальные события, которые произошли с тобой здесь?

- Значит, чтобы расшифровать послание, исходить надо прежде всего из этой повести?

- Я бы даже сказала, из повести и фильма. У тебя здесь есть какие-нибудь зацепки?

- Пока никаких. Какие-то общие черты нашего времени показаны - как всегда, вперемежку с вымыслом. В пропорции один к одному. А во второй части понятно только то, что уже сбылось - авария, больница, "может, я - твоя внучка"...

- И всё?

- Абсолютно. Этот "миелофон", вокруг которого всё вертится... Ну, есть у нас такие приборы. Одно время действительно были редкими, пока использовался природный гиперселенит с Власты. А с тех пор, как швейцарцы научились его синтезировать, эти аппараты в каждой больнице. Диагностируют состояние организма, а никаких мыслей, конечно, не читают. Да Булычёв и сам на это намекает: "миело-" же, а не "энцефало-". А какие мысли могут быть в костном мозге?

- Как раз с "Миелофоном" мне, кажется, кое-что ясно...

* * *

..."Миелофон" - такое доменное имя носил официальный сайт Фильма. Возник в 1999 году в результате объединения трёх независимых страничек (были ещё две, которые со временем заглохнут из-за дублирующегося материала). Через две недели после его открытия уйдёт из жизни Павел Арсенов, благословением которого проект всё же успел заручиться. Когда Наташу поставили перед фактом существования сайта - заглянула: "шок, удивление, полный сюр", как скажет она вскоре в крошечном интервью на ТВ-6 (правда, "сюр" - это уже о возможности виртуального общения).

Поистине это был сайт для чтения мыслей. Лакмусовая бумажка. Точнее, метилоранжевая - судя по цветовой гамме его страниц.

Проектное развитие проектного Фильма.

Было удивительно, что на протяжении пятнадцати лет фильм для многих продолжал сохранять то место, которое занял тогда, в детстве или отрочестве, не только влияя на мировоззрение и мироощущение, но фактически формируя его, а впоследствии долгие годы служа камертоном, под который настраиваешь свою жизнь.

Удивительна была и сама феноменальная популярность, казалось бы, стандартного малобюджетного сериала, который никто из снимавшихся в нём актёров никогда не считал вершиной своего творчества - сериала во многом непростительно наивного, с убогими даже для советского кинематографа тех лет спецэффектами и с массой бросающихся в глаза недоработок - "глюков и ляпов". Даже с учётом того, что картины в жанре детской фантастики нетрудно было пересчитать по пальцам. Одной руки.

Удивительно, как по-разному его воспринимали и какие взаимоисключающие выводы из него делали.

Удивительно, что её упорно продолжали путать с Алисой. Но если в детстве саму Наташу воспринимали как Алису, булычёвскую "супергёрлу" с привнесёнными Фильмом романтическими и одухотворённо-чувственными чертами, то, взрослея, почему-то склонялись видению в экранном образе "документального" отпечатка двенадцатилетней Наташи. Форумские записи будут порой раскачивать маятник: "Наталья Евгеньевна - всё та же Алиса", "Наталья Евгеньевна - уже не Алиса". Да не была она ею никогда! Изредка встречавшиеся подобные высказывания проливались на её сердце живительным бальзамом. Хотя никто и не подозревал о её тесной связи с Алиской, возникшей в процессе съёмок. Связи не в перевоплощении - в диалоге. Наташа не теряла своего "я", что для актёра, казалось бы, необходимо - она, напротив, раскрывала его для себя самой, познавая Алису как неизменное, всеобъемлющее "ты", наполняющее её необычайной радостью и духовным подъёмом. И это "ты" начинало жить перед камерой её усилиями и упорством, так что даже Арсенов удовлетворённо цокал языком - непослушный пластилин наконец-то обретал форму!

Удивительно и то, что многим Фильм давал повод ностальгировать по тому времени, середине восьмидесятых. Часто возникал вопрос о возрастном слоте, в котором "все влюблялись в Наташу-Алису". И слота такого на самом деле не существовало - ну, не было никаких границ! - и влюблялись отнюдь не все... Однако обычно называемые рамки действительно описывали возрастную прослойку, среди которой в десятилетие ельцинской смуты жило восприятие времени действия и премьеры фильма как "потерянного рая". Тех, кто старше, если и тянуло, то в более ранние годы, а к середине восьмидесятых для них уже ощущались признаки "начала конца".

