Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава

6. ПОЕДИНОК



							Обоим казалось: о Снарке мечтой
							Их путь освещён непростой.
							И каждый себя убеждал, что другой
							Не следует этой тропой.

								Льюис Кэрролл

Впервые Алиса отправилась в самостоятельный путь по Москве прошлого. Впрочем, в сопровождении Наташи и Алеси она уже успела привыкнуть к людским лавинам на тротуарах, к тесноте в общественном транспорте, к уличным пробкам. Ощущение одиночества было новым, но уже не страшило. Ну, а ориентироваться на местности ей не привыкать - тем более, в родном городе, хотя и полуторастолетней давности.

Алиса была не только одета в знаменитую Алеськину курточку, не только мирилась с неприятным ощущением косметики на лице (и правда, отвратный дизайн: по мнению Алеси, выражает уверенность и независимость, на самом же деле - какую-то глупую отчаянную беззащитность). От самого подъезда она находилась в её образе и пыталась воспринимать всё её глазами. Привычным, скучающим взглядом.

Москва начала XXI века - это один сплошной сквозняк, турбулентность, рождающаяся в узлах паутины радиально-кольцевой застройки, окончательно сегментировавшей город в годы создания "большой Москвы" и превратившей его в огромное ядовитое яйцо, которое сегодня сквозь треснувшую скорлупу МКАД вытекало толстыми протуберанцами. Ветер разгонял время от времени порывающийся дождик, по-настоящему заморосивший только тогда, когда пункт назначения - Дворец детского и юношеского творчества, где проходило соревнование - уже замаячил в перспективе улицы.

Вчера Алиса, разложив шахматную доску с загадочной дарственной гравировкой "За первую высоту", пыталась - надо сказать, без особого успеха - транспонировать на плоскость привычные трёхмерные комбинации. Дело двигалось туго. Мысль не укладывалась в прокрустово ложе двух координат, а посему порхала над доской, как бабочка, ненадолго присаживаясь на пружинистые стебельки причудливых ассоциативных сплетений. Алисе неожиданно открылся изначальный цинизм шахматной игры, затушёванный в трёх-четырёхмерной её модификации. Там позиции фигур воспринимались лишь как функции-актанты, своей совокупностью описывающие расклад сил игрока. Абстрактная задача. Классический же вариант предстал свежему взгляду Алисы незавуалированной моделью поля брани, где считается нормой размениваться пешками, жертвовать слабыми фигурами ради сильных, а сильными - ради выдуманной, навязанной кем-то "общей Цели". "Vae soli", как сказал то ли Соломон, то ли Маяковский. А гамбит, если его интерпретировать в бытие людского муравейника, - это вообще чудовищная вещь... Отражение больной психологии, ничуть не оправдываемой тем очевидным и грустным фактом, что спустя столетия эта грязь станет почвой, на которой вырастут мангодыни Алисиного мира

Попробовала сыграть партию с Алеськой, но та в разгар баталии, с трудом и немалым упорством выкарабкавшись из-под шаха, неожиданно смешала фигуры.

- Алиса, хорош симулировать! Ты более, чем в форме. Отдыхай.

- Ты не понимаешь! Я позицию как целое не чувствую, хожу чисто на автодрайве. На плоскости теряется вся стратегия. Надо хотя бы несколько партий сыграть, чтобы наловчиться.

- Ерунда. Сыграешь завтра как-нибудь.

- Я не привыкла делать что-либо "как-нибудь"! - с вызовом вскинула голову Алиса. - Можно подумать, честь твоей школы должна волновать меня больше, чем тебя.

- Не знаю, как в шахматах, а в жизни ты точно разучилась мыслить стратегически. За деревьями леса не видишь. Можно подумать, твоё возвращение... - Алеся вдруг онемела под тяжестью Алисиного взгляда. Даже воздух глотнула ртом, словно пытаясь вернуть неосторожно вылетевшие слова. Поздно.

- Так, - медленно произнесла Алиса. - Значит, мы с тобой подготавливаем моё рождение, да? Не будущее наше исправить пытаемся, не человечество вывести из тупика...

- Знаешь, я это как-то не разделяю...

- А я разделяю! - почти закричала Алиса, срывая с головы трижды обёрнутое массивным тюрбаном полотенце (Алеся сразу отметила, что кустарная укладка не дала ожидаемого результата), и, скомкав его, с силой швырнула в пустующее рядом кресло. Булычёв об этом Алисином жесте ничего не писал. Впрочем, он и не видел её в таком состоянии. - Не надо делать из меня икону "светлого будущего"! Как тут у вас говорят насчёт котлет и мух... а кстати, можешь мне объяснить соль этого нонсенса?

Вспышка прошла так же мгновенно, как и началась. Алеська молчала, удивлённо глядя на подругу и пытаясь понять, чем, собственно, вызван столь неординарный всплеск эмоций. Никакой иконы она из неё, кажется, не делала!.. Алиса и сама это понимала, но вот вырвался какой-то внутренний протест, накопившийся после общения с Наташей, после чтения этих трогательно-наивных писем из прошлого. Оказывается, не очень-то приятно, когда тебя идеализируют. Планку приходится держать на высоте, а это не всегда удаётся. А тут ещё так много навалилось и совпало: загадочные сны, неожиданные затруднения с шахматами, а более всего - риск ошибиться в главном, сделать неверный выбор.

- Извини, - сказала Алиса. - Просто пойми меня: если ваше возвращение неразрывно связано с моим, я просто не имею права прибегать к твоей помощи. И вообще к чьей бы то ни было.

- Почему?

- Потому что ты рискуешь! Я не хочу, чтобы шли на риск из-за меня, неужели непонятно? Не стою я такой жертвы.

- Алиса, подожди...

- Нет, это ты подожди. Когда Наташа обратила внимание, что известные тебе детали у Булычёва могут свидетельствовать о моём благополучном возвращении, меня это, признаюсь, взбодрило поначалу. Зато в четверг с утра просто отчаянье накатило. До тех пор, пока я не просчитала: вероятность того, что это случайные совпадения, приблизительно равна вероятности моего возвращения. Даже несколько выше. Понимаешь?

- Кажется, да.

И правда, что тут непонятного?

Если Проект есть, значит, противоборство крокрам имеет смысл. И нечего тогда сидеть сложа руки, тупо уставившись в окно, по стеклу которого, аритмично постукивая, расползаются холодные дождевые капли, окончательно искажающие этот отсыревший, покрытый серой плесенью абсурдный мир. Другая это история. Совсем другая.

В том, что противостать крокрам необходимо, у Алисы не было и тени сомнения. Слишком многое она знала. Знала всю фальшь и недолговечность повсюду звучащего обывательского "жизнь налаживается". Знала страшную цену, которой приходится расплачиваться за иллюзорный мир и спокойствие. Свобода, в первую очередь внутренняя, возможность и ответственность в любой ситуации, на любой точке своего жизненного пути реализовать собственный выбор, преодолевая все детерминирующие факторы. Нет, "возможность" - не очень выразительное слово. Лучше по-гречески: эксузия... право, власть... из-сущность... На планомерное искоренение этого неотъемлемого и интегрирующего начала всякого сапиенса и направлена крокрысская политика. Здесь - путём возрождаемого духа азиатских деспотий, там, в западном полушарии, - идолом политкорректности, декоративной демократии и пустого, давно не подкрепляемого жизнью лозунга "равных возможностей", идолом, отупляющим и нивелирующим всё и вся до уровня фантомного "среднего американца" из рекламных роликов. В качестве лжеальтернативной приманки подбрасываются хитрые идеи индивидуализма, эгоцентризма, в действительности оборачивающиеся бегством от себя - ибо не существует никакого "я" вне непрерывного взаимодействия с тысячами и мириадами "ты", каждое из которых стоит того, чтобы в определённые моменты свободно ограничить ради него собственную свободу... и даже само "я"...

