8. ПЕНИТЕЛЬ ХЛОРКИ

					Есть целый ряд признаков, по которым можно понять,
					находишься ли ты в мире основном, на главном пути, 
					либо попала ненароком в ответвление.  Главное, запомните:  
					чем  дальше расходятся колеи исходящих миров, тем больше  
					накапливается в тупиковом мире несуразностей,
					нелогичностей, тем ближе он к саморазрушению. 

							Кир Булычёв. Штурм Дюльбера

					Я знаю, с ней ты говорил
					И с ним, конечно, тоже.
					Она сказала: "Очень мил,
					нo плавать он не может"

							Льюис Кэрролл

					Тишина. Только чайки - как молнии.
					Пустотой мы их кормим из рук.
					Но наградою нам за безмолвие
					Обязательно будет звук.

							В. Высоцкий

- И чего же мы добились?

Вопрос Алисы летел в ночную пустоту и таял в ней без малейшей надежды обрасти ответом. Высохшие русла улиц, пролегающие среди вымирающих кварталов с холодным и безжизненным светом в неровных фасетах угрюмых домов, сжимающих с обеих сторон, медленно сливаясь в ирреальной, недостижимо далёкой глубине перспективы.

Две маленькие девочки одни глубоким вечером посреди полупустой и тёмной улицы в Москве 2008 года - что может быть фантастичней и нелепей? Разве что та уверенность, с которой они идут, не озираясь, словно и не подстерегает их никакая опасность, не таит её в себе каждый тёмный угол и каждый редкий встречный. Но нет, это не беспечность: для них сейчас просто не существует ни встречных, ни углов, ни подворотен, настолько заняты все их мысли - нет, даже не разговором, который то совсем затихал, то вновь вспыхивал на предельном накале страстей - а чем-то тяжёлым и непонятным, что несут они в себе, что объединило их, исключив, выдернув из окружающего мира, и теперь неумолимо гнетет вниз наливающиеся свинцом гудящие головы. Может быть, поэтому к ним и не решился никто пристать?

Бандану Алиса оставила на биостанции вместе с рюкзаком - не таскаться же с ним по институтскому лабиринту. Шапка мокрого снега, густо припорошившая её светлые волосы, сливалась с ними, была почти незаметной. Но не спешила таять.

- Странно, - задумчиво произнесла Алиса, подставив кисть с растопыренными пальцами под ниспадающий рваный луч уличного фонаря, - крови не видно. А ведь она есть...

Алеся уже достаточно хорошо изучила характер своей неродившейся правнучки, чтобы не сомневаться в её искренности. Но из-за своей неподдельности переживания её казались ещё более фальшивыми. Нелепыми, неуместными.

Да, на душе было довольно гадостно. Словно попалась с поличным на каком-то жутко мерзком, позорном поступке. Уши пылают от стыда, и скрыть это невозможно. Нет, ещё хуже: словно не попалась...

Но жалеть этом псевдосущество, терзаться переживаниями, карая себя как невольного убийцу - это уж слишком!

В конце концов, всему есть предел.

- Знаешь, Алисочка, - начала она, вскипая, - если тебе хочется покорчить из себя леди Мáкбет, то давай хотя бы домой доберёмся. А кровь я тебе могу показать. Целое море, - Алеся ткнула себя в бок и застонала, не рассчитав силу соприкосновения. Тоже непритворно и против воли.

Алиса ничуть не обиделась, хотя обижаться она умеет. По-своему. Но сейчас весь заряд Алеськиной злости пропал зря.

- Макбéт, во-первых. А во-вторых, я сама домой спешу - надо твою рану поскорей обработать, - но ты ведь не можешь идти быстрее. Кстати, никакого "моря" там у тебя нет, не беспокойся. Майку, может быть, и придётся выбросить.

- Конечно! Я закоренелая эгоистка, как все мы здесь, способна чувствовать только свою боль. Преувеличиваю её, раздуваю до вселенских масштабов. Зато ты вот такая вся из себя правильная, для тебя даже посочувствовать родной прабабушке - эгоизм. Конечно! Она ведь родная, своя. А любить можно только врагов, сочувствовать можно только космическим монстрам, только их болью терзаться... Это правильно, это в вашем светлом будущем достойно одобрения и похвалы.

- Алеся, - спокойно ответила Алиса, - ты ведь понимаешь, что говоришь ерунду. Зачем тогда говоришь?

- Да затем! - у Алеси от обиды слёзы на глаза навернулись. - Затем! Если ты сочувствуешь ему - значит, предаёшь меня. Друзья наших врагов - наши враги. Математический закон.

- Какие же "враги", Алеся? Это всего лишь несостоявшееся животное! Неужели оно от тебя, нгאв, не заслуживает снисхождения?

- Да? Оно вторглось в моё сознание, всё переворошило, никак в себя прийти не могу. За что его жалеть-то? И какой смысл жалеть - ты ему уже не поможешь. Да и когда могла, не помогла, между прочим. Ничего оно от тебя кроме сопливой жалости так и не дождалось...

Алиса глянула на неё удивлённо и теперь уже почти обиженно.

- Лисёнок! Маленькая озлобленная девочка! которая хочет, чтобы ей подули на ваву и при этом забыли обо всём на свете... Ты ещё скажи, что этого не чувствовала: как меня накрыло той же волной, что и тебя, прежде, чем я смогла что-то сообразить, как сковало и приковало...

- Чувствовала! И чувствовала, что ты это чувствуешь. И многое другое. Это вот меня и бесит.

- Почему? - недоумённо воскликнула Алиса.

- Я ощутила мощь твоего сострадания. Раньше для меня это слово было чем-то расплывчатым. Там увидела - это действительно страшная сила. И то, что оно покрывало одновременно и меня, и это... нет, Алиса, как хочешь, а я этого понять не могу!

- Если не понимаешь - просто прими как факт... Да в том-то и дело, что это - не просто "это". Рождавшееся на наших глазах существо несло в себе память древней цивилизации, погибшей в результате собственной трагической ошибки...

- Погибшую память, Алиса! Мёртвую!

- Колеида тоже была погибшей планетой. А вот нашёлся шанс её вернуть. Потому что нашлись по крайней мере три нгאв, которым её давным-давно погибшие жители вдруг оказались небезразличны, которые очень, просто до боли, хотели их спасти. И не могли смириться с тем, что это невозможно.

Алисе вдруг вспомнилось, как Лара, прислонившись к раскопанной стене, печально глядела в ночное колеидское небо, такое же бездонное и широко распростёртое, как и земное, так же, как и сейчас, усеянное колючими льдинками звёзд, и её горькое, недоумённое "Почему они боятся попробовать?" так же тонуло в безмолвном космическом просторе...

- Это что касается "монстра"... Но разве речь только о нём? Ты же слышала разговор - где-то готовились к какой-то операции. А что если там тоже погас свет? И из-за нас на операционном столе погиб человек?

Алесю всю передёрнуло. Прямо-таки подбросило - как тогда, у барокамеры.

- Не может быть, - неуверенно сказала она, стараясь убедить скорее себя, чем Алису. - Свет вырубило только в одном корпусе, и то не везде. А в операционных всегда стоят мощные упсы с перебросом на аварийную цепь. Их обесточить практически невозможно... Вспомнила! - выдохнула она с облегчением. - Они несколько раз говорили что-то насчёт "отвозить", "ехать"... Значит, операция должна была быть не в Институте.

- А говоришь, что это у меня сверхспособности. Хохотать над плитками и при этом слышать разговор - на подобное не каждый способен, - поддела её Алиса. - Но ты права: такие слова действительно звучали.

- Вот видишь!

- Ничего я пока не вижу. Когда хочешь успокоить свою совесть, решение всегда приходит очень быстро. А когда нужно докопаться до истины, приходится повозиться. Ни на какие размышления не наводит?

Алеся понуро молчала.

- И, наконец: где гарантия, что мы не наследили? Если увидят, что кто-то шастал по Институту... как скоро, по-твоему, на нас выйдут? Чудеса, может быть, и бывают, но слишком редко, чтобы на них рассчитывать.

- Да, - согласилась Алеся. - Получается, что новых проблем накатило куда больше, чем ответов.

- Ответов, говоришь? А здесь мы возвращаемся к самому главному вопросу: ради чего всё это? Что конкретно мы узнали?

- Ну как же...

- А вот так! Да, теперь доподлинно известно, что следы ведут в императорское окружение. Раньше - и безо всякого Проекта - это можно было лишь предполагать с высокой степенью вероятности. Очень высокой. Настолько, что МИВовцы наверняка всё прозондировали.

- И ничего не нашли?

- А как ты думаешь?

Алеся чувствовала себя совершенно раздавленной. Бывает же такое: мнишь себя супергероем, спасителем мира, а в итоге по полочкам всё разложат - и оказываешься полной дурой! Обиднее всего то, что такой вывод не сформулирован, и тебя к нему никто не подталкивает, а по-другому это назвать не можешь.

- Вот, получается, я влезла со своим планом...

- Неправда! Ты молодчина. И план сам по себе замечательный. А вот мне надо было хорошенько подумать, прежде чем на него согласиться. Слишком многое оказалось поставленным на карту... и слишком поздно я это поняла. Прямо помутнение какое-то!

- Постой! - твёрдо сказала Алеся. Даже гнуться, держась за бок, перестала; в электрических сумерках было заметно, как моментально пропиталась, армировалась решительностью её осанка. - Мы ведь действовали строго по проектным сигналам?

- Да, если только это нам не кажется. То, что произошло в НИИ, ещё не доказывает, что Проект действительно есть. Дополнительный аргумент, хотя и существенный. Как и "конь эф-шесть". Может быть, мы сами это всё придумали, а подсказки у Булычёва - просто совпадения. Маловероятные, но совпадения.

- Так не бывает, - упрямо возразила Алеся. - Какой тогда смысл в булычёвской Алисиане? Если есть конверт, должно быть и письмо.

- А почему ты уверена, что это конверт, а не открытка? И что она вообще нам адресована? Давай не забывать, что мы пока оперируем гипотезами, а не фактами.

- А что нужно, чтобы окончательно удостовериться?

- Стопроцентного доказательства и не будет. А если мы его всё-таки получим, то это станет окончательным приговором всем моим мечтам о возвращении.

- Лемма Петрова?

- Она самая. Раз нам поступает абсолютно достоверная информация о будущем, значит, это уже гарантированно не наше будущее. О хронобезопасности можно не волноваться, давать всё открытым текстом...

- Хорошо, будем исходить из того, что Проект существует. И мы действуем по сигналам. Не с точностью до наоборот же мы их интерпретируем? Значит, такой исход нашей вылазки в Институт и предусматривался.

Алиса остановилась. Задумалась.

- А в этом и вправду что-то есть! Мы светим ближним светом под колёса, и совсем не знаем, что впереди. Тактически мыслим, а не стратегически. Слишком короткая цепочка причинно-следственных связей. Те же шахматы...

- А я о чём? - в голосе Алеси впервые за последние несколько часов зазвучало нечто похожее на радость. - Если Проект нам не снится, то в МИВе всё просчитали на много ходов вперёд. Может быть, наш визит нужен был вовсе не для того, чтобы мы что-то о крокрах узнали.

- Хочешь сказать - чтобы они узнали о нас?

- Ну да. О том, что кто-то идёт по их следу. Они себя как-то проявят - а мы ведь уже знаем, откуда ветер должен подуть...

Алиса согласилась, что всё это похоже на правду. Но мало ли, что на неё похоже. Это ещё ничего не значит...

Странная она какая-то. Алеся бы на её месте радовалась каждому свидетельству вероятности её возвращения. Если уж там действительно так хорошо. А она задумается, кивнёт растерянно, и снова хмурится, так что заметно даже в неровном мерцании почти уже ночных улиц, сквозь поредевшую снежную вуаль, и, печально глядя вверх, бормочет вслух. Вот и сейчас до Алеси донеслось что-то вроде: "Неужели нельзя было этого избежать?"

- Алиса, - осторожно начала девочка, - можно тебя о чём-то спросить?

Та удивлённо обернулась.

- Да, конечно.

- Только ты не обижайся, хорошо?

- Если ты не хочешь нарочно меня обидеть - отчего обижаться? - хмыкнула Алиса. - Я ведь уже говорила...

- И не раз. Но вдруг тебе покажется, что я как раз хочу... Это к вопросу о "сравнительном анализе". Знаешь, СЛТВ после Фильма сильно удивила меня своей трактовкой образа Алисы. Особенно одной сценой...

- Я даже догадываюсь, какой, - сказала Алиса.

- Наверное, догадываешься - тебя она, судя по всему, тоже должна была задеть. Вот, хоть убей, не могу представить мамину героиню в Фильме целящейся из пистолета, пусть только усыпляющего, пусть даже в пирата. Саму маму - хе! - могу. Она умеет быть и жёсткой, и жестокой...