Сытое беззаботное советское детство... В августе того же 1985 года в Кучинском лагере Васыль Стус отправится, как на Голгофу, в карцер с намерением довести до конца сухую голодовку протеста, а Леонид Бородин будет провожать его взглядом, затуманенным слезой, сдерживать которую не было ни сил, ни необходимости.

Даже не верится!

Странное, невообразимое и невозможное время, когда монархист и демократ, не без умысла подселённые друг к другу, делились лагерной пайкой, когда узницы совести, православная и баптистка, дышали в унисон, склонившись щека к щеке над страницами миниатюрного Евангелия, которое чудом удалось пронести в камеру, и неизвестно, сподобит ли Господь сохранить его при ближайшем шмоне.

Теперь колесо истории вознесло наверх одних, а других окончательно втрамбовало в грязь и закатало асфальтом.

Хотя... романтики-идеалисты, продвигавшие в советские годы идеологию светлого имперского настоящего, сейчас в лучшем случае на заслуженном отдыхе, обласканные регалиями и льготами, время от времени учат народ обустраивать Россию в рамках, дозволенных цензурой. Реально политикой заправляет прослойка комсомольских функционеров середины восьмидесятых, оставшаяся при делах в смутное десятилетие либерализма в результате перераспределения государственной собственности, словно в насмешку названного приватизацией.

А второй эшелон, принимающий бразды уже сегодня, - это их поколение. Поколение, выросшее на Фильме, но так и не понявшее, что это фильм о Будущем, да ещё и откровенно полемичный по отношению к настоящему, полный грустным неприятием окружающих реалий. О Будущем, которое заповедано создавать им, сохраняя верность клятве "стать чище и добрее".

Так уж случилось. И не её, в конце концов, вина, что, вопреки самому его названию, в нём, взрослея, видели только прошлое. И притом официально-виртуальное.

А глядя на Алису, видели исключительно Наташу.

И ту выдуманную.

Хотя кто знает, может быть, вина-то как раз и её. Но об этом лучше не думать...

Вокруг проблемы "Наташа vs. образ Алисы" возникнет целая дискуссия, затянувшаяся до состояния перманентности. Ещё со школы из круга её друзей было запущено слово "алисоман" - cплагиатили самоназвание поклонников группы нынешнего классика русского православного рока. Это определение охватывало всех, кто, как скажет однажды Наташа, "выраженно страдал". Выраженность сия приводила к тому, что окно её комнаты было всегда зашторено - и всё равно на ветвях тополя кто-нибудь да сидел, приковав взор к заветному окошку, и соседка снизу то и дело вычитывала бедной маленькой актрисе за "развратное поведение", которым та якобы магнитила мальчишек к своему окну. Из школы приходилось возвращаться в кольце одноклассников - лишь достигнув подъезда, можно было облегчённо вздохнуть. Вот уж когда пиратская осада из Фильма на ум приходила! Впоследствии отлегло, вспоминалось с иронией и пониманием, и слово как бы утратило бранной оттенок.

Но тут на сайте начали раздаваться протесты любителей творчества Булычёва. Дескать, классические "алисоманы" - это, как правило, те, кто впервые услышал имя Алисы Селезнёвой с телеэкрана. Книги они - в лучшем случае! - взяли в руки под влиянием фильма, и булычёвскую Алису воспринимали через призму Наташиной героини. При чём же тут, спрашивается, Алиса?

И вообще, при чём тут персонаж, если прохода не дают и жизнь отравляют исполнительнице роли?

"Наташеманы"? Ещё глупее. Тоже мне, нашли объект "мании"!... До роли Алисы никто на Наташу внимания особенно не обращал, а после фильма сам типаж оказался вдруг резко востребованным. Гостевая книга сайта фильма пестрела житейскими историями о девочках, очень похожих на неё - их оказалось на удивление много.

"Наталисоманы", - к такому терминологическому компромиссу придёт она для себя, выслушав все аргументы. Или "наталисовцы".

И действительно, предметом непонятных и непростых чувств так называемых "поклонников Наташи" станет некая "Наталиса". Кентавр, гибрид, химера... Усреднённый образ, причудливо сочетающий черты Наташи и её героини, отличающийся от обеих в первую очередь тем, что существовал исключительно в фанском воображении.