Общегалактическое обозначение сапиенса (употребляемое только применительно к представителям разных космических рас и потому не имеющее формы единственного числа) записывается на космолингве нгאв. Нг (одна фонема, воспроизводимая носовым заднеязычным звуком [ŋ] с факультативным придыханием) - это полупрефикс со значением длящегося преодоления (но не разрушения - что-то вроде гегелевского "снятия") того, что выражает мотивирующая основа; אв - совокупность связей, дефинирующих данный объект. Упрощённым буквальным переводом может служить "освобождающийся" - если только не иметь в виду оккультные ассоциации, которые может вызывать это слово. Впрочем, земное sapiens в значении 'понимающий' тоже отчасти передаёт смысл данного интерпланетаризма.

Вот к этому нг и тянулись щупальца крокров. Человечество-муравейник, точнее, механизм, состоящий из бессубъектных единиц, все действия которых функционально обусловлены... Всё разворачивалось по сценарию, о котором во время одной из прошлых встреч как-то разоткровенничался Крыс. Эволюцию, которая заняла на Крокрысе многие тысячелетия (помню, помню! в следующей главе расскажу), планировалось провести на одной из первобытных планет, не вышедших к звёздам и затерянных от наблюдателей Конфедерации, за какую-то пару-тройку сотен земных лет. Противостояние, многократно усиливающее тенденции денгאвизации - на войне как на войне, даже на "холодной". "Регулируемая конкуренция" в глобальном масштабе. Рассказ Булычёва "Встреча под Ровно", обнаруженный в Наташиных zip'ах, - тоже, кажется, "проектинка"; во всяком случае, у себя Алиса его не читала. Цели там другие названы, но это и понятно... Когда завершится передел мира, а отладка государств-машин будет доведена до безупречности, два муравейника легко сольются в один под знаменем новой общей идеи - борьбы с остатками неконтролируемого нгאвизма. А затем... затем останется только слегка подтолкнуть к Последнему и Решительному Шагу... в результате роста и развития военно-промышленного комплекса, непрестанно ускоряемых Противостоянием, научно-технический потенциал к тому времени должен достичь соответствующего уровня.

По-видимому, планета А5-XXV тоже готовилась крокрами как плацдарм для подобного эксперимента. Стоило только дождаться, пока созреет оппозиция Зовастру, и приручить её - а там уже задвигать шахматными фигурами... Но и в кошмарном сне Алисе не могло прийти в голову, что планетой Реванша станет её родная Земля! А сейчас безо всяких снов: стоит закрыть глаза - и, словно воспоминания о будущем (у хронавтов такое бывает), начинают накатывать картины мёртвой планеты - то ли прошлое Крокрыса, то ли будущее Земли, - слишком яркие, чтобы быть плодом воображения. А воображение уже дорисовывало: памятник Гоголю (не "генеральский", до сих пор украшающий у них бульвар, а настоящий, где под внешним упадком сил писателя клокочет необычайная мощь и величие духа) покрыт толстой коркой льда, окаменевшие стволы пальм и берёз у бывшего входа на бывшую биостанцию... "Грустно, скажете? Нет, не грустно. Просто никак". И даже не потому, что "некому грустить" - Алиса знает, что пустота обманчива, что жизнь и разум начинаются уже за несколько метров под асфальтово-ледяным панцирем: в тоннелях бывшего метрополитена, в канализации, в "трубах", где некогда скрывались притоки Москва-реки, в подземных торговых центрах и бомбоубежищах. И дальше - в шахтах, уходящих далеко вглубь земной коры... Всё заполнено таинственной субстанцией; кожура умерших городов, лесов и морей - всего лишь оболочка, скрывающая Сверхмозг, Нечто, претендующее стать Всем...

Алиса без раздумий была готова ринуться в бой за спасение Земли.

Но...

Если этот вопрос неразрывно сопряжён для неё с её возвращением, если в этой борьбе она неизбежно сражается в том числе и ради собственной выгоды, то ни на чью помощь, связанную хотя бы с малейшим риском, она не согласится. Это её игра. Объясняйте это чем угодно - хоть путами моральных предрассудков, хоть гордостью и упрямством. Алиса вообще не думала уже о своём возвращении - перед ней встала куда более трудная и актуальная задача. Разберёмся с ней, тогда можно будет решать остальные.

Алеське эти рассуждения казались слишком сложными и щепетильными. И по-своему она была права. Только "правот" разных много, а правда, как это ни смешно, одна.

В итоге, отложив шахматы (перед экзаменом не надышишься!), Алиса провела остаток вечера за чтением писем. Всё-таки ради того, чтобы они были написаны и прочитаны, стоило подвергнуться выпавшим на её долю испытаниям! А можно ли было обойтись без испытаний... теперь, когда выбор сделан, когда будущее стало прошлым, когда множество потенциально возможных вариантов заключено в единственном актуально реализованном, этот вопрос уже не имеет смысла.

- Алеська, привет!

Светлов махал ей обеими руками, прижавшись к углу стеклянного выступа, хлопающего дверьми, за которыми прорисовывалась глубина некогда роскошного ("Всё лучшее - детям!") фойе.

Алису это обрадовало. Было бы хуже, если б он узнал её при всех и не сумел скрыть своей растерянности. Сейчас у неё есть время предупредить.

Так, но из образа выходить нельзя. Спокойное и Алесино выражение лица...

Интересно, сколько она продержится?

- Привет! Давно ждёшь?

- Да не очень, - замялся Алёша. - Так, воздухом подышать вышел. Душно там и шумно. Пока всё начнётся...

- Так ведь рано ещё?

- Выехал с запасом - боялся опоздать.

Яркие стенды вдоль стен по обе стороны от огромного, высоко взметнувшего крылья чёрного двуглавого орла.

- Похвально. Вот если бы ты ещё в лицей не опаздывал, - Алиса еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Если даже Лёшка её до сих пор не разоблачил, значит, дело пойдёт.

- Ну, начинается! как всегда... Лучше скажи: ты волнуешься?

- А ты как считаешь? Втянул тут меня в авантюру...

- Почему авантюра? Испытать свои силы... тебе это должно быть интересно.

- Ты думаешь? - спросила его Алиса со своей - не Алеськиной - интонацией, пронзив задорным взглядом.

- А... - Алёша вдруг осёкся на полуслове и вытаращил глаза:

- Алиса?! Тьфу ты... Что за маскарад?

Наконец-то! прозрел...

- Тс-с! - Алиса напряжённо зашипела, приставив палец к губам. - Алеся Мурашкевич, команда двадцатой школы. Ты же не хочешь, чтобы нас дисквалифицировали?

- Нет, конечно. А что с Алеськой?

Снова приходится ступать на тропу вранья!

- У неё ведь завтра зачётное соревнование по плаванью. Вот и переживает. Говорит, что в таком состоянии только команду подведёт. Так что я вместо неё.

- Но завтра-то она будет выступать? А то я собираюсь...

- Будет, - успокоила его Алиса. - Куда она денется?

- Это хорошо. Тогда я сегодня буду твоим гидом. Ты же здесь не была, ничего не знаешь?

- Будь, конечно. Если только это тебе не в тягость.

- Что-то ты сегодня не в настроении, - насупился Алёша.

- Нервы, - коротко сказала Алиса доверительным шёпотом.

В гардеробе, едва Алиса сняла бандану, Алёша критически закряхтел:

- Да... наше счастье, что тебя никто из здесь присутствующих раньше не видел. Иначе заподозрили бы, как пить дать.

Алиса подошла к зеркалу.

- Ладно уж! Разве Алеся не могла сделать себе такую причёску?

- Могла, наверное. Но покрасилась ты зря. Неестественный цвет получился.

- Да это просто шампунь. Даже не красящий, а тонирующий. Но что-то Алеська там передозировала. Она тут платок какой-то дала - может быть, повязать?

- Не надо. И так ничего. Хотя без головного убора я бы тебя сразу раскусил!

- А мне кажется, лучше вообще это всё смыть - тушь, румяна, помаду... Я в этой маскировочной раскраске не на Алеську похожа, а на куклу какую-то!