Вопрос уже практически прозвучал. Алеся чувствовала, что для собеседницы он тяжёл и неприятен, она бы не прочь бы от него уйти. Да и ей самой задать его непросто... но недоговорёность ещё хуже - встанет между ними, всё сильнее отдаляя друг от друга. Алиса поняла это первой и пришла на помощь:

- Хочешь спросить, смогла бы я?

- Ну да, - облегчённо выдохнула Алеся. - Но не из усыпляющего. Если бы у тебя вдруг оказался только боевой... Хотя бы не выстрелить - просто навести и прицелиться...

- Не знаю! - это прозвучало так резко и надрывно, что одинокие, шарахающиеся друг от друга прохожие разом замерли и настороженно обернулись. - Я не персонаж, чьи поступки заранее функционально определены. Неужели непонятно? Сейчас - да, не смогла бы. Легко рассуждать, когда кажется, что можно избрать другой путь. А вдруг его не окажется? Булычёву, когда он это писал, было известно больше, чем нам...

- Понятно...

- Сомневаюсь. Мне, во всяком случае, не понятно ничего. И вообще, чего это мы остановились? Ты ведь кровью истекаешь - уже забыла?

...Дома, распотрошив пухлую Наташину аптечку, Алиса занялась оказанием медицинской помощи пострадавшей. Ну, насчёт потоков крови Алеська, как и следовало ожидать, слегка преувеличила, но ободралась она действительно сильно. Собственно, Алиса в основном точечно массажировала вокруг травмированного участка. Непривычно, почти не касаясь тела, словно совершала магические пассы - и боль медленно уходила, а с ней уходила и депрессия. Но и антисептики были пущены в ход, от них пекло и обжигало. Алеся мужественно терпела пытку, изредка сквозь зубы стонала - и вдруг, устало скользнув измученным взглядом по Алисиному лицу, нервно расхохоталась.

- Что случилось? - Алиса растерянно огляделась по сторонам. - Опять где-то плитка неправильно лежит?

- Хуже! - сквозь смех и стоящие в глазах слёзы прохрипела Алеська. - Прикинь: мы с тобой теперь совсем близнецы. У обеих левый бок оцарапан!

- Да, - сказала Алиса. - Смешно. Ну хватит, успокойся уже! Это ведь уже и не истерика, а просто смешинку проглотила... Всё?

Алеся послушно кивнула: "Всё, конечно", - но пересёкшись глазами со взволнованным Алискиным взглядом, не выдержала и всхлипнула вновь.

- Понятно. Не досмеялась. Это бывает. Положительные эмоции не надо сдерживать. Могу ещё палец показать - радости будет на полдня, - коварная Алиса говорила это таким серьёзным тоном, что не рассмеяться было невозможно. А для полноты эффекта действительно отогнула палец.

Лучше бы она этого не делала! Алеся звонко завелась - на этот раз почти здоровым смехом. Слёзы таки брызнули.

- Может быть и правда "скорую" вызвать? - теперь Алиса уже не на шутку встревожилась.

- Да нет, всё в порядке. Только ты больше средний палец у нас не показывай - тебя неправильно поймут!

Алиса вдруг задумалась; взгляд её, как всегда в таких случаях, потускнел, словно устремился куда-то вовнутрь.

- А вообще-то это не так уж и смешно...

- Что, средний палец?

- Нет, оцарапанный бок. И все совпадения между событиями в МИВе и в НИИФИГА. Не говоря уже о постоянно всплывающих параллелях кэрролловских. Можно, конечно, списать всё на фрактальную структуру универсума, но слишком уж кучно ложатся совпадения. Тут скорее начнёшь подозревать, что Проект был запущен гораздо раньше.

- В смысле - "раньше"?

- Да уж не во временнóм конечно... Может быть, вся моя жизнь лежит в сфере действия Проекта - то есть, его более ранних стадий? И не только моя. Проектом ведь не объяснишь созвучие моей фамилии с фамилией твоей бабушки. Или, например, наше внешнее сходство с Алисой Лидделл? Я дома специально наводила справки - не родственница.

- А она похожа?

- Примерно, так, как я на Наташу в детстве. Беглым взглядом не увидишь, а всмотришься - поразишься. А ещё интересней, почему кэрролловская Алиса на классических авторизованных иллюстрациях блондинка. Вопреки прототипу.

- Прототип-то мог быть и не один.

- Угу. Только слишком уж симметрично получается. По словам Наташи, Алису Селезнёву после Фильма все начали представлять с каштановыми волосами. Вопреки книжкам и мультфильму.

- Но ведь сказки Кэрролла в твоём хронопотоке существовали?

- Вот именно, - просто ответила Алиса.

- По-моему, у тебя просто фантазия разыгралась. Может быть, скажешь, и книги в библиотеке штампуются на семнадцатой странице с намёком на твой день рожденья?!

- Может быть, - сказала Алиса. Почти серьёзно.

- А как же бритва Оккама?

- Оккам тут вообще ни при чём.

- Оккам, может быть, и не при чём, а бритва очень даже при чём, - настаивала Алеся с неожиданным упорством. - Мы тут с одним Проектом разобраться не можем, а ты ещё о каких-то стадиях!

- Алесь, это ведь уже не наука и не философия, - протянула Алиса. И ничего не стала объяснять.

Начало ночного выпуска новостей по московской программе они за этими разговорами благополучно пропустили. Собственно, пропустили почти весь выпуск. Так и не узнали толком, до чего там буржуи в Сиднее успели договориться. Только и уловили трижды озвученную - устами дикторши, Министра иностранных дел, а затем и самого Императора, впервые за последние три месяца представшего с телеэкранов в военном мундире и с титулом "Верховный Главнокомандующий" в длинной бегущей строке его регалий - мысль о том, что "если переговоры зайдут в тупик, мы не можем оставаться в стороне". Но чтобы в этом удостовериться, не надо было даже включать телевизор...

И после традиционного репортажа о строительстве гигантской колокольни в Дивееве (именно там осенью должен был пройти Восьмой вселенский собор, призванный очистить православную догматику от тысячелетнего груза еретических и масонских наслоений; на колокольню же планировалось доставить дирижаблем, во исполнение пророчества преподобного Серафима, Царь-колокол с молекулярно приращённым осколком) мирной неспешной вереницей заструились городские и областные новости: подготовка к весеннему сезону, организация общегородских воскресников и вечерних парково-хозяйственных рейдов. Наивная Алиса всерьёз рассчитывала услышать какую-то информацию о происшествии в НИИ, а может быть, и что-то для них полезное. Хотя даже она понимала, что если на их след вышли, то сообщат об этом не в новостях, а звонком в дверь. Но, разумеется, никаких намёков она не дождалась. Зато в новостях культуры и спорта неожиданно увидела знакомый зал, а затем и саму себя рядом с Гроссмейстером. Результаты турнира, анонс Юлиного репортажа в завтрашнем вечернем эфире канала "Культура". Алеська саркастически хмыкнула, когда под крупным планом Алисы, отводящей взгляд от объектива, появились титры "Алеся Мурашкевич, СШ № 20": спасибо, мол, удружила... И сразу же без студийной перебивки пошли кадры последнего сюжета: начаты работы по восстановлению взорванного два года назад во время беспорядков в столице памятника Петру Первому - теперь в качестве памятника Императору. Макет общим планом, раскисшие края роющегося котлована... Алиса вдруг оживилась, вцепилась взглядом в экран.

- Это же на Стрелке?

- Ну да. А что?

- Интересно! Когда я прилетела с A5-XXV, краем уха слышала о начале раскопок на этом месте. Ричард говорил, что на работу с экраном археологи уже записались, будут восстанавливать найденные остатки "колосса Церетели". Я ещё удивилась - что за колосс? Никогда об этом памятнике не слышала.

- Ну, не много и потеряла. Страшилище жуткое было. Да и будет, судя по всему, не лучше.

- Да тут не в памятнике дело... Просто подумалось: если мы действительно правильно идём по расставленным МИВовцами проектным вехам и содействуем закону событийного выравнивания... если ещё правильно пройдём путь до конца, и победим крокров, то... Понимаешь?

- Не совсем.

- Ну как же? Поскольку мы не сидели, сложа руки, а действовали - предположим, что всё-таки в правильном направлении! - настоящее будущее, не крокровское, сегодня стало реальней, чем пять дней назад, когда я сюда попала. А чем дальше...

- И что нам это даёт? - Алеся никак не могла уловить нить Алисиных рассуждений. В боку пекло, соображалось туго.

- Можно сказать, ничего. За исключением того, что появляется шанс, хотя и не очень большой, связаться с настоящим будущим по обычному каналу.

- То есть "своим ходом, год за годом"?

- Угу. Можно письмо в будущее отправить. Главное, чтобы оно пришло вовремя и по адресу.

- Так за чем остановка? - загорелась Алеська. - Пишем письмо, упаковываем - и хотя бы туда, в котлован. Когда цементом зальют. Получат как раз вовремя!

Алиса покачала головой.

- Может быть и вовремя - но где гарантия, что по адресу? Ключевое слово здесь - "если". Если мы справимся с пиратами. А если нет? Если письмо попадёт не к тем, кому надо - точнее, к тем, кому не надо... Нет, этим способом можно будет воспользоваться только в самом крайнем случае. Когда нечего будет терять и не останется другого выхода. Слишком уж риск велик.

Ужинать они так и не стали - аппетита, понятное дело, никакого, да и поздно уже. Алеся в одной позе неподвижно сидела на диване, затем легла - осторожно, морщась от боли.

- Вот попала я с этим соревнованием, а?

- Да какое уж теперь плаванье, Алеся! Обстоятельства так сложились... Всякое бывает.

- Тебе-то легко говорить! Знаешь, какой это серьёзный зачёт и как строго будет неявка караться?

- Ну, хочешь, пойдём с утра в поликлинику, выпишем справку.

- Справка будет оформлена рабочим днём, то есть только понедельником. А соревнование в воскресенье. Да и не хочу я никакой справки - это ведь лишняя улика! Нас и так, того и гляди, выследят...

- Тогда не знаю, - Алиса беспомощно развела руками. - Опять мне тебя, что ли, заменять?

И кто Алиску постоянно за язык тянет? Алеся тут же загорелась идеей.

- А что? Это тоже вариант...

- Это не вариант, - решительно сказала Алиса. - Хватит уже с меня двумерных шахмат! Мама меня в воде рожала, а я в три года переплывала Ла-Манш.

- Так в чём проблема?

- Именно в этом. Ваши стили плавания - это выкристаллизованная традиция столетий. И с позиций законов бионики они совершенно беспомощны. А значит, очень трудны. Мне нужны время и практика, чтобы их освоить.

- Где-то я уже слышала эту фразу, - съехидничала Алеська.

- А разве я тогда ошиблась? Вернее, всё же ошиблась, но в другую сторону. Не думала, что двумерные шахматы окажутся для меня таким твёрдым орешком!

- Скромница ты наша! Совершенно случайно Гроссмейстера разгромила. Как у Кары глаза горели, а?

Алиса сердито отмахнулась.

- Ладно тебе! Он просто играл халтурно. Не всерьёз.

- Хорошо, проехали, - грустно резюмировала Алеся. - Может быть, ты и права.

Её тон Алисе не понравился.

- Пойми, - начала она ласково и торопливо, - я рада была бы тебе помочь. Но как? Ты считаешь, я в состоянии более-менее удовлетворительно проплыть дистанцию незнакомым и неестественным стилем, с каким-то диким выворачиванием суставов? Если бы ещё была хоть какая-то возможность потренироваться - но где? Не в ванне же.

- Вот, кстати, чем ты ещё отличаешься от булычёвской героини, - кисло усмехнулась Алеся. - Та никогда особо не раздумывает - и уж в своих силах точно не сомневается.

- Ах, я, значит, сомневаюсь?

- А то! Другого объяснения я не вижу.

- Ну и не видь. Не видит она... Я просто не пойму, нужно ли тебе это.

Алеся вздохнула.

- Нужно, не нужно... Неприятности, конечно будут. Но ничего смертельного.

- Ладно, тогда так вопрос поставим. Что хуже: если ты завтра вообще не явишься или если продемонстрируешь провальный результат?

- Первое, - не задумываясь ответила Алеся.

- Значит, я иду! - столь же быстро и уверенно отрезала Алиса. - Рассказывай, что, куда и как...

Она присела в изголовье, на выступающей части дивана-уголка и учинила Алеське настоящий допрос. Та отвечала с явной неохотой, но Алисин голос, само её присутствие, тревожный и заботливый взгляд, бережное прикосновение её рук успокаивали и примиряли с жизнью.