С одной стороны, она устала повторять, что в фильме - не она. Ей всё равно никто не верил. Или понимали превратно.

А с другой, встреться многим из наталисовцев настоящая Алиса, которая шагает сейчас рядом с ней в расстёгнутом пальтишке, - как бы они её восприняли?

Да так же, наверное, как Остап Нетудыхата... Есть у Булычёва такой персонаж. Кстати, в той повести, кажется, единственный раз упоминается Наташа.

Она действительно неохотно шла на общение с поклонниками. Страшно, почти патологически боялась их разочаровать. Не в себе - в Алисе, раз уж их так и не научились различать. Хотя объяснить это было трудно - даже себе самой. Как и её фразу, прозвучавшую в передаче "До шестнадцати и старше..." вскоре после премьеры: "Алиса мне очень понравилась... как человек"...

Интернет, казалось, стал оптимальным решением проблемы, создавая необходимую дистанцию, давая возможность проверить себя и прислушаться друг к другу.

Казалось. А исполнилось где-то наполовину.

Её тайные визиты на сайт становились всё чаще. Смещение интереса от "что там ещё наваяли?" до "чем они сейчас живут?" Ниточки соприкосновения в реале, постепенно растущие и укрепляющиеся, появление домашнего интернета, а потом и выделенной линии, внимательное наблюдение за форумской и чатовской жизнью. А затем... Сперва Денис - как раз в день рождения Алеськи, на её четырёхлетие - появится в чате и в гостевой книге, чтобы сразу и уверенно там обосноваться. Пришлось "засветиться" и ей. Как сказала вчера Алиса, шагнуть в светящийся круг... Впоследствии она ни на миг об этом не пожалеет, но, анализируя, поймёт, что оказалась не готова к такому шагу. Не смогла всего предусмотреть.

Прежде всего неприятно зацепило то обстоятельство, что синдром "Наталисы" оказался куда более живучим, чем ей думалось. Выбрала для своих реплик в чате цвет #FF00FF, прокомментировала: "Фуксия - почти фурия", - тут же одёргивают: "Наташа и фурия - понятия несовместимые". Упомянет в Гостевой "Алеськиных корешей" - и начинаются подозрения: Наташа или "клон"? "кореша", дескать, - слово не из её лексикона. Да откуда вы это всё знаете? Какие основания считать, что моя давняя работа исчерпывает мой довольно-таки сложный и противоречивый характер? А с другой стороны - полагать, что увиденное вами на экране исчерпывается мною?

Это напрягало. Думалось - временно. Раззнакомимся, притрёмся. Поймут, что я живая, что нет у меня ни крыльев, ни нимба, ни миелофона. Миелофон, кстати, у вас - пользуйтесь!

Поймут, наконец, что я не Алиса. И, главное, что Алиса - не я... Она даже выделяла подобные фразы заглавными буквами, хотя и знала, что в интернете это считается дурным тоном.

Нет! Выяснилось, что тех, кому не нужна Алиса - как вектор, задающий направление жизненного пути, в её антиномичном единстве имманентного и трансцендентного, конкретного и идеального, явленного и заданного, - не интересовала и Наташа - такая, как она есть. Им подавай эту мифическую, химерную Наталису, виртуального персонажа, роль которого её, по сути, настойчиво склоняли играть. Играть-то ей не впервой, только не за этим она сюда пришла. Хотелось другого. Другое дать, другое получить.

Была ведь и обратная сторона медали. По сети начали гулять самые неудачные её фотографии из миелофоновской коллекции, особенно с застолий, снабжённые соответствующими, заведомо несправедливыми, комментариями. Кому-то хотелось видеть её чуть ли не алкоголичкой, укрепиться в собственной самооценке, убедив себя и всех: она ничем не лучше нас. Она-то, может быть, и хуже намного - но целились ведь не в неё! Кому какое дело до скромного биолога? Если только это не биолог из будущего столетия...

Вот и думалось: а имеет ли она вообще право "быть собой", если её продолжают использовать для дискредитации Алиски?

Напор "наталисовства" преодолеть не удалось.

И другие моменты...