- Да нет, вполне пристойно, со вкусом. Это на дискотеках у нас в школе девчонки как размалюются - и приглашать не хочется. А у вас что, косметикой вообще не пользуются?

- Где?

- Там... в Конотопе. Где же ещё?

- Я - не пользуюсь. Меня моя внешность вполне устраивает. А кому не нравится, пусть не смотрит, - добавила она совсем уже наигранно.

- Мне нравится, - поспешил заверить Лёшка... и вспыхнул до кончиков ушей. Алисе пришлось сделать вид, что она не расслышала этих слов.

- Алиса, а ты в шахматы вообще как, хорошо играешь? - спросил Алёша, когда они уже поднимались по мраморной лестнице на второй этаж.

- Не знаю. Никогда не пробовала. Может быть, и хорошо.

Лёшка понимающе хмыкнул.

А зря. Алиса ведь почти не шутила.

В зале вовсю шуровала съёмочная группа телеканала "Культура". Чёрный кабель удавом полз вдоль стены, двое операторов, пристреливаясь к интерьеру, неторопливо петляли с камерами между столиков. Тридцать два столика были расставлены по окружности, вписанной в маленький квадратный зал, так что красная дорожка, пролегающая между дверями в противоположных стенах, служила осью для полукружий команд - прямо как в футболе перед матчем. Да и в самом деле, Гроссмейстер в сегодняшней игре был скорее арбитром, тестирующим уровень подготовки обеих команд, чем общим соперником. Он вообще вне соперничества. Давно уже не чемпион мира даже по собственной версии, принципиально не участвующий ни в каких официальных состязаниях. Экс-чемпионов много - Гроссмейстер (с большой буквы!) один. Его и называли так чаще, чем по фамилии, и применительно к нему скучный титул звучал свежо и волнующе, словно обновив своё первоначальное значение - Великий Магистр. Живая легенда, бессменный Эталон. Представитель Свободного Союза на нескольких международных форумах, личный друг губернатора Калмыкии - экс-президента ФИДЕ - и особа, приближённая к Императору. В прошлом - активный популяризатор Новой хронологии. Сейчас ведает юношескими соревнованиями, специализируясь на постоянном изменении их форм и правил.

Небольшие трибуны по углам медленно заполнялись зрителями. Жидкокристаллические экраны, которым предстояло стать диаграммами шахматных баталий, пульсировали рекламными роликами спонсоров вперемежку с анонсами апрельских мероприятий.

- А это случайно не Юлия Кара? - спросила Алиса, указывая на появившуюся в зале блондинку в строгом, но элегантном брючном костюме, которая сразу же собрала вокруг себя телевизионщиков, деловито раздавая им какие-то указания.

- Она самая, - прищурился Лёшка. - Чем это наш скромный турнир снискал столь высокое внимание?

Молодую журналистку канала "Культура", которую успела запомнить в лицо даже Алиса, москвичи любовно называли просто "нашей Юлечкой". В общественной жизни она была чем-то бóльшим, нежели визитной карточкой телеканала. Символ надежды для изверившегося в будущем старшего поколения, вызов для молодёжи, законодательница нового стиля и моды, новых жизненных приоритетов. Уверенная в себе, не боящаяся идти против течения, одинаково свободно поддерживающая беседу о Римском-Корсакове и о русском рэпе, способная одержать верх в любом споре, переубедить, увлечь за собой - и вместе с тем смягчающая свой напор трогательной, по-детски застенчивой улыбкой вчерашней школьницы... Алисе, правда, показалось, что этот экранный имидж с кого-то тщательно скопирован - но кто знает, может быть, она и в жизни такая.

Юлин отец, кинорежиссёр, в последние годы был парадоксальным образом известен более по нереализованным проектам, чем по состоявшимся. Когда-то, на заре горбастройки, он ещё студентом ВГИКа вломился в кинематограф со своей дипломной работой - полнометражной экранизацией повести Бориса Васильева "Завтра была война". Так получилось - оказался в конъюнктурной струе, успел на подъёме волны. Фильм единодушными хвалебными откликами был отмечен как событие, хотя по большому счёту его достоинства определялись достоинствами литературного источника, а режиссёрской заслугой оказалось не столько усиление "антикультовой" темы, сколько её персонализация путём повсеместно развешанных в кадре портретов Сталина - что вполне вписывалось в официальную партийную доктрину тех нескольких лет, пролегших между тезисом "Партия начала перестройку" и отменой шестой статьи Конституции СССР. Гротескный образ Иосифа Виссарионовича позже окажется в центре его третьего фильма... ну, о нём теперь и упоминать не приходится, а "Завтра была война" и сейчас мелькает на телеэкранах в новой редакции: всего-то делов оказалось - вырезать те кадры с портретами да спор о презумпции невиновности. В результате такого идеологического причёсывания стало не вполне понятно, за что, собственно, пострадали Вика Люберецкая (тоже яркая актриса - будущая "Мария с панадолом" из рекламы) и её отец. Логика сюжета подсказывала - за любовь к Есенину, не иначе. Ну, тут уж действительно непотребство: он же наш, русский! понятно, чьи это интриги. В общем, вполне патриотический и просоветский фильм оказался - впрочем, в двадцатые годы в результате перемонтажа и не такие чудеса творили... Тогда, в конце восьмидесятых, он воспринимался совершенно по-другому. "Это для нас как... как «Апассионата»!" - прозвучало во время просмотра-обсуждения фильма в одном вузе с тем же пафосом, с которым как раз перед тем на экране Искра Полякова читала есенинские строки. Самое смешное, что совершенно искренне.

Со вторым его фильмом "Воры в законе" ситуация оказалась противоположной. На кинофестивале в Одессе был отмечен антипризом "Три К" (конъюнктура, коммерция, китч) - и сразу же обрушилась лавина заказных ругательных рецензий, а когда сошла, его название стало нарицательным для обозначения низкопробного арт-ширпотреба. Не то, чтобы он был таким уж отстойным, что хуже некуда - просто следовало слегка осадить зарвавшегося выскочку, пытавшегося идти своей дорогой, мимо киношно-мафиозных "семей" и кланов. Только вот беда: не знали ещё совковые журналисты, воспитанные в духе "Газета - коллективный организатор", тонкостей пиара, не понимали, даже интуитивно, элементарной истины: ругают - значит рекламируют. Особенно в условиях нежданно свалившегося на мозги советских граждан плюрализма. Так что "антиворовская" кампания только упрочила его репутацию. Тем более, несколько ранее Наталья Негода, дебютировавшая в его первом фильме вместе со своей обнажённой грудью, триумфально блеснула в скандальной, тоже повсеместно ругаемой и потому всенародно популярной картине "Маленькая Вера"...

На этих двух оценочных полюсах и утвердился Юрий Кара в истории отечественного кинематографа. А затем... затем началась сплошная мистика. Съёмки "Мастера и Маргариты" были наполнены необъяснимыми, загадочными совпадениями и туго преодолимыми препятствиями, подстерегавшими его уже с того момента, как он начал "пробивать" сценарий. Книгу можно написать! да только её наверняка постигла бы судьба самого фильма... Снятый со звёздным актёрским составом, смонтированный в прокатном и телевизионном вариантах, он оказался под замком у продюсеров. Конечно, этот абсурд тоже можно было объяснить вполне рационально, как и каждое из десятков таинственных совпадений. Отмыли деньги на съёмках (сумма по смете была просто астрономической, в полтора десятка раз превышающей реальные затраты), а тратиться на прокат - смысл? Или ещё какие далеко идущие планы - выдержать на "полке", например. Не удивляла и очередная цепочка совпадений, которую повлекла битва за фильм - перед ними меркли все предыдущие. Даже то обстоятельство, что параллельно в это же время одного из кузенов его жены преследовали не менее драматичные странности вокруг его кандидатской - конечно же, по творчеству Михаила Булгакова! - ещё как-то укладывалось в рамки логики. Но всё в совокупности с избытком зашкаливало за любые мыслимые пределы.