Становилось тепло и уютно. И почти безмятежно.

Хотя Алеся и понимала, что это - затишье перед бурей. Да и временами накатывающие волны депрессии ещё не оставили её, а девятый вал, по-видимому, только предстоял.

Она крепко схватила Алисину руку, прижала её к груди, смешно уткнулась носом.

- Алиса... Я в самом деле хочу помочь тебе вернуться. Только знаешь, день, когда это произойдёт - а это произойдёт, я уверена, - будет самым несчастным днём моей жизни...

- Понимаю, - ответила Алиса, пытаясь расправить сбившийся шёлк Алеськиных волос. - А бывает и хуже - когда твоих друзей не ещё нет, а уже нет, когда можно прийти на их могилы... когда каждый прожитый день не приближает, а удаляет тебя от них. На самом-то деле разницы между прошлым и будущим нет, но это не утешает.

- Мне кажется, ты всегда, сколько себя помню, была рядом. И представить, что когда-нибудь нам придётся расстаться...

- Мы не расстанемся. Я побег от твоего корня, часть твоего генотипа, воплощение и продолжение твоих замыслов, надежд... Но даже не это главное. Понимаешь, любовь - это реальность метауровня. В ней все координаты сворачиваются, пространственные и термодинамическая. И когда люди - или нгאв - по-настоящему друг другу небезразличны, их ничто не может разлучить. Другое дело, что они не всегда это чувствуют и понимают. Но ты - разве ты не поняла этого там?

- Поняла. Ты права: ради того, чтобы это постичь, стоило пережить... Алиса, прости меня! Я ужасная дрянь.

- Я сама дрянь, - вздохнула Алиса. - Побольше, чем ты.

Алеся криво усмехнулась, подняла глаза:

- Может быть, ты хоть здесь мне уступишь?

- И не подумаю! - сказала упрямая Алиса. - Раз мне больше известно, значит, я должна была всё взвесить, всё предусмотреть. А вместо этого схватилась за первую попавшуюся зацепку, не подумав о последствиях. И вот - результат... ещё неизвестно, во что это всё выльется.

- Так ведь Проект...

- Да при чём тут... Понимаешь, наши ошибки и промахи могут учитываться, но они же не программируются. Никто нас на них не толкает, а значит, и ответственность за них не снимается. Конечно, хочется спрятаться за Проект от собственной глупости... Болит?

- Нет, - удивлённо ответила Алеся. - Совсем.

- Так и должно быть. В понедельник ты бы уже и плавать могла без проблем...

- Алис, может быть, не надо меня завтра дублировать? Обойдётся как-нибудь... это всё такие мелочи...

- Тема закрыта, - отрезала Алиса. - И не "завтра", а уже второй час, как "сегодня". Ты лучше постарайся заснуть.

- Какой уж тут сон!

- Надо, - Алиса уложила Алеськину голову себе на колени, укачивала, как младенца, распутывая волосы и гладя по щеке. - Ты сегодня много пережила, это лечится только сном и покоем. Или хочешь и дальше тащить это в себе?

- Куда - дальше? - снова скривилась Алеська.

- А Время, дорогая моя, не будет тебя спрашивать, идти ему дальше или нет. С этим приходится считаться. Давай лучше я тебе расскажу о перекатчиках со Всика?

Слова Алисы струились нежной мелодичной речью, но Алеся не вникала в их смысл. Вечер в НИИ ФИГА снова и снова прокручивался перед её глазами, стремительно и непреодолимо сбегаясь в одну точку - туда, к барокамере. Алеся старалась не вспоминать, не проигрывать в памяти этот эпизод вновь и вновь - но разве такое возможно? Ассоциативные цепочки, не успевая вырасти, в очередной раз возвращали её в этот мрачный "ангар".

Минуты ползли. Сна не было.

Алиса уже давно умолкла. Вначале сидела, свернувшись калачиком у изголовья, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить подругу (Алеся в такой позе столько точно не выдержала бы - затекло всё на свете), затем, осторожно, почти невесомо, обняв её, вытянулась на самом краешке дивана. Молчит, затаив дыхание. Но не спит. Глядит внимательно и с таким сочувствием, что становится очень и очень стыдно за все недавние упрёки.

- Алис, да не мучайся ты со мной! Спи.

- Ты не беспокойся. Я сплю мало. Обидно треть жизни во сне проводить - она не такая уж большая. И вообще...

"Вообще" означало: за всё время пребывания здесь сон почти ни разу не приносил ей отдыха и облегчения. После тревожных сновидений чувствовала себя совершенно разбитой, подавленной. Гудела чугунная голова, и требовалось немалое усилие воли, чтобы перебороть такое состояние.

Наконец неудобная поверхность дивана начала проваливаться под Алесей. Сквозь хаотический конгломерат вчерашних эпизодов выросли пики Тэрахиорского хребта...

Прошло три года с того памятного дня, когда Ибонек Навибо почти добровольно отправился через Тэрахиорский перевал в сторону Нодгора.

Да, на Крокре теперь снова меряли время днями и годами - настолько спрессованными и насыщенными оказались пронёсшиеся с тех пор запутанные цепи событий.

Один за другим закрывали доступ города-домены Сети. Так и не дождавшись никаких объяснений, натуралы в конце концов отключились сами. Наступила полная информационная блокада. Мир сетевиков погрузился для натуралов в непроницаемую мглу.

Нейрошунтированные изгнанники, покинув Планету, рассредоточились по Обручу. Их существование, как и прежде, было тихим и незаметным. Всколыхнувшая мир натуралов новость о том, что часть их оказалась подвержена искусственно созданной ими самими геронтологической угрозе, была слишком невероятной, чтобы размеренный ход событий сохранял свой многовековой монотонный ритм. Однако он его сохранял. Внешне ничего не происходило, звёзды по-прежнему неслись по предначертанным траекториям и по-прежнему с этими траекториями сплетались, пересекались и расходились маршруты крокрысских натуралов. Кое-кто, подобно Неребу, поднимал голос, призывая общественность немедленно, сплотившись и оставив все другие дела, сосредоточиться на решении этой глобальной проблемы. Их настоятельно призывали молчать, чтобы не усиливать нестабильность в и без того разбалансированном обществе.

Плюрализм и толерантность - традиционные цвельфийские ценности, казавшиеся абсолютными - дали трещину.

А те, кого катастрофа коснулась непосредственно, молчали.

Но за обманчивым этим молчанием и спокойствием таилась вскипающая буря. То, что неизбежно должно было произойти, произошло. Обладатели биочипов, которые раньше совершенно не выделяли друг друга из общей среды натуралов, сплотились вокруг общей задачи: как выжить. Независимо от воли Совета, если надо, то вопреки ей.

Решение пришло довольно быстро. Как часто бывает, оно скрывалось там же, где и корень возникшей проблемы. Оказалось, что оцифрованный Крокрысский Импульс, записанный в биочип, успешно заменяет посещение Планеты, инициируя восстановление нейронов. При этом, правда, возникала обратная связь, в результате которой биочип, запустив эту программу жизнеобеспечения, навсегда зависал, но это уже никого не печалило. Кстати, таким образом он оказывался недоступным для внешнего воздействия, а значит, больше не существовало препятствий для посещения шунтированными Планеты. Только зачем оно им теперь?

Вставить биочип взрослому натуралу так же невозможно, как и удалить. Легко сменить тело: вырастил синтезоида-анацефала, пересадил в него свой мозг - всего и делов. Гораздо сложнее, но тоже вполне реально портировать свою субъектность на другой носитель. Все сетевики прошли через эту процедуру, а в каком-то смысле и постоянно проходят, перераспределяясь по разным терминалам. Но обычный мозг натурала и система мозг-биочип принципиально несовместимы. Опыт шунтированных оказался неприменим для остального населения.

Вот тут-то цивилизацию натуралов затрясло по-настоящему. Всё развернулось на шестьдесят четыре градиана. Те, кто вчера выглядели изгоями и группой риска, оказались единственно защищёнными, преодолевшими роковую зависимость от Планеты, а следовательно и от хозяев Сети, исторически ставших - а по какому, собственно, праву? - хозяевами Крокрыса. Мстительно усмехаясь, наблюдали они за охватившей бесшунтовых натуралов суетой, грозящей перерасти в панику. Наблюдали отстранённо и безучастно, поскольку больше не ощущали себя одним целым с ними. Бесшунтовое большинство во главе с Советом Обруча пожинало плоды собственной сегрегационной политики.

Стало очевидным, что бывший цвельфийский мир расколот уже не на две, а на три части. И эта вновь образовавшаяся трещина будет расти дальше, достигая состояния зияющей пропасти, подобной той, которая уже пролегла между натуралами и сетевиками.

Нереб и Неитул шли теперь тем же маршрутом, по которому отправился в никуда и растворился в неизвестности Ибонек Навибо. Во время очередного полёта вдоль Хребта они запеленговали слабые сигналы о помощи, доносившиеся с нейтральной территории, посылаемые явно кем-то из сетевого мира и адресованные натуралам. Такие полёты вошли у них в традицию после того рокового вечера. Ритуал, такой же бессмысленный, как и само их пребывание на Планете. Все нетологические исследования были свёрнуты задолго до того, как натуралы окончательно отключились от Сети. Но группы не расформировались, чтобы это не казалось уступкой сетевикам. О них фактически забыли. А уж с Сетью точно никто не стал бы связываться. Поэтому, бурно проспорив всю ночь, на рассвете они сами отправились к источникам сигналов извилистой горной тропой.

Тропой - это красиво сказано. Не было никакой тропы. Бесформенное и устрашающее нагромождение мёртвых глыб - хотя бы какая-то худосочная ольварина где-не-где пробилась между ними! Земляне этот перевал и не преодолели бы, наверное. Ну, а генетически модифицированным цвельфам кое-как удавалось. Даже без спецснаряжения.

Нереб шёл позади, и Неитул могла хмуриться, не таясь. Конечно, он сканировал эмотивный фон её биополя, но выражение лица несёт гораздо больше информации.

"Правильно ли мы поступаем?" - терзалась она сомнениями. Что-то сломалось в ней за эти три бесконечных года. Отсутствие смысла, отсутствие определённости угнетало её и повергало в безнадёжную пучину уныния. Упорядоченность и единонаправленность - вот составляющие её загадочной, удивительной целостности, так пленявшей Нереба. Она такая. Ей и результатов не надо видеть - достаточно знать (хотя бы интуитивно), что её действия - не просто сотрясание воздуха. Даже если цель по-прежнему недостижимо далека, главное, чтобы она была ближе, чем при её бездействии. Бессмысленно расточать свою неукротимую энергию, в яростном тупом остервенении рубить мечом кисель она не могла. Погрузиться в тревожное ожидание, как все вокруг - тоже. А больше ничего не оставалось. Среди тревожного шокового оцепенения, в котором застыли натуралы планеты, она оказалась не течением, а водоворотом. Воронкой, уходящей в себя.

- Так ты считаешь, - вернулась она к их давнему спору, очередной виток которого как раз и был прерван сенсационными сигналами, - что само бессмертие было ошибочным шагом?

Вопрос застал Нереба врасплох. Они уже долгое время шли молча, субъектологически утомлённые унылым однообразием ландшафта. Нереб поглядывал по сторонам: ему вдруг подумалось, что Навибо тогда мог и не пройти этот бесконечно длинный путь. Ведь никакой информации так и не поступило. Вдруг сейчас на фоне тоскливо-серых камней блеснёт титановая арматура под лохмотьями синтетического плаща?

А может быть...

Что если именно он посылает им сейчас эти затухающие сигналы, пытаясь сбежать из чужого сетевого мира? Чужого - Нереб был в этом уверен на все сто двадцать восемь. Навибо - это Навибо. Даже приняв по роковой ошибке, от безысходности форму фотонных импульсов в Сети, он по убеждениям и ментальности должен был остаться натуралом - нет, натуристом! - до мозга костей. Пусть даже костей у него больше нет... да и мозга в титановых костях натуралов уже тысячи лет как не наблюдается.

- Алё-о! Ты слышишь?

- Слышу. Ошибочным или нет, не знаю. Напрасным - это да.

Неитул высоко вскинула голову, разметав горячую медь своих кудрей. Ринулась в словесный спарринг:

- Обоснуй! Общеизвестно и доказано, что иммортизация была единственным выходом, позволившим избежать интеллектуального вырождения, которое лавинообразно росло с каждым поколением в пяти палеометаисторических периодах. Бремя беззаботности, понимаешь. Объективный итог развития общества, достигшего конца истории, преодолевшего закон естественного отбора и борьбы за существование и тем самым вышедшего за пределы биосферы.

- Ты прямо тогдашние труды Одифа Ауреда наизусть шпаришь! - съязвил Нереб.