Когда она бойко говорила в камеру с той же, оставшейся с детства, неподражаемой и проникновенной улыбкой: "Виртуальные поклонники - это не реальные поклонники, с ними проще: можно выйти в чат, поговорить и уйти", - она слегка кривила душой, скрываясь, как всегда, за вуалью полуправды. А с журналюгами иначе и нельзя! На самом деле ей к тому времени уже довелось удостовериться, что "виртуальный" и "реальный" - это, так сказать, агрегатные состояния поклонников, а не их классификация. Оказалось, что виртуальные поклонники как-то очень быстро обретают плоть, а виртуальное общение легко отдаётся эхом в реальных проблемах и поворотах судьбы. Затем осенью о ней ещё промелькнёт короткий сюжет по телевидению, где как раз пройдутся по "проблемам"... будет горько и обидно. Факты вроде бы не перевраны, да и не скажешь, что поданы слишком уж тенденциозно... просто по-журналюжьи...

С семейными и прочими неурядицами, обрастающими новыми домыслами, собственно, и свяжут резкое снижение её форумной активности.

А зря. Главная причина была в другом. И не в том даже, что четыре месяца - стандартный срок, чтобы утих эффект новизны и притупились ощущения от "полного сюра".

Дело вообще не в Наташе.

А в чём, спрашиваете? Переверните назад страницу. Или несколько...

Для Наташи сайт был ценен, конечно, не уникальными фотографиями из её домашнего альбома, которые неустанно тянул с неё Лас и которым в значительной степени был обязан весьма солидный трафик - в среднем полмиллиона посетителей в год. Её привлекали посетители "Миелофона", их творчество, их порой на удивление глубокие мысли и дискуссии в Гостевой, которая вопреки своему названию и назначению служила общим форумом, где общались преимущественно завсегдатаи. И разговоры-то шли уже давно не о Фильме (тема за полтора года не могла не исчерпаться!), но именно Фильм, точнее, его глубинный смысл, таящийся за лёгким покровом детской сказки, смысл, который открывался для каждого по-разному, но, будучи объективно единым, служил интегрирующим началом, - именно он задавал тон любой беседе, формировал её язык, аксиологическую систему, вокруг которой выстраивалось общение. Это Колькино "Станем!", которое она не забывала сказать на прощание во время своих вылазок в чат даже тогда, когда они стали совсем редкими, а сам девиз ушёл в смутно легендарное миелфоновское прошлое... "Станем чище и добрее". Со стороны оно могло показаться позой, риторикой, как и многое, что происходило на сайте. Чтобы прочувствовать его подлинность, надо было глубоко окунуться в эту странную сайтовскую жизнь, этот мир, многое пережить...

Она воспринимала их (по крайней мере, "ветеранов и корифеев") не как "своих поклонников" - иначе никогда не стала бы сюда писать - а как товарищей, которым было и остаётся дорого то же, что и ей. "Я некоторое время ходила на этот сайт "не засвечиваясь", не хотела вмешиваться. Боялась смутить, вспугнуть, создать нездоровый ажиотаж. Но потом поняла: вы уже прочно сколоченная команда, и испугать или смутить вас не получится. И еще я поняла - я хочу к вам"... Эти слова, оставленные в Гостевой в преддверии нового тысячелетия, звучали пафосно, но были вполне искренними.

Оказалось, что она всё-таки переоценила. То ли их, то ли - скорее всего! - себя. В результате - ни для кого не заметно - внесла напряжённость. Разрушила квазигомеостатичность миелофоновского содружества. Будто бы стала "лиловым шаром", капсулой с вирусом крск. Дурацкая аналогия, но... Впрочем, на самом-то деле она ничего не привнесла, никого не перессорила (ну, почти) - с её появлением просто вскрылись нарывы, которые и так были.

Но разве от этого легче?

Интересно! если "Миелофон" - сайт для выявления мыслей, то она, выходит, послужила в нём тем самым кристаллом гиперселенита. По словам Алиски, кстати, выходит, что название подлинное. А ведь тоже символичное. Она действительно светит всю жизнь, подобно Луне, отражённым светом, лишь слегка просвещая тьму для тех, кому дорог Фильм, кто именно в нём расслышал голос и зов Грядущего. Хотя в Гостевой её и титуловали "Солнышком". После одного её стихотворения-эпиграммы, из которого, кстати, ясно следовало, что Солнышко-то на самом деле не она... Обидно - она так старалась!