Экранизация Булгакова стала роковой ступенью в творческой биографии Юрия. Больше десяти лет его фамилия появлялась разве что в титрах новых выпусков "Ералаша"... Нет, он боролся - и не только в суде за право на "Мастера". Работа в Голливуде, комиссия при Государственной Думе под эгидой ЛДПР... собственно, не в последнюю очередь благодаря Жириновскому и завертелась работа над его новым детищем - "космическим проектом". И на сей раз в начале был Приём - впервые в истории снять актёров в космосе, на саморазваливающейся из-за урезанного финансирования орбитальной станции "Мир". На эту идею так красиво ложился сюжет романа Чингиза Айтматова "Тавро Кассандры". Правда, вскоре оказалось, что и вокруг этой книги начинают сплетаться знакомые уже узлы странных совпадений и сверхъестественных преград. И неудивительно: Айтматов почти прямым текстом говорил многое из того, что у Булгакова было дано лишь намёками, открывшимися режиссёру в процессе съёмок, особенно там, в Ершалаиме. В результате первоначальный сценарий подвергся коренным изменениям, от "Тавра" осталась лишь сама линия невозвращенца-космического монаха. И всё равно избежать судьбы не удалось. Все вопросы тихо решались, преодолевались невероятные барьеры, масс-медиа откровенно потешались над "очередной авантюрой". Когда же в конце тоннеля отчётливо забрезжил свет, как снег на голову свалилось решение о затоплении "Мира". Доселе ни сном ни духом - а тут и сроки жёстко указаны! В график-то они всё равно укладывались, первая орбитальная киноэкспедиция должна была даже опередить по времени первого космического туриста - но чуть ли не накануне полёта исполнитель главной роли Владимир Стеклов, до сих пор безупречно проходивший все медкомиссии и успешно выдержавший общую программу трениовок, был столь же неожиданно и нелепо отстранён по состоянию здоровья... В конце концов, и это можно было, закрыв глаза, объяснить стечением слепых стихий - но в довершение всего по этой истории с чего-то вдруг прошёлся в своей программе известный в те годы телекиллер Сергей Доренко, вырвав из контекста фразу его интервью и придав ей своим издевательским комментарием совершенно иной и совершенно идиотский смысл. Тут уж ясно стало: опять он перешёл дорогу кому-то большому. Но чем и кому? Лужков-то к проекту не был причастен... Хотя вот, стоило Гусинскому обмолвиться о телепроекте "Мастер и Маргарита", тут же его и повязали. Много неясного в странной стране! Юрия даже не удивил последний штрих в истории многострадальной булгаковской экранизации: когда продюсеры спустя десять лет наконец собрались запустить её в прокат, всплыл этот, с позволения сказать, наследник, наложивший свои копирайты... Так что там Олег говорил о каком-то мистическом "Проекте" и об участии в нём Михаила Афанасьевича?

Когда Жириновский был назначен министром культуры, он сразу же предложил Каре высокий чиновничий пост, что окончательно перевесило колебавшиеся чаши весов: "здесь или там?" Работа оказалось, мягко говоря, не творческой, но требующей максимальной самоотдачи - а ему и не привыкать... Дочку Юрий не просто "пристроил на телевиденье", как поговаривали поначалу злые языки - тщательно проработал образ, выкристаллизовал концепцию её программы. По сути "Юлия Кара" - целиком его авторский проект, который он считал самым удачным. Социальный заказ был безошибочно предугадан - наконец-то он оказался по-настоящему первым. Да и сама Юля всё больше проявляла себя как толковая девочка. Папа её никогда не хвалил, а в ошибки безжалостно тыкал носом - спортивную злость вырабатывал. Но и без того понятно, что за счёт одного лишь тупого упорства лицом канала не станешь, здесь творческая жилка нужна и собственная, а не сконструированная "изюминка". В настоящее время к Юле перешли ещё две постоянные программы - гостевая и ток-шоу - и она перекраивала их под свой имидж уже полностью самостоятельно.

- Смотри, - сказал Алёша, - мы с тобой соседи!

- Замечательно. Будешь мне подсказывать, - а глаза не смеялись. Играй она просто от своего имени - не было б никакого волнения. А тут двойная ответственность: перед всеми представляла Алеську, а перед Алеськой - своё время. Может быть, и не стоило принимать всё так уж всерьёз, но Алиса не могла относиться к предстоящей игре иначе. Она была для неё своеобразным экзаменом.

Команды собрались вокруг своих физруков и консультантов-распорядителей. Небольшой инструктаж... настоящий-то инструктаж Алеся с ней вчера провела. Алиса продемонстрировала своё знание материала, называла всех по именам... Лёшка только диву давался, и девочке время от времени приходилось толкать его локтем: сделай, мол, лицо попроще...

Наконец участники заняли свои места. Камеры спешно пробежались по их взволнованным лицам. После Гимна и слегка затянутых напутственных речей чиновников и Гроссмейстера (крупным планом, потом можно будет врезками дать по несколько фраз) начался краткий совмещённый молебен Кресту Господню и Святому равноспасительному князю Иосифу (медленный панорамный обзор и наплыв на батюшку).

Кое-кто из читателей первых глав удивлялся: как это при режиме, декларирующем православную государственность, в Крестопоклонную неделю и накануне в столице происходят масштабные спортивные соревнования, а в магазинах, несмотря на пост, большие очереди за молочными продуктами? А всё закономерно: коль скоро объявлена "православной" страна, население которой отнюдь не отличается даже формальной религиозностью, значит, планку этой "формальной религиозности" приходится спешно занижать. Ведь и так, даже по официальным данным, православными при регистрации "шестой графы" оказалось только 65% населения России - при том, что всех крещённых записывали православными, а у желающих значиться в паспорте православными справку о крещении (не говоря уже о чём-то большем) не спрашивали. В сателлитах вероисповедание пока не фиксировалось, перепись населения будет проведена сразу после выборов. За счёт Малороссии ожидался значительный рост показателя. Так что налагать какие-то реальные постовые ограничения, пусть даже внешние, не позволял текущий политический момент. Правда, уже в конце этого года для православных граждан планировалось ввести в паспорт обязательную ежегодную отметку о причащении. Причащение мирян, кстати, в храмах Российской Православной Церкви реально происходило только от Пасхи до Вознесения. В остальные дни сразу же после "Со страхом Божиим и верою приступите" пелось "Видехом Свет Истинный..." и чашу уносили в алтарь. Кое-где на приходах она вообще и не выносилась. Желающий причаститься, конечно, мог это сделать в любое время в частном (требном) порядке, оплата по тарифу - но приобщение чаще четырёх раз в год всячески осуждалось как обновленческое влияние.

Среди присутствовавших на молебне о планируемом нововведении не было известно ещё никому - даже таким информированным фигурам, как Гроссмейстер и Юля. Зато Юля безошибочно смогла бы назвать истинную цель этой акции - выявление обновленцев-катакомбников, которые наверняка опрометчиво записались православными. Для официальных СМИ такой проблемы не существовало: ну, не произошло никакого раскола после того эпохального Архиерейского собора, доктринально утвердившего формулу "Москва - Третий Рим" и разорвавшего общение со всеми "новостильниками"! Были, дескать, недовольные из числа выкрестов, либеральной интеллигенции и правозащитнического отребья, но они не заслуживают никакого внимания. Только вот Бюро Неофициальной информации (попросту, сплетен) при КРС активно распространяло в массах слухи о том, что кое-где в России действует глубоко законспирированная псевдоправославная тоталитарная секта, симпатизирующая Стамбулу и практикующая всякие непотребства до промискуитета и каннибализма включительно. Очевидно, готовилась какая-то крупномасштабная кампания. С ней, конечно же, была каким-то образом связана и недавняя Юлина командировка в Кемеровскую область, репортаж о жизни инославных - тема, которая до сих пор в масс-медиа тоже была окружена гробовым молчанием. Юля только что вернулась из этой поездки и всё ещё находилась под её впечатлением.