- А что, разве их с тех пор кто-то опроверг? Конечно, дальнейшие выводы оказались пагубными и тупиковыми - протезирование, нейрошунтирование... Но научно-технический уровень тех периодов и не позволял полностью встать на путь генного конструирования. Ошибка сетевиков в том, что они не смогли отказаться от устаревшей теории, которую переросли. Из-за высокого процента женородных в их среде остался актуальным древний предрассудок, когда в жизни одного поколения происходило не более одной смены парадигм. Только вот мы уже не "поколение"! Не звено, а вся цепь. А единственно верных на все времена теорий не может быть, ибо это означало бы конечность Вселенной и когнитивного потенциала нгאв. Да что я тебе это рассказываю - сам всё знаешь! И что, хочешь сказать, у нас была альтернатива?

- Думаю, что была, - твёрдо сказал Нереб. Ухватившись за протянутую руку спутницы, он спружинил на выпирающий выступ и оказался с ней лицом к лицу. - Только намного раньше того временнóго отрезка, на котором обычно её ищут. Так называемый "дар"... психорудимент, от которого женородные так спешили отучить своих детей... не поспешили ли наши предки отказаться от него как от основного инструмента ноосферизации планеты - в гармонии с природой, не переделывая, а преображая её? А вместо этого мы ещё на заре истории пошли по индустриальному пути. И тем самым не просто изменили среду своего обитания, но, будучи её органической частью, сами подверглись субъектологическому сдвигу. Оказались в неоправданной зависимости от творения собственных рук. Нашу цивилизацию и культуру можно кентавровой назвать...

- Какой-какой?

- Кентавровой. В древнем крокрысском фольклоре упоминаются такие мифические существа. Полуцвельфы-полугиффы.

- Вот спасибо, разъяснил! Нельзя без этих твоих бесконечных архаизмов? Миф, гифф... По-цвельфийски в состоянии изъясняться?!

Нереб тяжело вздохнул. Долгие годы сотрудничества с Неитул он искренне пытался привить ей уважение к истории Крокрыса, восприятие его как родины, как Дома, как фундамента и неотъемлемой составляющей собственной субъектности. Тщетно. Домом для Неитул оставался открытый космос, Планета - всего лишь одним из многочисленных пунктов дислокации, хотя и стратегически важным, а её прошлое - ворохом избыточных данных. Генетически заложенное мировоззрение, ничего не попишешь. В смысле, всё уже написано.

- Миф и фольклор, - стал объяснять он, - это докомпьютерная форма накопления, систематизации и передачи информации, а гиффы - такие кельвары, - это слово ей тоже оказалось незнакомо... - Ну, знаешь, у вас на первобытных планетах есть такие биосистемы... На Крокре тоже остались, но очень мало. Не ольвары, а цвельфов по форме жизнедеятельности напоминают... только они не нгאв.

- Я с биообъектами не работало, - ответила Неитул. Тема была для неё скучной и чужой.

- В общем, эти самые гиффы умели летать и перевозить тяжести. А нашим предкам удалось их приручить. Но кельвары обладают субъектностью, пусть и ограниченной, а хотелось, конечно, полного контроля. Идея кентавра как раз и проецирует это подсознательное стремление... которое в конце концов технологически было осуществлено в известном смысле.

- Я что-то потеряло нить твоих тезисов.

- Я сам её потерял с этой семантической деструкцией! А если в двух словах, то к наступлению метаистории мы уже - постепенно, незаметно для себя - перестали быть цвельфами как таковыми. Стабильным, саморегулирующимся, самоорганизующимся социумом. Наше будущее оказалось детерминировано законами столь тщательно созданной нами самими технократической цивилизации.

Кристаллы замёрзшей ртути впились в его лицо. Неитул чувствовала его правоту, но не могла с ней смириться.

Условная дорога - то бишь, их маршрут по каменному бездорожью - уже долго вела вниз. От Нодгора и мира Сети их отделяет ещё один подъём, но источник сигналов должен быть где-то здесь. Совсем рядом. И если её спутник почему-то пялился по сторонам, то острый сфокусированный взгляд Неитул скользил вперёд.

Так и есть!

- Смотри, - крикнула она Неребу, - внизу, между камнями...

Она первой легко стекла по колючему склону, наперегонки с осыпавшейся гроздью мелких камешков. Огненная змейка, петляющая среди глыб.

Из расселины по-видимому уже долгое время пытался выбраться плоский, словно сплюснутый под сорвавшимся куском скалы, бронированный агрегат. Хитроумные движители с четырьмя степенями свободы неустанно скребли по камням, но безуспешно. Тупик. И назад выбраться не может - непонятно, как он вообще сюда заполз.

Нереб ещё расправлялся с крутым спуском, когда Неитул оказалась у броневика.

- Лот Гамбар, - представилась "черепаха" электромагнитной пульсацией. - Восьмичленная семья из Нодгора. Копия, конечно. Хотя... теперь уже оригинал.

- Итак, ты просишь убежища у натуралов? Почему?

- Не правильнее ли будет поговорить по дороге? Время не терпит.

Тон электромагнитной "речи" звучал довольно дерзко - особенно для просящего убежища. Но возразить Неитул было нечего.

- Тебя можно как-то вытащить из этой оболочки? - перспектива тянуть через скалы тяжёлую неуклюжую тележку совсем не радовала.

- Да. Крышка сверху отвинчивается.

- Нереб, чего стоишь? Помогай!

Из вскрытой консервной банки на гусенично-колёсном ходу на свет появился толстенный, в два цвельфийских обхвата, жгут тонкого оптического кабеля, сплетённого каким-то загадочным алогичным образом. Световые импульсы непрестанно носились по его поверхности, и весь он казался сосредоточением внутреннего живого огня.

А по форме - гусеница-переросток. Вот только ползать сама не в состоянии, приходится тащить.

- Давай, я понесу, - подставил плечо Нереб.

Неитул презрительно фыркнула.

- Какая разница? Сменимся на полпути.

Вдвоём по узким серпантинящим тропкам его не пронести. А с поползновениями Нереба относиться к ней как к слабому полу Неитул по-прежнему не могла смириться, считая их унизительными.

- И всё же, что у вас произошло?

Укутанная огромным радужно переливающимся световым боа, достаточно тяжёлым, но со стороны кажущимся совершенно нематериальным, Неитул словно слилась с Гамбаром. Тактильное соприкосновение в этике натуралов значит много. А Гамбару и подавно не оставалось ничего, кроме как положиться на несущую его натуралку. И разговор против воли становился всё откровенней и доверительней.

- Если кратко и без предыстории - истёк срок, на протяжении которого нам предлагалось инкорпорироваться. Тем, кто этого не сделал, они просто отрезают энергоснабжение. И подключают их вновь - уже в качестве модулей.

- Кто "они"?

- Они. Или оно. Монокосм - так они себя теперь называют.

- Полная и Глобальная? - догадался Нереб.

- Ага. Полная и глобальная... - Гамбар назвал часть цвельфийского тела, которая для сетевиков давно утратила буквальный смысл, а натуралами традиционно пряталась под одеждой. Нереб поморщился от резкого слова, произнесённого в присутствии дамы. Дама, впрочем, и ухом не повела. Да и дамой она себя, как известно, не считала.

- Сперва все присоединялись добровольно. Затем, когда спала волна энтузиастов, началась агрессивная агитация. Тянули в рай, расписывая радужные перспективы инкорпорации. Когда и это перестало давать результат, начались угрозы. А самых стойких теперь инкорпорируют насильно... Возможно, в настоящий момент в Сети уже не осталось ни одного автономного терминала.

- Как же так?

Голос Неитул звенел не ужасом и даже не недоумением, а горькой обидой обманутой маленькой девочки, которой подсунули пустой фантик вместо конфеты. Это нечестно. Неправильно. Так не должно быть.

- Я понимаю: в вашем мире произошло новое расслоение. У нас тоже случилось нечто подобное. И что же? Почему вы не можете просто провести очередной рубеж? Почему - насилие, подавление воли?

- Нам тоже так казалось. Только у Монокосма другое мнение. Объясняют это необходимостью реорганизации информационных и энергетических каналов, при которой автономные единицы просто не впишутся в общую архитектуру. На самом деле ему просто новые субъекты нужны для роста. А их воля для него - уж поверьте! - ничего не значит. Они просто пища.

- Да, - сказал Нереб. - Всё так и случилось, как предсказывал Навибо.

- Навибо? - переспросил Гамбар.

Нереб обернулся. По вороху стекловолокнистых сплетений, из-под которых едва выныривала казавшаяся непропорционально маленькой головка Неитул, хаотично носились разноцветные искры. При желании можно было, наловчившись, считывать информацию прямо с них. Неитул словно утопала в фантастическом, невообразимо гигантском бриллиантовом колье.

- А ты его знал? Что с ним, кстати?

Пробежавший по поверхности техносоматического компонента Гамбара ряд электромагнитных импульсов, очевидно, соответствовал смеху.

- Как не знать? С него-то всё и началось.

- То есть?

- Сразу же после своей денатурации, - неторопливо и явно нехотя начал Гамбар, - Навибо вступил в ожесточённую полемику с Одифом Ауредом. Скептики и идейные противники Полной и Глобальной Интеграции, конечно же, сразу сплотились вокруг него. Конечно! Вчерашний натурал, да ещё какой! Древний оппонент Ауреда, который вдруг материализовался из легенд. Тот лидер, которого им так не хватало.

Целый год - у вас тоже теперь считают годами? - ломались копья тезисов, звенели мечи аргументов. Конечно, в моносубъектном статусе Навибо не мог бы вести с сорокачленным Ауредом полноценной полемики на равных. Очень скоро он начал интегрироваться с единомышленниками и быстро сравнялся в статусе с противником.

Сетевая жизнь стала бицентричной. И Ауред, и Навибо лавинообразно обрастали новыми донорами. Со стороны порой казалось, что это уже происходит не ради роста интеллектуального потенциала, а во имя простого мемброквантитивного превосходства. Термин даже такой возник: членометрия. Всё же локальная интеграция не беспредельна, должен был когда-то наступить критический порог. Но выяснилось, что он привёл к качественному скачку. Нам, простым сетянам, их спор становился всё менее и менее понятным. Они уже оперировали своей, особой мегачленной логикой. И почему на определённом этапе для завершения полемики непримиримым оппонентам понадобилось слиться друг с другом, никто так и не понял.

Тут-то всё и закончилось. Или, напротив, началось.

Родилось Оно...

- Стоп! - Нереб вдруг остановился, присел на камень. - Неитул, ты как хочешь, но я не верю ни одному его слову. Слишком уж хорошо знаю Навибо... Не мог он пойти на столь необдуманный шаг, который вызвал такую цепную реакцию!

- А смысл? - Гамбара подозрение не задело - он, похоже, был к нему готов. - Являются ли мои слова правдой или провокацией сетевиков, вам в любом случае грозит опасность. Взаимоизоляция кончилась - начинается война!

И снова с ним нельзя было не согласиться.

- А насчёт "необдуманного шага" - он-то как раз был обдуман. И казался единственно возможным. Но кто знал, что всё так обернётся?

- Нам-то что угрожает? - скептически спросил Нереб.

- А вы что, разве не нгאв? А если так, то для Монокосма - потенциальное сырьё. Можете, конечно, считать мои слова блефом. Только ещё когда мы, непримкнувшие, имели информационный доступ к Сети, там уже теоретически был известен способ, как изменить Крокрысский Импульс и через него влиять на сознание натуралов. Решался вопрос, денатурировать ли вас или оставить в ваших телах как биоманипуляторы для освоения Космоса. Второй вариант казался более заманчивым - тогда бы удалось сохранить инфраструктуру Обруча. Но для этого изменённый импульс должен быть гораздо хитрее, чтобы постепенно, на протяжении целого периода, передвавать его прибывающим на Планету обручанам, и при этом никто ничего не заподозрил. А куда уж теперь исследования продвинулись, не знаю. Когда Монокосм сменил пряник на кнут, мы тоже оказались информационно отрезанными.

Вот так. Не очень уж и прост этот Лот Гамбар! Склонен считать себя не беглецом, а вестником беды. Чуть ли не благодетелем натуралов.

Может быть, и врёт. Но как проверишь?

Обратная дорога казалась намного короче. Уже не за горами (в буквальном смысле) была условная точка, за которой заканчивалась широкая нейтральная полоса и начиналась территория натуралов.

Как вдруг...

- Не успели, - без эмоций и оттого совсем обречённо произнёс Гамбар.