"Вот что творится на сайте! Конфликты, угрозы, прочие безобразия! А почему? Может быть, потому, что давно не видно Наташи? Солнышко, явись!" - воззовёт Поэт и Воин на пике очередного миелофоновского кризиса - флейма вокруг его креатива. Подобные кризисы после появления Наташи неожиданно стали преодолеваться труднее, чем прежние потрясения, вызванные хулиганскими выходками всяких "артуров" и "фюреров". Увы, её присутствие ничего бы не изменило. Ей это ясно было уже тогда. Поймут и другие - кто раньше, кто позже.

А некоторые - уже после всех потрясений, которые вскоре доведётся испытать.

- "Миелофон" тогда хостился на одном серваке с проектом "Русская фантастика" и с главным зеркалом Библиотеки Максима Мошкова - была такая, старейшая в Рунете и потому жутко популярная. В те дни сепаратистские настроения охватили регионы, и указом Президента было введено чрезвычайное положение по всей стране. В ответ на это Дума объявила импичмент Президенту, а Президент, в свою очередь, распустил Думу. Напряжённость обострилась до предела - и в этот момент подразделение спецназа врывается в то помещение и просто разбивает машину!.. Народ у нас политически пассивен, на улицы так просто не выйдет. Особенно после 91-го и 93-го. А тут вдруг прорвало! Среди москвичей процент пользователей интернета был довольно высок, а "Мошковка" и "Русская фантастика" - слишком популярные ресурсы, чтобы промолчать. Стихийно развернулись митинги, плавно перешедшие в вооруженные столкновения... От этой копеечной свечи и загорелась Москва.

Алеся вдруг поняла, что мама не просто так повела их домой кругами, сделав огромную петлю. По рытвинам и оврагам бывшего Парка Дружбы они пробирались именно к тому месту...

- Я теперь догадываюсь, что причина крылась как раз в "Миелофоне". Что-то там такое произошло на форуме. Я к тому времени уже почти не следила за ним - не за чем следить было на самом-то деле. Сдох сайт. То есть, не сайт, а среда общения. Помню только, что шапку "Здесь не говорят о политике", долгое время стоявшую в заголовке форума, заменили на "Здесь не говорят об Алисе". Море виртуальной крови лилось. Не вникала, в чём уж там дело, но спорили ожесточённо и до хрипоты, кто-то обещал обнародовать какую-то информацию. Потом упоминали о жестокой хакерской атаке на сервер, выходили на след, и... Если так, то получается, что пираты действительно охотились за "Миелофоном" - сайтом, а не прибором. И что, в конце концов, всё завертелось действительно вокруг него.

Комья глины вылетали из-под ног. Идти становилось всё труднее. Словно что-то било по нервам, и в сердце сгущалась тревога.

- Вот, Алиса, здесь был пруд. А здесь мы сажали рябины в твою честь. Алеська, помнишь?

- Очень смутно.

- Примерно на этом самом месте, где мы стоим, был установлен камень с табличкой. Кто-то её всё время "осквернял" - то совсем отдерут, то зальют смолой. Как ворота дёгтем. То ли ты кому-то покоя не давала, то ли я. Впрочем, в той или иной форме это все двадцать пять лет не прекращалось. "Аллейка имени Алисы Селезнёвой". Булычёв потом настоит, чтобы исправили на "Аллея" - для солидности. А кое-кто цинично шутил: Алисина могилка... Дошутились, блин! Получается, наше тупиковое время действительно стало твоей могилой. Зона, откуда нет выхода ни тебе, ни нам.

- Мы же пришли к выводу, что выход есть!

- Но только прежде, - продолжала Наташа, не слыша её слов, - мы погребли под чёрным "камушком" самих себя. Ты сейчас в растерянности выискиваешь "проектную" информацию в булычёвских сказках, а для нас, нашего поколения, она там была дана открытым текстом. Да вот, всё равно не расслышали. Лозунг "Станем!" из девиза на щите выродился до разменной монеты, до уровня ни к чему не обязывающего приветствия или застольного тоста. Мы предали тебя, Алиса! Предали мечту, растоптали предсказания твоей-моей героини о нашем будущем. Порыли себя, обеспечив тебе пожизненное заключение в этом круге... Меня эта истина сейчас просто ослепила! Всё так ясно и отчётливо, как... "как солнца лучик по карнизу уничтожает старый снег"...