Народ варился в собственном соку, замыкался в групповых интересах. В быту все общались исключительно с единоверцами. Конфессии постоянно сталкивались властями друг с другом, начиная от кадровой политики, где на всех предприятиях во всех подразделениях стремились создать как можно более разнородный коллектив, и заканчивая ситуациями, когда католики и адвентисты вынуждены делить одно здание - и тут же "принцип регулируемой конкуренции", постоянные намёки: Боливар двоих не выдержит. Наушничество, подсиживание... Казалось бы, внутри деноминаций, сконцентрированных в одном регионе, могла бы происходить некая консолидация - на самом деле в таких условиях наблюдалось обратное. К тому же общины укрупнялись, портфелей не хватало, да и реальная власть в них принадлежала, как в советские годы, исполнительным органам - кто помнит, что это такое, тот поймёт... Ни о какой евангелизации, конечно, не было и речи, хотя запрещалось "переагитирывать" только православных. Просто не до того было. Тут главная задача - молодёжь удержать. Ну-ну... Так её и удержишь в этом комарином суперболоте, образовавшемся за столь тщательно спроектированной и выстроенной плотиной. Меняли вероисповедание, записывались православными или атеистами (мусульманином так просто не запишешься - экзамен сдавать придётся) и навсегда покидали резервацию. Что же до старшего поколения, то ему было на что надеяться - именно на лучшую долю в мире ином. Недолго осталось-то.

Хотя девушке, не до конца ещё испорченной работой на телевидении, было по-человечески жаль людей, с которыми довелось общаться, сомнений в государственной необходимости происходящего у неё не было. Просматривая по долгу службы европейские и американские телепрограммы, Юля искренне возмущалась: и эти люди ещё смеют заявлять, что у нас засилье цензуры? Да их "политкорректность", возведённая в ранг государственной доктрины, пострашнее Контрольно-Ревизионной Комиссии будет! Там же трудно что-либо сказать по-настоящему информативное, чтобы ненароком не зацепить какую-нибудь социальную группу. Они любят о правах человека порассуждать - так ведь имеются в виду не конкретные граждане (до которых государству нет никакого дела), а абстрактные представители этих самых групп. А социальные группы в Штатах, мало того что сидят друг на друге и третьей погоняют, ещё и размножаются, как кролики. Литературные, музыкальные, кулинарные пристрастия - уже категория, уже потенциал социальной группы, которую не дай Бог оскорбить! Женщину вперёд никто не пропустит, боясь нарваться на обвинение в дискриминации по половому признаку. Уже и само слово "женщина" хотят заменить на "феминоамериканец"! Праведный гнев напрочь заглушал у Юли тёплые детские воспоминания о Лос-Анджелесе, о волшебной сказке Диснейленда...

Разве не правильнее делается в России? Замалчивается не естественное различие между социальными группами, а само их существование. Все подгоняются под единонеделимый имперский стандарт, и всем хорошо! Вначале информационно, а затем, по возможности, и де-факто. Юля знала, что на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов существовал лозунг "Советский народ - новая историческая общность людей". Тезис правильный, да только выдвинут был преждевременно, волюнтаристски. С поспешной его отмены (незадолго до её рождения) как раз и начались перестроечные брожения.

Вот и инославие в России - это как пожар или опухоль, которую надо локализовать, а затем посодействовать её самоуничтожению. Ничего не попишешь - как иначе сохранить национально-культурную идентичность, как выжить в Противостоянии?

Был, впрочем, один момент... открытие, которое если не перевернуло Юлины представления, то опасно подвесило их без опоры. Кемеровская область отличалась достаточно высокой криминогенностью, преимущественно количеством раскрытых и нераскрытых убийств. В редакции Юле предписывали сделать на это особый упор, показать закономерную связь этого обстоятельства с нравственно нездоровой обстановкой в регионе, вызванной губительным влиянием чуждых вероучений. Тем более что жертвами убийств были, как правило, инославные, зачастую клирики, катехизаторы и прочие активисты в своих общинах. Да и немногочисленными (по сравнению с "глухарями") осуждёнными по этим делам оказывались всегда представители конкурирующих конфессий.

У девушки, однако, возникла своя версия происходящего. С недавних пор в масс-медиа дебатировалась идея "гуманитарной санитарии" - сохранения экологического равновесия генофонда нации путём "зачисток" разного рода отбросов общества - наркоманов, алкоголиков, бомжей, интеллектуально или морально неполноценных лиц. Жёсткий вариант этой народной инициативы предполагал периодический плановый "отстрел", мягкий предлагалось осуществлять по паритетному принципу: каждая погибшая в расцвете сил жертва стихийного бедствия или катастрофы - лицензия на уничтожение одного подонка. А безвременный уход людей, имевших для государства особую ценность - кратно коэффициенту их ценности. Заложники, типа. Юля прекрасно видела, как с каждой новой публикацией и передачей смещается оценочная шкала: от единодушного осуждения инициаторов таких идей через аналитическое их осмысление к дискутированию. Более того, сейчас ход подобных диспутов всё более начал сводиться не к вопросу приемлемости самой "социосанитарии", а к выбору между "жёстким" и "мягким" её вариантами.

Первое Юлино ток-шоу было как раз на эту тему. Уже это её насторожило: передача, где всеобщая любимица предстаёт в новом амплуа, автоматически должна занять верхушку рейтинга, а значит, руководство канала и его хозяева заинтересованы в том, чтобы привлечь внимание к данной проблеме. А когда на банкете в честь её дебюта она заговорила на этот счёт с одним коллегой - из тех, особенно информированных, - тот рассмеялся и, дыша перегаром, зашептал ей на ухо, что такие бригады "чистильщиков" давно уже действуют, вроде бы в составе Гражданской Безопасности, официальными едва ли когда-нибудь станут, но важно укоренить в массах положительное отношение к этой идее

Тогда она не придала его словам большого значения - пьяный трёп, что с него взять? Но сейчас, сравнив сводку кемеровских убийств с секретным списком чрезвычайных ситуаций в России за последний год (в СМИ сообщалось лишь о незначительной части, распространение слухов об остальных пресекалось с помощью Бюро Неофициальной информации), увидела их несомненную корреляцию! Первые всегда происходили через несколько дней после вторых... Вообще-то сектанты и инославные вслух никогда не назывались в числе "отбросов общества", но по умолчанию как бы подразумевались.

...Разумеется, репортаж о сегодняшнем мероприятии никакой сенсации не предвещал. Материал "джинсовый", заказной - "партия ревела, комсомол последних лет", как переврала когда-то на слух её бабушка Римма слова известной советской песни. Мало того, что она не спортивный комментатор... хотя бы финал - а то битва за третье место, утешение для неудачников... Ясное дело, Гроссмейстеру надо лишний раз на экране эффектно мелькнуть. Отсюда и эта идея с сеансом одновременной игры (в котором он к тому же, вопреки традициям, играет чёрными - этакий барский жест!), потому-то он и выпячивает свою фигуру так откровенно. Что ж, у каждого сегодня здесь своя игра. У неё тоже. Сделать яркое телешоу из заурядного шахматного турнира - задача не из простых.