Острый клинок пронзил вечереющее небо, завис над ними в холодном и угрожающем мерцании. Просканировав его, Нереб подивился изобретательности Монокосма. Это действительно Сверхразум! Чуждый, жестокий и расчётливый. Гравителум, нависший над головами, нёс в себе излучатель, волны которого, воздействуя на незащищённую психику цвельфа, превратили бы её в настоящую субъектологическую бомбу. Рассудок не в состоянии такое выдержать. А техносоматический компонент Гамбара, насколько Нереб успел понять его устройство, вообще перегорит от напряжения.

Нереб и Неитул защищены от подобного воздействия. Их генетически модифицированный организм способен трансформироваться в психоцисту и в полной безопасности переждать, когда пройдёт волна. Вдвоём они смогли бы экранировать и Гамбара. Но тогда защита окажется не стодвадцативосьмипроцвентной. Хотя и достаточно высокой.

Монокосм это знает и всё рассчитал.

Стоит ли идти на риск? Тем более, что Гамбар, фактически, всё уже расказал. Ну, не всё - главное. О грозящей натуралам опасности. О которой натуралы могут так и не узнать из-за их неоправданного риска.

Да, обычные цвельфы до такой ловушки не додумались бы. Беглец Гамбар будет наказан, и наказан таким образом, что тень вины в его гибели не оставит их с Неитул в стороне.

А если они попытаются ему помочь, рискуют сами. И опять Сеть (то бишь, Монокосм) окажется как бы ни при чём: он не подвергал натуралов непреодолимой опасности. Никто их на риск не толкал. А тем более, на вмешательство во внутренние дела суверенной цивилизации. На нейтральной полосе произошло? Ну, так и гравителум взорван над нейтральной. А нечего там шастать!

- Я на сверхчастоте! - крикнула Неитул.

Нереб последовал за ней. Очертания предметов смазались, границы расплылись, оттенки и полутона исчезли вместе с отбрасываемыми под лучами заходящего Светила длинными ползучими тенями. Недоступные в оптическом - даже модифицированном - диапазоне цвета заиграли вокруг, преобразив пейзаж до полной неузнаваемости. Сочные, насыщенные - и одновременно матовые, обволакивающие мир разноцветным сумраком. Время замедлило ход. Струящаяся в воздухе буроватая пыль застыла и повисла полупрозрачной бордовой завесой, в которой запуталось мертвенно блестящее лезвие гравителума. И так же ярко - но живо и вызывающе - вызывающе горел серебряный взгляд Неитул.

Безмолвие, тысячелетиями хранимое в кольце этих мёртвых скал, распалось на тысячи составляющих, которые, достигнув экстремума центробежности, вновь стремились друг к другу, сливаясь в монотонную волну - даже на сверхчастоте она воспринималась недифференцируемым фоном, от которого, однако, невозможно было укрыться.

Нереб никогда не общался с Неитул на сверхчастоте, хотя, разумеется, страстно мечтал об этом. Сверхчастота - предел интима в отношениях между натуралами.

Но лучше бы никогда не было такого повода!

- Ну что, рискуем? - это прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос. Вот так: - Ну что... Рискуем!

И повисло. В удивлённо распахнутом серебряном взгляде Нереб словно со стороны увидел себя, медленно качающего головой.

- Имеем ли мы право? На карту поставлено будущее всех натуралов. Было бы непростительно балансировать сейчас на грани смерти - физической или субъектологической. А если мы распространим защиту на Гамбара, она теоретически становится возможной.

- Теоретически! Теоретически в любую минуту может здесь может произойти обвал...

- Не утрируй. Предотвратить обвал от нас не зависит. А это зависит. Раз мы обладаем жизненно важной для всех натуралов информацией, значит, надо избегать малейшего риска, пока она не будет обнародована.

- Нереб, риск ведь ничтожен!

- Но он есть. А ты знаешь мою первоначальную специализацию. В меня генетически заложен повышенный инстинкт самосохранения. И барьер допустимой степени риска у меня совсем другой.

- Погоди! Каким бы ни был твой генетический код, он не может противоречить основополагающим цвельфийским принципам. Импульс самопожертвования ради спасения гибнущего цвельфа?

- Цвельфа, Неитул! То есть натурала. На сетевиков у меня этот импульс не распространяется. Навибо и тут оказался прав.

- Лембас, опять Навибо! Неужели ты не можешь не прятаться за чью-то спину или за беспомощный лепет о генетической предопределённости? Мы ведь нгאв! Или уже нет?

- А ты? Неитул, ты такая же пленница своего генокода. Просто сейчас вот не повезло мне, а не тебе. Я же говорил: мы пожинаем плоды трагической ошибки наших предков...

- Да предки-то тут при чём? Мы сами, наша воля уже ничего не значит?

- Значит. Но не всё и не всегда.

Неитул погрузилась в раздумье.

- Хорошо. Если ты отказываешься, я сделаю это одна.

- Что?!

- А разве на сверхчастоте слова могут быть неправильно поняты?

- Но это же верная смерть! Твоя и его.

- Ты же не оставляешь мне выбора? Пойми, он доверился нам! Мы не можем просто так спрятаться под панцирь и бросить его на разрушение. Я не могу.

- Неитул, это безумие.

- Пусть безумие. Но оно тоже генетически определено. Для тебя Гамбар не субъект - но он субъект для меня. Если есть хоть какой-то шанс его спасти, я должна рискнуть.

Удивительно: на сверхчастоте она говорила о себе в женском роде. Пробудилась генетическая память?

- Цвельф не может своим бездействием допустить гибель другого цвельфа, если для обоих при попытке спасения существует шанс выжить. Такой шанс есть. Пусть тоже теоретически.

- Подумай, Неитул!

- А что тут думать? Оставить натуралов в неведении о грозящей катастрофе я не рискую - ты же спасёшься... Подумай лучше ты. Рисковать собой, спасая сетевика, ты не можешь. Хорошо. А меня ты разве не попытаешься спасти? Я-то ведь натурал.

- Это что, шантаж?

- Нет, почему же. Просто хочу тебя понять.

Каменное лицо Нереба застыло в суровой неподвижности.

- Ты делаешь этот горький для меня шаг добровольно и в здравом уме. Свобода - наивысшая цвельфийская ценность. Больше, чем жизнь.

- И где же она теперь, твоя свобода? - надрывно вскричала Неитул.

- Так получилось. Это зависит не от меня. Я не свободен в своём выборе. И не могу нарушить твоей свободы добровольно лишиться разума.

- А мне казалось, - Неитул с трудом подбирала слова, - что я для тебя значу... что при таких отношениях, как между нами, можно и прорваться через барьер генетического детерминизма... Или хотя бы попытаться сделать это.

Ей это казалось?! Странно...

Но странно и то, что ему самому это, оказывается, только казалось!

Перейти рубеж он не мог.

Для Нереба, как выяснялось, значимыми и ценными были его чувства к Неитул, а не она сама. И понял он это только теперь. В экстремальной ситуации. На сверхчастоте, когда все вещи выглядят иными.

Время текло в сотни раз медленнее, чем обычно. Но текло, не стояло.

А их разговор бесцельно кружился по истоптанному полю вокруг одних и тех же намертво вбитых колышков-тезисов.

Между тем, взрыв во внешних пространственых координатах уже давно произошёл. Цистироваться надо было без промедления.

Но они до последнего надеялись найти общий язык...

- Всё, - сказала Неитул, - я экранирую его сама. Да, шансов практически нет, я знаю. Но жить, предав Гамбара, я всё равно не смогу. Ты прав: спасение нашей цивилизации - задача несоизмеримо выше. Вот ты дойдёшь и всё расскажешь. А я... я не могу поступить иначе. Не могу. Прощай...

Она добавила ещё одно слово. Какой-то архаизм, известный Неребу, но проанализировать его значение времени не оставалось. Нереб поспешил уйти в цисту.

Волна накрыла их...

...Медленно и плавно происходило возвращение Нереба в обычное состояние. Опасность миновала. Времени прошло немало. Справа Светило уже скрылось за вершинами гор, заиграв изумрудным блеском в их вечных снегах. Слева дымился раскуроченный моток стекловолокна, из-под которого торчали оплавленные металлические модули. А рядом - маленькое гадкое существо, которое, безумно улыбаясь, протягивало к нему свои конечности. В ртутных глазах не было ни искры смысла. Кельвар...

Чуда не произошло.

Делать здесь больше было нечего. Надо спешить, чтобы добраться до города до наступления темноты.

Он вдруг вспомнил значение последнего слова, произнесённого Неитул. Оно имело какое-то отношение к суррациональной составляющей создания цвельфийских семей - за много-много периодов до метаисторической эпохи, когда они ещё были связаны с давно отмершей функцией размножения и складывались только из двух цвельфов противоположного пола.

Впрочем, это уже неважно.

В каменеющем небе плыла, описывая неровную дугу, дрожащая рваная точка, то взиывая в зенит, то опускаясь к холодным вершинам. Приглядевшись, Нереб вскрикнул от неожиданности - и эхо, многократно отразившись, уничтожило вновь воцарившуюся после выхода со сверхчастоты тишину. Над головой парил не очередной "подарок" Сети, а самый настоящий летающий кельвар! Десятки периодов в небе Крокрыса не наблюдалось ничего подобного. В каких глубинах подземных пещер таились они, сменяя в кромешной тьме за поколением поколение, в течение которых и летательная способность-то наверняка атрофировалась - а вот сорвало экологической бомбой гравителума с насиженного места, к которому, казалось навсегда приросли... И удивляется, наверное, всей глубиной своей примитивной субъектности ощущению неумелого полёта, его новизне. А смысл? Вот уж поистине, полное и глобальное... то самое.

Бывшая Неитул пялила свои огромные линзы и... смеялась, когда в них отражался взгляд Нереба, полный отвращения. Дрожащие пальцы коснулись его, и на морде появилось выражение, которое при разгулявшейся фантазии можно было бы истолковать как мольбу и надежду.

Нереб брезгливо оттолкнул её и решительно зашагал на юг через перевал.

Ну, кажется, заснула! Беспокойно, по лицу пробегает тревожная дрожь, то и дело норовит сбросить одеяло, разметав руки на всю ширину дивана, который Алиса уже превратила, осторожно выкатив секцию, в двуспальную кровать. Алиса в очередной раз терпеливо поправляет на ней одеяло. Юная прабабушка ворочается в светлеющем рассветном полумраке, стонет во сне, когда касается травмированного бедра, но не просыпается. И то хорошо. Алиса почти спокойна. Алиса сама может отключиться на пару часов...

На следующий день после событий, пронёсшихся перед Алеськой в радужной обёртке её воображения, на Крокрысе не осталось ни одного натурала. Ничего удивительного - все корабли уже три года поддерживались в полной готовности. Эвакуация прошла молниеносно. Предпочли бегство вооружённому конфликту. Глядишь, как-нибудь само рассосётся.

Не рассосалось. Спустя десять лет решили послать к Планете автоматический корабль - проверить, что и как. Связь с ним прервалась едва он достиг окрестностей Светила. Просто прервалась. Исчез бесследно в гиперпространственной дыре. Такое с техникой Обруча никогда не случалось, потому что случиться не могло.

Отправили ещё один. Говорить о результате, или сами догадываетесь?

На том всё и закончилось. Вступить в сражение так и не решились. Да и за что, спрашивается, воевать-то? Если Монокосм действительно мог изменить Импульс, то он наверняка это уже сделал. Хотя бы чтоб себя обезопасить от претензий натуралов на Планету. Если же допустить, что всё это блеф и подстава, а подосланный Монокосмом якобы Лот Гамбар, попросту - чучело-автомат, был чистой разводкой... то кто решится это проверить? Нет, от Планеты теперь нужно держаться подальше. Её уже профукали.

Медленно и в тяжёлых субъектологических муках отчаяния вымерли бесшунтовые натуралы. Большинство уходило из жизни добровольно, почувствовав приближение старости и не дожидаясь, пока превратятся в идиотов-полукельваров. Кое-кто дождался. Зрелище было ужасное. Одичавшие безумцы долго носились по пустым и ветшающим городам на колонизированных планетах. Потом, конечно, умирали. Высохший мозг в пышущем здоровьем теле...

Шунтированным было бы непреодолимо тяжело возрождать погибшие поселения. Пусть уж эти планеты и космические станции останутся гигантскими склепами. Когда-то на заре колонизации большинство планет подвергалось биозачистке, первые ростки собственной жизни безжалостно выпалывали, приспосабливая планеты для поселенцев с Крокрыса. Думали - для жизни, оказалось, что для смерти. Надгробные памятники погибшей цивилизации. Да, погибшей, ибо шунтированные уже давно не отождествляли себя с нею. Оторвавшись от родной Планеты, покинув распавшийся Обруч, они стали новой космонитской цивилизацией, которая вошла в легенды миров Конфедерации под именем Странников. В переводе с космолингвы это горькое самоназвание приобрело совсем не ту коннотацию. Бродяги, бомжи, изгнанники - такой смысл изначально в него вкладывался!