- Наташа! - прижалась к ней Алиса. - Кто-то мне всё так хорошо рассказывал...

- А, не обращай внимания. Воспоминания нахлынули. Пройдёт.

...Ближе к вечеру, когда начало смеркаться (Алиса много читала, Алеся много думала, Наташа много молчала, глядя вдаль) девочки выехали во двор на роликах. Алеська дала было подруге свои старые - но, вздохнув, обула их сама.

- Возьми эти.

Алиса экипировалась новенькими "экстремалками". На роликах она стояла впервые в жизни и поначалу представляла собой жалкое и комичное зрелище. Но уже на второй минуте она отпустила Алесину руку, а минут через десять почти сравнялась с ней в мастерстве. Ими ничуть не труднее управлять, чем форсбоардом или реактивным ранцем. Или даже пузырём.

Если кто не знает, чем пузыри отличаются от флаеров и флипов, рассказываю. Пузырь - это тот же флип, но без корпуса. Оболочкой служит силовое поле, создаваемое работающим гравитационным двигателем. И, конечно, никакой автоматики - только аварийная посадка. Кроме спортивных, существуют модели для туризма - такой был у Алисы на планете Навсикая. А ещё пузыри, как и флипы, умеют не только летать в воздухе, но также нырять и плавать под водой.

- Эк двойняшки вышивают! - донёсся до Алисы чей-то восхищённый голос.

"Двойняшки" её рассмешили. Да, они похожи - но не настолько же! По некачественной чёрно-белой фотографии в газете ещё могли спутать, а так... У Алеси и волосы заметно темнее - когда они рядом, сразу бросается в глаза. Но больше различия всё-таки не во внешности, а в манерах. Машу от Даши внешне вообще не отличить, но характерами сильно разнятся, и Алиса после нескольких часов пребывания на биостанции уже безошибочно определяла, кто есть кто. А теперь она, осваивая новую для неё технику езды на роликах, неосознанно подражала Алеське - и сходство, очевидно, со стороны возрастало.

Алиса придумала себе новую игру: копируя движения подруги, почувствовать себя ею, предугадать её жесты, слова. Получалось! Вместе с мимикой даже черты лица приобретали большее сходство. Труднее было пытаться мыслить так, как она. Но Алиса уже понимала, что те моменты, которые больше всего шокирут в её будущей (или несостоявшейся?) прабабушке - не более чем шелуха старых слов и идей. А под ней, в основном, невозделанная целина... В конце концов, если Алеська и другие её современники не всегда в состоянии отличить собственную маску от лица, то не для того ли и попала сюда Алиса, чтобы помочь им это сделать?

Да ну, нормальная она девчонка! Только закрепощённая, как и все они здесь. Странно, почему они не видят, что измениться и изменить мир так легко.

Или это ей так кажется?

Конечно, Алиса! Ведь это от них ты унаследовала то знание, которое представляется тебе таким естественным. А им ещё предстоит создать его, выстрадать собственным опытом, ценой многократных проб и роковых ошибок. Иначе ведь не бывает - ты же знаешь хронофизику?

Хронофизику-то она знала, а вот выберутся ли её новые друзья на настоящую дорогу, знать наверняка не могла. Но почему-то верила.

Потом, распаренные, раскрасневшиеся, сидели на металлическом ограждении, болтая в воздухе ногами в тяжёлых коньках. И неторопливо беседовали.

Обо всём.

- Лёшка парень, в общем-то, хороший, хотя с ним подчас и тяжело. Легкомысленный, выдумщик, учится... ну, выше среднего. Ему бы собранности - мог бы большего достичь. Андрюха - брат его - тот посерьёзней. Мелкий, конечно, но классный пацан.

- Ты заметила, как странно он отреагировал на моё имя? И мне его лицо почему-то очень знакомо.

- Ну, ты его в будущем, может быть, и видела. А он тебя - откуда?

- А может быть, он фильм помнит? Я ведь на твою маму в детстве тоже здорово похожа.

- Да - особенно в фильме.

Уже у подъезда Алиса вкратце изложила Алесе историю крокров.

А я вам потом расскажу. Только напомните, хорошо?


Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава

Чтобы узнать больше, выделите интересующую фразу и нажмите Ctrl+Enter