Кстати, и знамя Рерихов тут не зря повесили впритык к хоругви с иконой Равноспасительного. Возьмём на всякий случай в один кадр крупным планом. Редактор потом скажет, пускать в эфир или нет. Рериховцы, пользуясь связями Гроссмейстера, усиленно пробивали через него идею об общероссийском статусе буддистского вероисповедания. Своё учение они в последнее время позиционировали именно как буддистское, поскольку в списке традиционных российских конфессий наряду с вполне конкретным "Православием в общении со Святейшим Правительственным Синодом" значились расплывчатый "ислам" и абстрактный "буддизм". Однако записаться в паспорте буддистом для лица, не имеющего ни буддистских корней, ни калмыцкой или бурятской прописки, было весьма проблематичным. Вопрос, по-видимому, решался, и у большинства иерархически продвинутых последователей Рерихов шестой графой предусмотрительно значилось "атеист", а не "православный", чтобы можно было беспрепятственно поменять. Вообще-то государство им и так заметно благоволило как патриотическому и культурообразующему объединению, хотя официально и не существующему, а в общественно-политической жизни России их представители занимали весьма ощутимое место. Говорят даже, что известный в прошлом православный апологет диакон К. покинул страну именно под их давлением. Предложили, чуть ли не через Комитет Гражданской Безопасности, публично отречься от его книг в их адрес... хотя если бы каждому довелось отрекаться от всего, что при Алкаше говорилось и писалось, не хватило бы никаких носителей. Он наотрез отказался. То ли гордость, то ли убеждения. А может быть, и не в рериховцах дело - просто у руля в самой РПЦ встали люди, которые не прочь были бы свести с ним застарелые счёты, не забыв ни защиту ИНН и "Гарри Поттера", ни чересчур, по их мнению, мягкого дипломатического тона в обличении инославных ересей (зато к рериховцам, как и к "исконно русскому" неоязычеству, они относились с непонятной толерантностью). Он-то, если разобраться, всего лишь "христианский журналист", как сам порой себя называл. От того же Доренко формально ничем не отличается. А расплачиваться всегда приходится исполнителю, а не хозяевам. Вот он, всё взвесив, и эмигрировал в Америку, перешёл под стамбульскую юрисдикцию "и, ругая масонов, погрузился в тоску". Нет, не сразу погрузился: сперва было выстрелил целой обоймой памфлетов - "Гибель России", "Московское "православие": раскол или ересь?" - а потом вдруг резко замолчал. Припугнули, наверное. У Комитета Разъяснения Ситуации длинные щупальца.

А Игра уже началась. Степенно двигаясь против часовой стрелки, Гроссмейстер делал ответный ход...

* * *

...Двух измерений по-прежнему катастрофически не хватало. Белые фигуры таяли с неумолимой быстротой. Алисина стратегия никак не могла отрешиться от логики трёх-четырёхмерности. Каждый раз, когда Гроссмейстер приближался к её столику, сердце замирало и уходило в пятки - но и там стояла почти такая же пекущая боль, как у андерсеновской Русалочки. Замирали и стрелки шахматных часов. Занесённой над доской руки Гроссмейстера Алиса ожидала, словно расплаты. Непонятно только, за какие грехи. Хотя, если копнуть...

Число участников тоже редело с каждым кругом. У соперников с какого-то перепугу получилась одна ничья. У двадцатой же - увы... Зайцев, правда, ещё держался и довольно уверенно.

Гроссмейстер отметил эту маленькую соперницу ещё с первых ходов. А сейчас для него, положа руку на сердце, только эта партия и существовала. С остальными-то было всё более-менее ясно - в том числе и с Зайцевым, который играл чересчур правильно и потому предсказуемо попадал в расставляемые ловушки. Иное дело - эта "А. Мурашкевич". Почему он раньше о ней ничего не слышал? неужели и впрямь блеснул затерянный до сих пор самородок? Подобное вообще редко встретишь - чтобы мастерство и нестандартность по-настоящему сочетались, дополняя и уравновешивая друг друга. Но именно такой класс игры она сейчас демонстрировала. Тут и на женскую логику всего не спишешь... вот была у него на днях неформальная беседа с Императором. Почему бы, предлагал тот, для русских шахмат не отменить этот бессмысленный анахронизм - деление на "мужчин" и "женщин"? Какие реальные основания для такой дифференциации в этом интеллектуальном виде спорта? Гроссмейстеру пришлось проявить твёрдость и упорство, доказывая, что между мужской и женской логикой пролегает настоящий водораздел и это действительно два принципиально разных стиля игры. "Понятно, - подытожил Государь, - боитесь, что бабы вас «сделают»?" И вот - живая иллюстрация. Ребёнок, из вторичных половых признаков пока что только неумело нанесённая косметика, плывущая под софитами. А играет уже вполне "по-женски"! Но не только. Она вообще, похоже, видит партию под каким-то необычным углом, в особом ракурсе.

И всё равно её игра обречена. Гроссмейстер был уже увлечён происходящим не столько на доске, сколько на лице у соперницы. Эти воля и упорство, таящиеся в мягком открытом взгляде, этот нахмуренный лоб, закушенная нижняя губа, с которой она мужественно встречала очередную неудачу... Всё это отдавало совершенно рыцарским достоинством, о таком противнике можно только мечтать. С каждым ходом разгорался азарт Гроссмейстера, в котором - стыдно признаться! - было даже нечто эротическое. Продержать её в этом напряжении, расчётливо провести по собственному, профессионально срежиссированному маршруту, дать ей насладиться иллюзией свободы, азартом борьбы, с которым она уходит от его ловушек, тем самым незаметно попадая в новые, а затем, когда увязнет окончательно, обнажить перед ней всю правду, оглушить ею, унизить осознанием своей полной зависимости, безысходности своего положения - это заводило и волновало (пошляки, на выход: интеллектуально заводило, а не так, как вас).

Телеоператоры тоже давно сориентировались в драматическом центре сегодняшней игры и спешили оказаться возле Алисиного столика, даже опережая Гроссмейстера. Да и от трибун в эти моменты исходило ощутимое напряжение. Алиса уже смирилась с этим неприятным фактом, странным всеобщим желанием быть свидетелями её позора. Или от неё ещё что-то ожидают, возлагают какие-то надежды, которые она не в силах оправдать? Вот и ферзь её оказался заперт на крошечном пятачке, как волк за красными флажками, откуда не прорвёшься, не напоровшись на удар. Тут же пешка жмётся под огнём с претензией выйти в ферзи. Рукой подать до восьмой горизонтали, всего две клетки - но путь решительно перечёркивался лучом, пролегающим от гроссмейстерского слона. Да и сейчас она находилась под ударом чёрного ферзя, и лишь белый конь, держащий под прицелом её клетку, сохранял её от расправы. Белый Рыцарь... Наташа так называла Кира Булычёва. Тоже ведь страховал её, а потом оставил в одиночестве так неожиданно. И даже рассказать ничего не успел. Или не планировал? Почему нам всегда приходится брести через Время на ощупь? Нет, с точки зрения хронофизики понятно, а по-человечески принять это очень трудно. До конца, наверное, и невозможно.

И вновь - ободряющая улыбка Гроссмейстера... а его карающая длань медленно простирается над полем сражения.

Чёрный конь вскочил на е-7.

- Шах!

И одновременно - угроза её пленённому ферзю, отметила Алиса. Если король уйдёт из-под шаха, конь возьмёт "королеву". Единственный возможный ход - взять гроссмейстерского коня своим. И тем самым дать возможность Чёрной Королеве беспрепятственно сожрать опасную пешку...

Что ж, такова эта игра, нелепая, как сама жизнь, и таковы её жестокие правила. И таков удел всех рыцарей - хранить покой королей, а в ситуации выбора предпочитать королев пешкам. Пусть даже и потенциальным королевам.

Росчерк - латинское L. Рыцари сомкнулись в честном поединке. Чёрный повержен. Монархам ничто не угрожает. А пешку уже не спасти.

Слева Зайцев обдумывал позицию, хмурясь, но сохраняя внешнее спокойствие, теребил тонкую дужку очков с затемнёнными стёклами. Справа Лёшка склонился над доской, бледный, как кефир, казалось, побелели даже высохшие губы и кончик языка, которым он то и дело их пытался их облизать. Рука лихорадочно дрожала над фигурами. На виске собралась тяжёлая капля пота, наверное, очень солёная, которую он, похоже, и не замечал, и Алиса сочувственно смотрела в его сторону: упадёт ли, в конце концов?