В отношениях с Монокосмом странники долго поддерживали нейтралитет. До тех самых пор, когда десятки периодов спустя произошло то, что неизбежно должно было произойти. Монокосм начал собственную колонизацию Вселенной. Разумеется, его интересовали миры, где уже существовала разумная цивилизация - биосоциоматериал для развития Монокосма как высшей эволюционной формы.

На первой из таких планет в ядро было записано некое подобие Крокрысского Импульса, превратившее её жителей в биоавтоматов (Значит, всё-таки не блефовали. Или действительно научились за это время). Эксперимент был признан неудачным. Эффективней оказался способ неявного воздействия через социальный фактор. Прогрессорство, так сказать.

Тут-то странники и вмешались. Оповестили жителей первобытных планет, оказавшихся в сфере галактополитических интересов Монокосма, о грозящей опасности, фактически стали у истоков объединения разрозненных миров в Конфедерацию.

Тогда на арене межпланетной "холодной войны" и возникли капсулы с вирусом крск. Их роль, впрочем, так и осталось до конца не выясненной. Известно только, что сразу после их появления Странники вложили в руки конфедератов оружие против того, что когда-то, в незапамятные времена было их, Странников, родной планетой. И сами ушли в никуда, пришедши ниоткуда.

А потом... потом....

Суп с котом.

Утро грянуло неожиданно - уже не верилось, что оно когда-нибудь наступит. В прямых солнечных лучах стояли густые полотна пыли - какая там уборка! Бесконечный и, к счастью, закончившийся вчерашний день занят был другим.

Предстоит новый тест. Надо - значит надо. Поплаваем. Если не взлетим, конечно. Как у них тут поёт эта... ну, которая "золотой голос России"?

Уже одевшись, вернулась в гостиную за Алеськиной мобилкой - связь всё-таки не надо терять. Алеся, раскинувшись на диване, навёрстывала бессонные часы тяжёлой минувшей ночи. Спала крепко, так что Алиса, ничуть не рискуя разбудить, заботливо укутала её пледом.

- Да, подруга, такой вот поворот сюжета. Не через забор, оказывается. И даже не волейбол.

Алеська щурилась от дневного света, но упорно не желала покидать объятий Морфея. Повернулась на живот, уткнулась лицом в подушку... Да пусть высыпается! Может быть, вчерашние события действительно останутся по ту сторону кровати... Не хочется, конечно, оставлять её сейчас одну - так ведь ненадолго.

Со спокойной душой Алиса осторожно прихлопнула входную дверь.

Если бы она знала...

Воскресенье - казалось бы, все в такую рань должны отсыпаться. Разве что к вокзалам могут стекаться ручейки граждан с приусадебным инвентарём, постепенно сливаясь в мощные потоки, под завязку набивающие собой электрички (их, как и городского транспорта, курсирует гораздо меньше, чем надо было бы - энергетический кризис и эхо войны). Ну, Крестопоклонной недели ради, ещё и к храмам могут ожидаться тоненькие струйки, настолько ничтожные, что ими вполне можно пренебречь. Так нет же, толпа на улице была довольно густой. Правда, не настолько густой, чтобы Алисе не нашлось места поупражняться в этих странных, биомеханически неграмотных телодвижениях, которые ей предстоит продемонстрировать без подготовки в боевых условиях. Размахивала руками, и получалось, что отметает взгляды прохожих - удивлённые, испуганные, брезгливые. Она их не замечала. Всё было подчинено одной задаче - грамотно, по их дурацким правилам, проплыть дистанцию. Не подвести Алеську.

Неупорядоченные завихрения людских потоков в скорлупе восьмимиллионноголового Шалтай-Болтая, возможно, были и не такими интенсивными, как в буднее утро, но давка в троллейбусе стояла точно такая же, да и брать его приходилось штурмом. Под конец пути так спрессовали, что вновь вспомнились смыкающиеся стены в МИВе. Да ещё какой-то мужчина, рассмотреть которого в этих тисках было так же невозможно, как не почувствовать исходящего от него резкого неприятного запаха, всё норовил к ней совсем нехорошо прижаться... В общем, терпеть эту пытку, рядом с которой космические перегрузки - детская забава, желания не было, а времени ещё оставалось с запасом. И когда на ближайшей остановке троллейбус выплюнул её с порцией толпы, Алиса и не подумала втискиваться обратно, а, сориентировавшись на местности, направилась к спорткомплексу по кратчайшему маршруту. Неудача с дорогой в НИИ, когда она буквально заблудилась в трёх соснах, её не остановила - наоборот, вдохновила: опыт уже есть!

Алиса, конечно, догадывалась, что следов недавних боёв и разрушений за пределами Садового кольца должно оставаться немало, но никак не предполагала их возможных масштабов. Парк Дружбы и пустырь внизу оврага, открывающийся с задворков НИИ ФИГА - это только цветочки в сравнении с тем, что предстало её глазам по пути в спорткомплекс. Целые кварталы разрушены и забыты; груды битого кирпича вперемешку с обломками мебели и развороченные лестничные клетки уже успели покрыться колючим кустарником. Вот где "Сталкера" снимать! Изредка лишь пугливые бомжи удивлённо таращились ей вслед. А девочка по-прежнему не обращала на них внимания, продолжала свои экзерсисы, имитируя движение рук и туловища при брассе и баттерфляе, отчего обитатели развалин шарахались от неё окончательно - кому охота связываться с сумасшедшей?

Эта зона разрушений тянулась до самого спорткомплекса. И даже захватывала его. По крайней мере, его центральное покато сужающееся строение, где ниспадающие, как бы стекающие вниз, опрокинутые на вершину узкие треугольные пилоны, которые по замыслу архитектора должны эффектно чередоваться со световыми конусами, устремлённым ввысь, словно пламя свечей, теперь мёртво глядело щитами ДСП и замазанными изнутри стёклами. Но выглядело всё равно впечатляюще: словно гигантская рука с десятками острых пальцев ухватилась за вершину холма, пытаясь его поднять, вырвать с глубоко уходящими корнями. А ниже плавательный бассейн гиперболоидно выгибает спину, высоко взметнув один из торцов - словно разомлевшая кошка, что трётся о холм, тоскливо и жалостно поглядывая на вцепившуюся в него чудовищную кисть: погладили бы, а? Кстати, Лёшка наверняка поджидает её - то есть Алесю, конечно - с той стороны, у парадного входа или вообще на подступах. Взял тоже манеру! Нет, он действительно отличный парень, но сейчас просто не до него. Уж извини... А с трибуны он её от Алеськи не отличит.

Алиса уже поднималась по крутой лестнице внутри стеклянного желоба. Всё было немного не таким, как представляла она по Алесиному описанию, но узнаваемым.

И тренера Берту Эрнестовну Алиса сразу узнала. Плечистая пловчиха с очень приятным лицом южного типа тут же окатила её потоком информации, вникать в которую она просто не успевала. Да это и не требовалось. С Бертой Алиса словно на конвейерную ленту ступила: понесло по накатанному руслу, когда всё заранее расписано на несколько шагов вперёд, не надо ни о чём думать и беспокоиться...

Очнулась только на дурацкой тумбе, похожей на плаху, в ряду таких же, но с другими номерами, под дамоклово нависающей трёхъярусной вышкой, в красном, слегка обвисающем Алеськином купальнике. Руки высоко закинуты, неестественно вывернуты суставы, прямо перед глазами сквозь мутные очки студенисто колышется расчерченный дорожками бассейн - мелкий, как поилка для крикуш в Космозоо, дно - руку протяни, с мёртвой хлорированной водой, в которую в лучшие времена никто не заставил бы окунуться.

Опять шахматы своего рода - теперь уже одномерные!

"Вдруг будет пропасть и нужен прыжок - струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело?" - зазвучал в памяти знакомый хрипловатый голос.

А?

Э... так все уже прыгнули! Я-то чего сплю?!

Алисино тело пронзило грань, за которой резко возрастала плотность окружающей среды. Ирреально мягкая бирюзовая вода сомкнулась над ней. К Алисе вернулось изрядно позабытое ощущение равновесия. Пылинка мироздания, выдернутая из песчаного вихря, которой играют теперь, меряясь силами, товарищи Ньютон и Архимед.

Э, дудки! Алиса сама - сила. Рывок - коснулась дна. Спружинила - и вверх. Воспарила в прыжке над поверхностью воды в ореоле хрустальных брызг, как разыгравшаяся самочка дельфина... и только тут вспомнила, где находится и что от неё хотят! Стало стыдно до невозможного. Щёки под цвет купальника, чуть вода не зашипела, когда снова в неё вошла.

С отвращением начала грести классическим стилем, повторяя впервые в жизни освоенные несколько часов назад телодвижения.

Оказалось, так тоже можно плавать! Непривычно, неудобно, неэффективно - но получается.

Даже интересно.

Борт вырос на пути так быстро и неожиданно. Оттолкнулась, поплыла назад. Уж близок конец этой пытке!

Вдруг по колебаниям воды, яростно бурлящей с обеих сторон, до Алисы дошло, что соперницы плывут в противоположном направлении.

Этого ещё не хватало!

И тут перепутала...

Стоп, а как можно было перепутать? Это ведь не беговая дорожка, не по кругу идёт.

Неужели...

Так и есть! Она лидирует - и с огромным отрывом.

Зачем? Не хочу!

Алиса начала сбавлять скорость. Но как её теперь сбавишь, когда до финиша рукой подать? Разве что совсем остановиться, лечь на воду. Так ведь сразу заметят. Она и так всех шокировала своим прыжком.

Всё равно оказалась первой.

Восторженный гул, наполнивший всю гигантскую чашу, на дне которой плескалась хлорированная жидкость, ударил Алисе в уши, наглухо закрытые резиновой шапочкой, едва она взялась за поручни и подняла голову над краем бассейна. А она от досады готова была нырнуть туда вновь и не всплывать. Никогда.

Опять прокололась. Так глупо и бессмысленно. А главное - неожиданно для себя самой.

Кто знал, что можно вырваться вперёд, плывя стилем, который раньше видела только на телеэкране?

Она ведь искренне старалась, чтобы прийти хотя бы не последней...

Прямо с порога раздевалки Алисины очки были отправлены в сторону шкафчика с её одеждой уже знакомым читателю молниеносным резким жестом. Стукнулись о стену, отскочили, упав мимо скамьи. Спустя несколько секунд туда же полетел скомканный купальник. Вокруг Алисы словно выросло силовое поле, об которое разом сломались тянущиеся со всех сторон иглы восхищения, распросов и поздравлений. Настолько резко, зло и энергично метнулась она в душевую.

А там - забиться в угол и воду похолоднее!

И не обращать внимания на сверлящие ей спину взгляды, любопытные и испуганные одновременно.

А как тут не пугаться? Будто бы и не Алеся! Чужая, неприступная... холодная, как статуя. И заговорить страшно!

Но совсем не страшно было решительной Берте Эрнестовне, которая, раздвинув девчонок, заполнила собой душевую - вначале раскаты её густого голоса, затем и сама:

- Алеся, девочка, поздравляю! Это что-то! Все просто на ушах стоят. Феноменально!

Алиса сжалась, словно пытаясь скрыться за куцей водной пеленой.

- Берта Эрнестовна, - взмолилась она, - дайте я хоть в порядок себя приведу!

- Да, конечно... Только ты мне потом всё расскажешь, хорошо? Нет, у тебя, конечно, всегда были высокие результаты - но не настолько же, в самом деле! Тут с тобой заинтересованные лица хотят поговорить... Сама Яна Клочкова, представляешь!

Алиса покачала головой.

- Вы понимаете... я себя очень плохо чувствую, температура с утра. Не прийти не могла, потому что справку открыли бы только понедельником, вы же знаете. А сейчас если увидят, в каком я состоянии, могут ведь и результат аннулировать! Это ведь действительно случайно всё получилось...

Берту Алиса убедила её же собственным оружием - напором, не особенно задумываясь, насколько правдоподобно звучат её слова. Просто очень хотелось побыть одной. Она чувствовала себя совершенно незащищённой в своей наготе, которая, как ей казалось, выдаёт её с головой - Алеська всё же развитей и плотнее. Как с головой же и от самых пят выдаёт её привезенный из будущего совсем не весенний загар, на фоне которого застарелый, неделю не сходящий в этом нездоровом воздухе синяк расцвечивает половиной фотошоповской палитры. Как нездешне искрится загадочным голубым светом из-под потока воды, сползающего по её плоскому животу, странный кристаллик на тонкой цепочке...