Даже не задержавшись возле Зайцева, почти на ходу передвинув чёрную ладью, Гроссмейстер скрипучими шагами Командора приближался к Алисиному столику. Сейчас... Алиса уже не думала о партии, ей просто было безумно жаль маленькую белую пешку, отчаянно рвавшуюся во вражеский тыл и оставшуюся без защиты. Девочка почти физически ощущала себя ею и сквозь огромные непреодолимые площади чёрных и белых полей, как сквозь Время, бросала прощальный взгляд в сторону Белого Рыцаря - без упрёка, просто с немым недоумённым вопросом: за что?

Она даже не сразу поняла, что произошло. Вместо того, чтобы сбить зарвавшуюся наглую пешку лёгким щелчком, Гроссмейстер двинул на e-7 чернопольного слона, перекрывавшего её путь в ферзи.

Чёрный гранитный обелиск ознаменовал место гибели Белого Рыцаря...

Алиса ойкнула от неожиданности, и предательский объектив видеокамеры удачно зафиксировал этот момент. Её пешке открылся проход, но она уже воспарила над доской - и всё поняла... Да, через два хода на доске может появиться новая "королева" - но к тому времени она окажется пленнорожденной, такой же беспомощной и обречённой, как и старая. Красивая развязка, наверняка спланированная за много ходов. Два ферзя у белых - и верный мат, к которому всё идёт. Как же она прозевала? Растяпа, пускуля... развела тут психологию! И ходов-то других нет.

Было стыдно - за пешку и за себя.

Гроссмейстер насладился растерянностью юной противницы. Как она с ходу просекла его план, оценила всю его красоту и безнадёжность своего положения! Что же, тем достойнее будет его победа... А девочкой надо заняться. Это действительно талант.

Алиса вдруг сообразила, что они встречаются глазами гораздо чаще, чем раньше. Из команды, оказывается, осталась только она с соседями. У соперников - тоже трое, разбросаны по дуге. Лёшка готов был в любую секунду потерять сознание, не столько из-за положения на доске, сколько из-за свалившейся ответственности, из-за прикованного к нему всеобщего внимания и утраты чувства локтя. Докучавшую Алисе каплю он наконец-то смахнул, по щеке пролегла блестящая дорожка. Пальцы шевелились над оставшимися белыми фигурами, точно пытались уловить от них какой-то импульс, угадать единственно правильный ход.

Но ведь это же так просто!

- Конь f-6, - прошептала Алиса.

Алёша вопросительно переводил взгляд с коня на её каменное лицо. Девочка хмыкнула и дважды кивнула.

Пожав плечами, он сделал ход конём - и только теперь, похоже, стал понимать, что к чему. Прорвало!

Когда Гроссмейстер вернулся к её столику, белая пешка стояла на седьмой горизонтали.

- Давайте, - покорно вздохнула Алиса.

- Даю, - улыбнулся Гроссмейстер, делая ожидаемый ход. - Извини - это игра...

А вот Лёшкин ход его озадачил. Ещё бы!

"Конь f-6"... А разве не этот ход упоминался у Булычёва? Или она что-то путает. Немудрено и перепутать. Но если не путает, значит, ей могли оставить "проектный" сигнал, что-то подсказать. Не сам этот ход - она ведь самостоятельно его увидела. В полном согласии с леммой Петрова, кстати... Что же ещё? Она там, в книжке, выигрывает, хотя окружающие не сразу это замечают. Не верится совершенно - но может быть, намёк на то, что выиграет и взаправду? То бишь, может выиграть. Ведь ничего не предопределено и не запрограммировано. Хотя и задумано.

Если она сейчас выиграет, несмотря ни на что, - значит, и в главном можно рассчитывать на успех...

Какие же там ещё были ходы? Пешку Коля Сулима куда-то двигал. Ну, у её пешки одна дорога. Алиса, кстати, не могла отделаться от ощущения, что происходящее у неё на доске тоже слегка напоминает ей что-то знакомое. Только вот что?

Конь f-6... Конь?

Ну конечно же!

Гроссмейстер уже навис коршуном над приникшей к фигурам Алисой, когда белая пешка поползла на край доски. Личинка, дожившая до критической точки, пересекшая черту. Сейчас явится имаго. Бабочка, которой не суждено будет расправить крылья.

Но вместо высокой изящной фигуры на доске появился... конь.

- Хм, - сказал Гроссмейстер, пристально глядя в спокойные глаза Алисы.

Решение по-своему красивое, но совершенно беспомощное. Сквозь оборону этот Пегас, конечно, прорвётся, в отличие от ферзя, а как он сможет повлиять на исход игры? Да никак...

Уже на следующем круге Гроссмейстер понял, что поспешил в своей оценке. А через три хода Алисе с помощью возрождённого Белого Рыцаря удалось освободить Королеву из заточения. Логика четырёхмерности не подвела. Расклад сил сравнялся.

Ещё через два круга, выбив очередного игрока из команды соперников и вновь озадачив Зайцева, Гроссмейстер миролюбиво подмигнул Алисе:

- Делаем ничью?

- Сделайте вначале ход, - твёрдо сказала девочка.

Он пошёл - под прицелом её немигающего вгляда.

- Это очень неудачный выбор, - сказала Алиса. - Вам мат через четыре хода.

- Да? - удивился Гроссмейстер. - Что ж, посмотрим. Сейчас только с Зайцевым расправлюсь...

С Зайцевым он расправился тут же - checkmate и краткое рукопожатие. Но увидев Алисин ход, ушёл в глубокое раздумье, да так, что не сразу заметил патовую ситуацию на доске у Светлова. Долго тряс ему руку, поздравляя с законной и достойно одержанной ничьей, а тот не мог её разжать, еле держался на ногах и не верил в реальность происходящего.

Оказавшись возле последнего оставшегося игрока соперников, Гроссмейстер обернулся в сторону Алисы и, мстительно сверкнув глазами, подвинул короля.

- Вам же будет... - прошептал мальчик. Однако тот уже шёл к Алисе.

Да, Алиса отчётливо видела на диаграмме этот слабый, катастрофически нелепый ход, который мог быть сделан только специально. И закономерную на него реакцию: вечный шах, ничья, которая будет сейчас признана. Две ничьих у них против одной у нас, причём по очкам у них преимущество. Для победы двадцатой школы Алисе не оставалось ничего, как только выиграть.

Метаигру Гроссмейстер повёл, что и говорить, неспортивно. Но это вызов. И она его приняла.

Отпустив мальчика с миром и ничьей, Гроссмейстер затеял с Алисой заправский блиц.

Через обещанных четыре хода мирно дремавший чёрный король дёрнулся с места. Это, однако, его не спасло...

- Признаю, - отвесил поклон Гроссмейстер, - ты была права.

- Вы меня спровоцировали, - виновато пожала плечами Алиса.

...Такого завершения турнира, таких насыщенных последних его секунд - разгром чемпиона Москвы, две ничьих подряд и венчающая игру блестящая победа Алисы - никто, конечно же, не ожидал. Да и прецеденты что-то не припоминались. Юля не сразу смогла взять ситуацию под контроль, но в конце концов оказалась перед уставшей и счастливой Алисой, сжавшейся под двойным прицелом телекамер.

Банальные вопросы, требующие таких же стандартных и предсказуемых ответов. Юлино лицо, симпатичное, но какое-то безжизненное под макияжем - Алисе он казался совсем уж вульгарным. Неужели и она сейчас со стороны выглядит так противно?

- Я вообще в команде случайно оказалось, по замене. Вот, - облегчённо вздохнула она, заметив спасение, приближающееся в лице упирающегося Светлова, которого мягко, но настойчиво выталкивали в круг, - Алёша предложил. Кстати, он сегодня тоже здорово сыграл.

- Понятно, - Юля переключила внимание окружающих на Алёшу. - Значит, это ты раскопал такое дарование?

- Ну, - медленно начал Лёшка, исподтишка показывая Алисе кулак, - мы с Али... с Алесей занимаемся на станции юных биологов и в свободное время играем в шахматы...

Пытка тянулась бы ещё долго, если бы обделённый вниманием Гроссмейстер не пробился сквозь расступившийся строй зевак и болельщиков и не вызвал на себя стойку чёрной кобры Юлиного микрофона, по-отечески обняв Алису и Лёшку за плечи. Начал расточать им щедрые комплименты, затем как-то незаметно переключился на себя, любимого. О ребятах на секунду забыли, прослойка толпы отрезала их от телегруппы.

- Ну, - выжидающе посмотрела Алиса на Алексея, - ты, помнится, обещал быть моим гидом?

- Обещал. А что нужно?

- Улизнуть нужно незаметно. Знаешь как?

- Это нелегко, - Алёша почесал затылок. - Если бы мы одежду с собой взяли... А так путь всё равно лежит через раздевалку.

- Значит, нам надо оказаться там раньше.

А костяк команды двадцатой школы уже сосредоточился вместе с физруком у выхода, дожидаясь остальных, которые разбрелись по гудящему впечатлениями залу.

- Ладно. Ныряем в противоположную дверь!

Пробежав коридором и спустившись по боковой лестнице, дети оказались перед двумя дверьми с известными пиктограммами.

- О, - сказала Алиса, - бифуркация...

- Ага. Там в конце будет дверь, огибаешь угол и направо по коридору. Прямо в гардероб и выведет. Кстати, дай мне свой номерок.

- Зачем?

- На всякий случай. Ты сейчас перед зеркалом как застрянешь...

- Да прямо! - вспыхнула Алиса.

Тем не менее, Алёша встретил её уже одетый, протягивая ей курточку и рюкзак. И сумел же без очереди пробиться! Нет, Алеська его недооценивает.

- Давай быстрее. Есть здесь боковой выход - если открыт, конечно.

Оказавшись на улице - не на улице, собственно, а в каком-то скверике, вливающемся в большой двор, как разбуженный весною и набирающий скорость ручеёк под приоткрытую крышку канализационного люка - и, миновав целую анфиладу настоящих московских двориков-колодцев, чередующихся с глубокими тёмными жерлами проездных арок, лабиринты гаражей и мусорных баков, выбравшись, наконец, на широкий раскисший бульвар, ребята облегчённо вздохнули, точно ушли от настоящей погони, не сговариваясь посмотрели друг на друга... и звонко расхохотались. Без причины. Настало время поделиться впечатлениями. Да и просто прочистить голосовые связки. Было легко и радостно.

Вечно вечереющий город был схвачен ледяным панцирем усталости, звенящим при резких движениях, словно хрусталь. Но сон, сковавший этот почти тихий уголок почти старой Москвы, незримой аурой тянущийся за напряжёнными фигурами прохожих вместе с повсеместно растущим с субботнего полудня этаноловым духом зелёного змия, сжимающий всё вокруг в трепетном оцепенении, уже не мог обмануть. Весна подкралась незаметно и обрушилась преддверием настоящего апреля, взломала невидимый лёд соками, бурлящими по деревянным жилам лип и тополей, взрывающимися первыми почками на негнущихся суставах их длинных пальцев. И ритм этих живых насосов не мог обойти стороной, и кровь начинала бурлить с ними в унисон, и сердце ширилось, готовое вобрать в себя весь этот неустроенный мир с его затянувшейся борьбой холода и слякоти.

А для наших юных героев это была первая настоящая весна, которую неожиданно ощущаешь не за окном, а в собственной душе...

...Алеся с силой толкнула коленкой выдвижную полку с клавиатурой, так что стол затрясся, и отвернулась от монитора. Последние два часа ни на шаг не приблизили её к цели. На диск компьютера, где хранилось недостающее звено к необходимой информации, проникнуть не удавалось. Никакие пароли, обычно используемые секретаршами, не подходили. Ни "1", ни "111", ни "123", ни "qwerty", ни одна из комбинаций соседних клавиш на цифровой клавиатуре - даже ходом коня. Не подходил и год рождения хозяйки, который Алеся специально посмотрела в базе данных сотрудников. Девушки любят использовать в качестве пароля год рождения, считая это надёжной защитой: никто им столько не даст. И правда, дают, как правило, больше.

Наконец, совсем отчаявшись, Алеся по какому-то наитию ввела в поле "Пароль" строку "yfujhirtcbltkrjhjkm". Сработало! Да, похоже, эта Соня Глирина - девушка с высоким интеллектом и нестандартным мышлением. Впрочем, к такому выводу Холмс-Мурашкевич могла прийти и раньше: хотя уровень IQ сотрудников база данных не содержала (странно, кстати), зато там были их фотографии (Соня внешне совсем не фотомодель) и скрытый столбец, содержащий информацию о том, кто чей родственик/ протеже/ пассия (у Сони это поле не заполнено). Остаётся интеллект.

Ещё через час по распечатке подробного плана институтских корпусов был проложен маршрут, а возле обозначенных видеокамер красной пастой проставлено время. Теперь и Алиску можно вызывать.

Звонок застал Алису болтающей с Лёшкой на мокрой скамейке посреди бульвара. Точнее, на её спинке. Точнее, болтал увлёкшийся Алёша, а девочка слушала его серьёзно и внимательно. Даже не сразу сообразила, что это за мелодия и откуда она доносится - долго рылась по рюкзаку.

- Алиса, ты уже отстрелялась? У меня всё готово.

- У меня тоже.

- И как успехи?

- Да вот... выиграла, - голос против воли звучал радостно и торжественно.

- И почему меня это не удивляет? - зевнула Алеся.

- Зря ты так. Знала бы, как нелегко мне эта победа далась...

- Поздравляю. Но она ведь от моего имени, вот в чём проблема. Неужели ты не могла не высовываться?

- Не могла, - ответила Алиса. - Потом расскажу.

- Ладно. Встречаемся на месте. Не задерживайся!

- С Лёшей хочешь поговорить?

- Потом. Мы с ним завтра увидимся.

- Не хочет, - сказала Алиса помрачневшему Лёшке, укладывая мобилку в кармашек рюкзака. - Да не расстраивайся - это она меня стесняется...

- Не знаю, Алиса, не знаю... Я её вообще в последнее время понять не могу. Не пойму, на какой козе к ней подъехать. Боишься обидеть - и всё равно она вечно чем-то недовольна. Самое интересное, что случись какая-то беда или просто неприятность - не раздумывая бросится на помощь. И никогда не подведёт. А в мирное время, когда всё хорошо, не находим общего языка.

- Алёша, - удивлённо посмотрела на него Алиса, - но это же так очевидно! Если девочка к тебе... ну, хорошо расположена, то она ощущает себя незащищённой. Боится признаться в своих чувствах, да и их самих в какой-то мере. Такая линия поведения - естественная самооборона. Мы ведь действительно слабые существа, это не просто так говорится.

- Ой, не смеши... "Хорошо расположена". Ты же не знаешь всех наших конфликтов...

- А ты попробуй посмотреть на них её глазами. Хотя бы время от времени.

Голос её был непривычно серьёзным и каким-то чересчур взрослым. Алёша рассеянно глядел куда-то вглубь бульвара.

- Её глазами? Разве это возможно?

- У меня же получается, не правда ли?

- Но как ей объяснить... То есть, как разрушить этот барьер? И чего меня бояться? Если она сама от этого терзается... Она мне, в самом деле, очень дорогá. Не то, чтобы там... просто как друг.

- На этот вопрос, - медленно сказала Алиса, - тебе ответа никто не даст. Ты сам его найти должен. Может быть, не сразу. Может быть, через несколько лет. Но найти обязательно. Или хотя бы постараться.

В общем, озадачила его Алиска. Оставила размышлять даже тогда, когда простилась и вскочила в первый попавшийся троллейбус, не глядя на маршрут, чтобы только остаться одной. Время поджимает, Алеся наверняка уже на биостанции. Рыцари - штука хорошая, но иногда девушкам приходится действовать самостоятельно.

А иначе не справиться!


Предыдущая глава | Оглавление | Следующая глава

Чтобы узнать больше, выделите интересующую фразу и нажмите Ctrl+Enter