Со стороны даже могло бы показаться, что Алиса, высоко закинув голову и подставив лицо прямо под железный кружок, ощетинившийся множеством тонких колючих струй, отскакивающих от натянутой по самые глаза резиновой шапочки, хочет смыть бегущие по щекам слёзы. Но нет, Алиса - да простит меня за столь наглый и откровенный плагиат автор "Билета"! - не плачет. Воля у неё не просто железная, а с антикоррозийным покрытием. Не ржавеет даже под неиссякающим ледяным душем затруднений и неудач. Не устаю ей удивляться.

Да, обидно, что она опять подставила Алеську. Вдвойне обидно, что так по-глупому. Если тогда, с шахматами, у неё не было другого выхода, то здесь просто недооценила собственные силы. Странно - обычно проблемы возникают тогда, когда их переоцениваешь... Но это, в конце концов, не трагедия. Кстати, раз уж так случилось, надо её научить паре приёмов... здесь же в самом деле ничего сложного.

Из душевой вышла уже не мокрой курицей, а Уранидой из океанского лона.

Долго не одевалась и не снимала мокрой шапочки. Даже и не вытерлась как следует - сидела, обсыхала. Холодные капли, усыпавшие точёную фигурку, искрятся бриллиантами в резком слепящем освещении раздевалки.

Тягостные эмоции накатили вновь. Новые, но всё равно тягостные.

Девчонки постепенно разошлись - незаметно, как незаметным было для неё само их присутствие. Только слегка зацепили донёсшиеся из глухой бесконечности слова: "Странная она какая-то сегодня" - "А ты думаешь, каково после такого прорыва? Пойдём, пойдём, не будем мешать..."

Время застыло. Стены, до половины выкрашенные бурой масляной краской, скрадывали пространство, спрессовывая и без того спёртый воздух. Двери - в зал и к выходу. В какую безопасней нырнуть? За какой из них её не поджидает Берта Эрнестовна с толпой заинтересованных лиц? Воображение разыгралось не на шутку, живо представились телеоператоры, впереди них, конечно же, Юля со своим агрессивным микрофоном. А дальше полукругом (стены раздевалки послушно раздуваются, словно резиновые) - толпа тех самых "заинтересованных лиц"... сама Яна Клочкова... кто такая, кстати? Или она только в их хронопотоке была чемпионкой? Алиса, правда, плаваньем, а тем более его историей, никогда всерьёз не интересовалась.

Нет, здесь она в большей безопасности. Не будут же к ней голой лезть с телекамерами! Хотя с них станется... в этом странном мире всё возможно.

...Не меньше десяти минут понадобилось Алисе, чтобы стряхнуть с себя это наваждение!

"А что же Наташа?" - спросите вы (или не спросите. Нет, кто-нибудь обязательно спросит). Да ничего особенного. Размеренный, регламентированный ход конференции не нарушили даже потрясения в отношениях между Европой и Океанией. Конечно, в кулуарах говорили в основном об этом, гудели на разных языках, прогнозируя всевозможные сценарии развития событий - словно ставки на ипподроме делали. Но в протокольных мероприятиях, естественно, никаких изменений.

Время тянулось непростительно долго - как всегда вдали от дома и от дочери, а теперь ещё и от праправнучки. Да ещё эти тревожные предчувствия!

Правда, в свободные минуты она не участвовала в политическом тотализаторе и не обходила, как прочие россияне, близлежащих магазинов, прикидывая, на что полезное можно потратить обмененный в евро минимум... Но чтобы понять, чем она занималась и чем занимались ещё несколько человек в разных странах, нам придётся слегка отмотать плёнку. Вот бурлящая седыми клочьями вода выталкивает Алису с соперницами на тумбы и моментально успокаивается, застывая мертвенно-зелёной ледяной гладью... Вот раствор со стёклышка, вынутого из барокамеры, всасывается в пробирку... Вот девочки крадутся спиной вперёд по полуосвещённым коридорам Института. Да, здесь можно было бы кое-что подправить - но это ничего не даст. Роковую ошибку Алиса совершила гораздо раньше, а так далеко мы отматывать не будем. Нам нужен вот этот момент. Рука Алисы замерла в раздумье над доской, Белый Рыцарь ещё прикрывает пешку. Стоп-кадр. Сквозь стены Дворца переносимся на улицу. Застывшие прохожие, повисшие в воздухе грузные капли моросящего дождя - ничто пока не предвещает, что вечером выпадет снег! Виртуальная камера петляет между неподвижными фигурами людей, пытаясь выбраться из этого лабиринта... так, но мы же не "Матрицу" снимаем, в самом-то деле! И, по счастью, не "Пятый элемент" - в небе пока что никаких пробок. Взмываем ввысь с четырьмя "же", как Коля на флипе... город за долю секунды превращается в фрагмент географической карты. Облака, правда, слегка застилают - ну, мы их раздвинем (зря, что ли, kadavr сравнивал меня с дедом Павлом?) А теперь очень быстро, чтобы не злоупотреблять вашим драгоценным временем и вниманием, слегка повернём глобус и, спикировав молнией в нужную точку, разыщем Наташу. Вот она, листает "Золотые страницы". Никаких координат зазеркальских экс-миелофоновцев она не знает (да и в Союзе, как многим из вас уже известно, у неё в активе только один питерский адрес). Конечно, при наличии времени и желания в буржуйском Интернете можно кого-нибудь разыскать. Но времени в уплотнённом графике нет совсем - а ведь предстоит ещё разыскать в Сети все имеющиеся там булычёвские вещи, перекачать их в анонимно открытый файловый депозитарий и нарезать болванку (это всё-таки лучше сделать самой!). А желания - и того меньше. Зато этот телефон, пожалуйста, есть во всех справочниках. Мэтр, культовая личность, классик нового поколения русской фантастики. На Западе, правда, по имени известен гораздо более, чем действительно читаем. Была же когда-то у всех на слуху фамилия Yevtushenko... а тут даже звучит похоже. Для неё, впрочем, сейчас важно то, что он, с одной стороны, гражданин и большой друг России (предпочитающий, однако, жить и работать в Европе), хаящий США с таким ожесточением, словно жаждет с их стороны статуса персона нон грата - да только кому там этот неуловимый Джо нужен? А с другой - серьёзные западные источники вроде бы не уличали его в связях с российскими спецслужбами. Это, конечно, не означает, что он с ними действительно не связан, но вероятность прокола с ним ничуть не выше, чем с кем бы то ни было. А путь самый короткий.

Время в Брюсселе на три часа отстаёт от московского, там, куда она звонит - тоже. Вполне уже рабочее утро. Она и так еле его дождалась...

Наташа (неуверенно): Сергей?

Собеседник: Да, а... (Оторопело) Не может быть!

Наташа (весело): Что, знакомый голос?

Собеседник: Ты откуда?

Наташа (лаконично): Отсюда. В смысле, из Европы.

Собеседник: И, это... надолго?

Наташа (вздыхает): Проездом. Из Москвы в Москву.

Собеседник (думает, о чём спросить): И как ты?

Наташа: Всё по-старому. Живу в Москве, тружусь по специальности... (на полуслове уходя от очередной невольной реминисценции злополучного Фильма) Я, честно говоря, не хочу занимать (пытаясь сообразить, на "ты" ли они после столь долгого перерыва. Он, вроде бы, на "ты") много... твоего времени. Можно попросить об одной маленькой услуге?

Собеседник: Конечно... в меру моих возможностей.

Наташа: Ты поддерживаешь связь с Ласом и... с Денисом?

Собеседник: Ну... да. А что?

Наташа (решительно): Надо связаться и узнать, сохранились ли у кого-нибудь из них архивы сайта "Миелофон". В первую очередь - форумы, гостевые. Если нет, пусть, пожалуйста, прозвонят по своим каналам... не знаю, у Алекса могло что-то остаться... Им виднее.

Собеседник: Так.

Наташа: Ну, и сбросить по сетке... я скажу, куда. Пока не знаю. Причём крайний срок - понедельник вечером. По Европе.

Собеседник: Наташа, а... (колеблется, не без основания подозревая, что может нарваться на что-то виртуально увесистое) Я подумал... ты с Денисом сама пообщаться не хочешь? (торопливо, предупреждая возможный бросок в голову по проводам) Мы с ним недавно говорили... он очень переживает из-за того, как у вас последний разговор сложился. Говорит, что ты его неправильно поняла... да и он был неправ... (заполняя повисшую паузу) Оставь свои координаты - он сам с тобой свяжется...

Наташа (нетерпеливо перебивает): Сергей, это закрытая тема. Есть вещи, которых не прощают. Я не знаю, известны ли тебе некоторые подробности этого разговора...

Собеседник (очень осторожно): Эта его фраза: "Я ещё вернусь. Выкраду Алеську, чего бы это ни стоило"? (профессиональным голосом врача-психиатра) Наташенька, ты же понимаешь, что это были просто слова. Слова отчаяния...

Наташа (не скрывая раздражения): Поверь, я прожила с ним достаточно долго, чтобы научиться отличать просто слова от не просто. А хотя бы и просто. Матерям такое не говорят. Надо же, в конце концов, сдерживать эмоции. И базар фильтровать хоть немного... А вообще-то Денис слов на ветер никогда не бросает - можешь мне поверить.

Собеседник (мягко, но настойчиво): Человек же может раскаяться, пресмотреть свои позиции? А как это узнаешь, если не дать ему высказаться?

Наташа (голосом, не оставляющим сомнения в бесплодности любых возражений): Он чересчур заигрался в полковника Мэтрикса. Только почему-то начинает действовать в амплуа совсем другого персонажа "Коммандо". На которого он, кстати, внешне похож гораздо больше... А если ему дочь действительно так дорога, мог бы и остаться в России!

Собеседник: А почему ты не хочешь допустить, что его и в самом деле волнует в первую очередь её судьба?

Наташа (слегка удивлённо): Сергей, ты же сам отец. Неужели не понимаешь?

Собеседник: Понимаю. Травмировать ребёнка, насильно разлучая с матерью - это уж точно ему не во благо. Как экс-психиатр говорю. Да и вопрос ещё, где ей будет по-настоящему лучше и безопасней. Очень большой вопрос... (Мнётся, но решается) Но по-человечески я скорее на стороне Дениса, чем на твоей. Просто его нужно понять. Снизойти, наконец...

Наташа (вскипая): Вашу мужскую солидарность можешь засунуть... в ящик. Лучше скажи, я могу на тебя рассчитывать? Или дай телефон Ласа. Хотя, конечно, мне в Америку звонить не с руки.

Собеседник (хватаясь за подвернувшуюся возможность сменить тему): Тут как бы всем не стало "не с руки"... Новости не смотрела?

Наташа: Тем более - значит, надо это сделать как можно скорее. Сделаешь?

Собеседник: Да, конечно.

Наташа (радостно): Вот и отлично. А Денису, если он действительно переживает, так и скажи, что это моя просьба и что я на него очень рассчитываю. Больше пользы будет, чем от болтовни. Что он мне нового может рассказать, а?

Собеседник (дипломатично): Может быть, и твоя правда...

Наташа (неожиданно): Серёж, а тебя вообще как, моя просьба не удивляет?

Собеседник (честно): Удивляет. Но я же вижу, что ты не намерена ничего объяснять.

Наташа (разочарованно): Очень жаль, что удивляет... Соне привет!

Научилась у Алиски говорить загадками! А впрочем, что скромничать - всегда умела.

Правда, если он в Проекте, то всё равно не признается. Булычёв ведь тоже ограничился глухими намёками...

Москва снова раскисла, словно испытывала терпение своих жителей на прочность, оттягивая и оттягивая полноценную весну, которая, в свою очередь, тоже расползётся до безобразия, чтобы, как и в прошлом году, плавно перейти в осень. А их, похоже, уже ничем не пронять - знай чавкают себе в дорожной слякоти. Снег таял, и все надеялись, что это последний.

Алиса и сама удивлялась, как ей удалось незаметно выскользнуть из бассейна. Хотя из окружения ей выходить не впервой, но не в таком подавленном состоянии.

Очутившись на улице, в толпе - уже не утренней, настоящей воскресной, сбитной и плотной - она окончательно вернулась в себя. День дышал прохладой. Детские голоса из продуваемых всеми ветрами так называемых дворов звучали звонко и радостно. А чего бы не радоваться - каникул ещё почти два дня.

Былая подавленность ушла - словно душу проветрили. А вдруг, подумала Алиса, это породолжает тянуться та соединяющая её с Алеськой незримая нить, которая так явно обнажилась там, у барокамеры? Что если это её, Алесину депрессию чувствовала она, разделяя её с подругой? Тогда, как говорит Лёшка, всё пучком! Алиса готова ещё раз окунуться в это, чтобы там, в пустой квартире, близкий и родной ей человек не ощущал себя в таком одиночестве, забытости и ненужности. Она согласна даже понести всю её боль - она-то сильная, справится. А Алеське тяжело...

Только что это за знакомые шаги преследуют её в отдалении уже довольно долго, прорываясь сквозь аритмичное шарканье толпы?

Ну, так и знала! Ускорим шаг.

- Алиса, постой!

"Алиса"? "Алиса"...

Только не это. Не теперь. Опять что-то объяснять, с неизбежностью врать хорошему человеку. Не хочу!

Лёшка не зафиксировал момент, когда расстояние между ним и Алисой (никакой не Алесей - это и ёжику понятно!) резко увеличилось и медленно продолжало расти. Только понял вдруг, что сейчас она скроется из вида, и он не сможет её догнать. Перешёл на бег, расталкивая прохожих, которые словно нарочно сомкнули свои ряды, штурмуя перекрёсток на красный свет, который так некстати вспыхнул у него под самым носом, а оказавшись посреди дороги между двумя рядами яростно сигналящих с обеих сторон машин, водители которых синхронно грозили ему кулаками, чуть не расплакался от досады. И, едва оказался на тротуаре, снова метнулся ей вдогонку - по лужам, через бордюры...

А она... Удивительно, но она, кажется, шла в том же темпе, столь же изящно и невесомо, никого не задевая и едва касаясь земли. Как видение, как мечта, как солнечный зайчик по серым бездонным лужам.

Но приблизиться к ней было невозможно. Он мчался изо всех сил только для того, чтобы сохранить дистанцию.

Вам это, наверное, знакомо? Вы ведь тоже - и не раз! - бежали за Алисой на полном пределе, задыхаясь не столько от усталости, сколько от отчаяния, уже разуверившись догнать её, спокойно скользящую средь суеты шумной и многолюдной улицы... Было? Если не наяву, так во сне, если не во сне, то неявно, ухабистым ходом всей своей жизни.

Ну и молчите. А я знаю, что это так! Иначе бы вы не дочитали до этого места.

Алиса чувствовала, как постепенно отдаляется у неё за спиной неровное Алёшкино дыхание. Ещё две минуты, и он совсем сдастся. Только ведь нельзя так мучить человека! К тому же он наверняка понял, что она его заметила и сейчас просто постыдно, трусливо убегает...

Сбавила шаг. Затем совсем остановилась.

Лёшка, чуть не падая, наконец поравнялся с ней. Ноги подкашивались и заплетались.

- Уф, Алиска, ну ты и бегаешь! Думал, уже и не догоню, - потное и чёрное от уличной пыли лицо светилось радостью, под которой временно притаилась обойма незаданных вопросов - а ведь на них так или иначе придётся отвечать!

- Почему ты решил, что это была я? - приветливо спросила Алиса, утопив раздражённость в глубине подсознания.

- А кто же ещё? Ты лучше скажи, что с Алесей, - Алёша ещё не успел отдышаться, голос был запыханным.

Вопрос Алисе понравился. А то уже начало казаться, что Алеськин образ для него безнадёжно поблек в её, Алисы, с позволения сказать, лучах. Она этого совсем не хотела!

- Да вот, приболела... травмировалась слегка. Ничего страшного. Хочешь - пойдём со мной, навестишь.

Алеська возражать не будет. Наоборот. Хватит ей уже рефлектировать над вчерашним - пусть пообщаются...

Как она вообще там? Почему я не позвонила ей прямо из раздевалки, оставшись одна? Забыла, что мобилка с собой. Стыд и позор! Чёрствая, бессердечная эгоистка, ещё и беспамятная... Алеська права. И поделом мне, что я здесь - в будущем таким не место!

Ничего, сейчас позвоню.

- Пошли?

Алёша, однако, не спешил. Переминался нерешительно с ноги на ногу.

- Алиса, подожди, - голос его дрожал от волнения. - Я должен тебе это сказать...

Слова убегали, рассеивались в разные стороны. Сердце колотилось так, что Алисе был отчётливо слышен его перебивающийся ритм. И вновь, как перед бесконечными горизонталями дорожек бассейна, как над скрестившимися линиями шахматной доски, Алису охватило непонятно откуда пришедшее волнение. Ну, что ещё? Не в любви же он ей собирается признаться!

- Это очень важно... Ты мне, конечно, не поверишь. Не знаю, поверил бы я на твоём месте. В общем... я знаю, кто ты!

Озорная улыбка заиграла во всю ширину огромных Алисиных глаз.

- Да ну? Так просвети же. А то я сама бьюсь над этой загадкой и никак понять не могу, кто же я на самом деле.

- Смейся, смейся... Только понимаешь, я вырос на этих книгах. Вот. А тебя и в самом деле нельзя не узнать.

- Лёша, - перебила его Алиса, спокойно и пристально глядя ему в глаза. Бывают у неё такие молниеносные перепады. - Подумай только, что ты говоришь. С чего это вдруг решил отождествить меня с героиней старых, всеми забытых детских книжек? Это же смешно!

- Не смешно. И не вдруг, - упрямо пробормотал Лёшка. Алиса говорила так убедительно, что он и впрямь засомневался. Вот так поддаться порыву, предстать перед этой открытой, приветливой и в то же время такой неприступной девчонкой полным тормозом, наивным мечтателем, фантазёром, не способным отличить вымысла от реальности...

Только бывают в жизни мгновения, когда ошибиться невозможно. И если действительность вдруг расходится с просиявшей сквозь тьму и туман ослепительной истиной - что же, тем хуже для действительности.

- Нет, правда, - Алиса, разумеется, поначалу хотела обратить всё в шутку, захлестнуть добродушной насмешкой напряжение, сковавшее, казалось, каждую Лёшкину мышцу. Однако напор его взгляда, уверенность, не соскальзывающая с побледневшего и покрывшегося испариной лица, были нешуточными. И не местными. Здесь она даже у Наташи не встречала такого мощного волевого проявления - хотя Наташе упрямства не занимать, сразу чувствуется, что предок. - Сам посуди. Ну, в биологии я слегка разбираюсь. В шахматы немного играю. Дистанцию нечаянно - вот честное слово, нечаянно! - проплыла за рекордное время. Что ещё? Хожу быстро. Алисой зовут. Ну и что? Разве этого достаточно, чтобы считать меня ею? Ты ведь, кстати, даже фамилии моей не знаешь.

- Это ничего не значит. Папа всегда говорил, что фамилия в книжках может быть и выдуманной. Дело-то не в ней...

Алиса понятия не имела, что говорить. Что вообще можно сказать в таких случае? Тоже мне, придумал пограничную ситуацию. Колись, ты из будущего или нет? Это не про тебя Булычёв писал? Вопрос жизни и смерти. А можно я не буду отвечать? Правда... мало ли она уже Наташе с Алесей доставила проблем? Куда ещё ты встряёшь?!

- Ты мне не веришь? Хорошо. У тебя сейчас на шее должен быть кулон с каким-то видеокристаллом. Скажешь, нет? Об этом ведь у Булычёва не написано!

Вот тут Алиска и села! Не буквально, конечно. Но глубина её потрясения отчётливо читалась на лице, и Лёшка сполна насладился произведённым эффектом.

До него с запозданием дошло, что слова "у Булычёва об этом не написано", которые он слышал от отца, для Алисы могли оказаться совсем не убедительными. Может быть, и не написано - а где гарантия, что она их все прочла?

Только знала Алиса, что написано об этом быть не может. По крайней мере, у Булычёва. Если, конечно, Наташа права, и Алиса действительно будет соавтором-консультантом булычёвской алисианы. Слишком уж большие были там тиражи. И слишком много значил для неё этот подарок Семианса Алсуйского, слишком тесно был он связан с клятвой, данной тогда, на Дроне. Алису даже изображённая в СЛТВ и Фильме охота пиратов за "миелофоном" покоробила: намёк на гиперселенитовый движок её Талисмана казался совсем прозрачным. Поразмыслив, Алиса, правда, допустила, что в случае благополучного исхода она могла бы пойти на такую аллюзию. Но на буквальную - никогда. Дистанция между нею и кристаллом - не меньше паузы между словами "Алиса! Миелофон!"

Впрочем, вам этого не понять. Мне тоже.

Я просто помню, с каким ревнивым и испытующим взглядом, с каким сомнением на лице было дозволено некоему участнику Проекта заглянуть за эту грань... эти грани... Даже тогда, когда всё уже закончилось.

- Так что скажешь? - продолжал безжалостно напирать Алёша.

Алиса оставалась в полной растерянности.

- Откуда... Алеська проболталась? Нет, - решительно тряхнула головой, - она не могла.

- Конечно, не могла, - Лёшка даже обиделся за Алесю.

- Тогда?

- Я же говорю... Отец рассказывал. О тебе, о Проекте... Предупреждал, что всерьёз это воспринимать не надо, но никто не может гарантировать, что это только сказка. А о кристалле он слышал от человека, который сам его видел. Лет двадцать пять тому назад.

Алису словно кипятком ошпарило. Всё неожиданно стало ясным до полной прозрачности.

- Погоди... А ведь это вполне закономерно, - она уже размышляла вслух, забыв о Лёшке, обращалась к нему как к абстрактному собеседнику, а тот напряжённо внимал её словам. - Зная круг людей, в который я попаду, временщики могли заранее их готовить. Пока ещё имели доступ. Почему только Наташу? А кроме того...

Алиса вдруг остановилась и пристально, словно впервые его увидела - или впервые увидела в новом свете - смерила сжавшегося Алёшу своим пронзительным, но тёплым взглядом.

- Что? - Лёшке всё же удалось преодолеть мягкий напор Алисиных глаз. Однако голос прозвучал испуганно.

- Да так. Ничего, - она резко сорвалась с места и зашагала так быстро, что мальчику пришлось догонять её вприпрыжку.

- Хорошо. Контрольный вопрос: девиз мой знаешь?

- Какой именно? - Лёшка будто ожидал этого вопроса. - "Прорвёмся!" или "Твоя рука - в моей руке"?

- Всё! - рассмеялась Алиса. - Сомнений больше нет. Про руку даже Алеська знать не может: я эту фразу только что придумала! - и она стиснула ладонь Алёши крепким рукопожатием. А тот просто сиял от радости!

- Интересно! Первый за всё время серьёзный аргумент в пользу того, что я действительно вернусь и буду участвовать в Проекте. Или, может быть, мивовцам просто информация отсюда поступит? Хотя какая разница... теперь. А скажи, мы к твоему папе можем пойти? Прямо сейчас.

- Прямо сейчас не получится. Он из загранкомандировки только на той неделе приезжает.

- Да что они, сговорились, что ли? - возмутилась Алиса. - Он, часом, не в Брюсселе?

- Нет, в Тайбэе, - Лёшку вопрос удивил - он не знал о Наташиной командировке.

Алиса нахмурилась.

- Не нравится мне это, - угрюмо протянула она, качая головой. - Именно сейчас, когда в мире такое творится, они оказываются за границей. Да ещё и на территории разных политических блоков. Как-то всё опять подозрительно совпадает - и не в нашу пользу.

Алёша так и не понял, что совпадает и почему "опять". Ну и пусть! Разберёмся. Главное, она не отвергла протянутую им руку. Ему тоже нашлось место в Проекте.

Значит, всё это не зря.

А пальцы Алисы уже семенили по крошечным клавишам мобилки.

Голос Алеси был бодрым и бодрым не наигранно. Это хорошо.

- Всё в порядке, Алиса?

- В общем, да. Вышла, правда, небольшая накладка...

- А, опять мировой рекорд побила?

Алиса искренне удивилась:

- С чего ты взяла?

- Да так. Успела тебя изучить.

- Ты не переживай - я тебе подскажу несколько технических приёмов, сможешь мой результат повторить. Да, тут ещё Лёша меня разоблачил. В смысле, сам раскусил, не выдал, конечно. Он сейчас стоит рядом... но привет не передаёт, потому что мы сейчас вместе едем к тебе. Есть сногсшибательные новости!

- Хорошие или плохие?

Алиса рассмеялась.

- Ты прямо как Вердье - задаёшь вопрос таким тоном, словно заранее знаешь ответ! Представь себе, хорошие.

- В хорошие уже с трудом верится, - хмыкнула из трубки Алеся.

(И не зря...)

- Ну вот, - сказала Алиса, спрятав телефон в боковой карман куртки и пытаясь справиться с заевшей "молнией". - Алеську подготовили. Все участники предстоящего совещания информированы. Расскажешь мне по дороге, что тебе известно о Проекте. А сейчас - на штурм троллейбуса?

- На штурм! - воскликнул Лёшка.

И они наперегонки рванули к остановке. Навстречу новым испытаниям.

Даже не догадываясь, насколько они близки и тяжелы...