И никого не защитила Вдали обещанная встреча. И никого не защитила Рука, зовущая вдали. А. Кочетков Дом печали, небо в клетку, И такое тоже - жизнь. Иеромонах Роман (Матюшин)
Алиса с Лёшкой были уже на подступах к Наташиному дому. Разговор, не менее оживлённый, чем вчера (неужели это было только вчера?!), но на сей раз сугубо деловой, понемногу стихал. Предстоял военный совет в расширенном составе. Впрочем, узнала Алиса мало, говорить пришлось больше ей. Но так или иначе, круг участников Проекта расширяется. Дождаться бы ещё Светлова-старшего...
Чёрный "Мерседес" с зеркальными стёклами, выкативший, резко набирая скорость, из их двора, внезапно мягко притормозил прямо за спиной у Алисы и медленно пополз, словно по нервам провёл виолончельным смычком, а затем, уже достигнув проезжей части, так же неожиданно сорвался с места и растворил мерное урчание своего мотора в общем уличном шуме.
Алису это встревожило.
Во дворе, вытянув на ходу мобилку, она застыла на полпути к подъезду и вызвала номер Мурашкевичей. Лёшка нетерпеливо поглядывал на неё.
- Не отвечает, - растерянно сказала Алиса, повторяя вызов, словно не доверяя автоматике. А к кончикам пальцев уже подбиралась противная дрожь. И комок к горлу.
- Уже взяла бы...
- Может быть, у них телефон испортился? - ничего умнее или правдоподобнее Лёшке в голову не пришло.
- Может быть.
Алиса бросила мобильник в карман и, сняв на ходу куртку, небрежно повесила её на горку-лесенку для малышни. Затем быстрыми решительными шагами направилась к торчащим поодаль высоким качелям, взглядом подзывая Лёшку. Тот, ничего не понимая, последовал за ней.
Качели были выкрашены в тот же цвет, что и лесенка: из-под облупившегося слоя защитной краски, явно с гарнизонного склада, выглядывал больнично-голубой, а из-под него - ржавчина. С сиденья давным-давно исчезли не только доски, но и память о них. Бурые шершавые болты, казалось, вросли в столь же ржавую перекошенную скобу. Но у детворы качели по-прежнему пользовались не меньшей популярностью, чем у собак - каждая из их широко расставленных четырёх толстых трубчатых лап. Катались стоя, как правило. Зато Алиса сейчас даже не села, а упала, как серпом подкошенная. Оттолкнулась обеими ногами. Качели издали жуткий пронизывающий скрип, одна сторона, свободно болтающаяся в расшатанном пазу, задёргалась, словно в конвульсиях. Алёша придержал её, наклонился к Алисе, пугаясь внезапной бледности её лица и страха, застывшего в огромных глазах.
- Лёша, здесь что-то не так! Алеся не подходит к телефону, мы по дороге какую-ту очень подозрительную машину встретили. Не обратил внимания?
- Нет, - виновато пожал плечами Лёшка.
- Это очень серьёзно. Я сейчас пойду сама... а через час давай встретимся. Где-нибудь поблизости, но в укромном месте. И чтобы не могли подслушать. У тебя есть такое на примете?
- Ну... скверик за "Ангиной" знаешь? - неуверенно предложил Лёшка, запоздало соображая, что Алисе и само название "Ангина" скорее всего ни о чём не говорит. Но та удовлетворённо кивнула.
- Годится. Через час. Если я не приду... во вторник надо будет встретить Алесину маму. В Шереметьево. Рейс из Брюсселя. Раньше, чем её успеют встретить другие.
- Кто? - прошептал Алёша. Алиса чувствовала его дрожь, передавшуюся сиденью качелей.
- Кабы я знала! Но похоже, что в квартире кто-то побывал. И сейчас или ждут меня, или...
Она не договорила. Альтернатива ужасала её саму. Но сердце подсказывало, что Алеся скорее всего была в той машине.
Или просто опять разыгралось воображение?
- А куртку ты бросила, чтобы прослушать нас не смогли? - догадался Алёша. - Можно ведь было просто трубу отключить!
По Алисиному лицу скользнуло отдалённое подобие улыбки.
- Растерялась. Да и путаюсь ещё в вашей технике.
Куртку несла в руках до самого подъезда, никак не могла попасть в рукав, пока Лёшка не придержал. Да что это за дрожь напала? Соберись! Нервно теребя застёжку и не сводя взгляд с бездны, которая открывалась за приветливо распахнутой будничной дверью подъезда, произнесла нарочито бодрым и громким голосом - таким и склисса не обманешь, не то что спецслужбы:
- Ну, до завтра? В лицей не опаздывай! - и не дав ему ничего сказать, крепко сжала руку и долго не отпускала её, глядя в глаза, а затем слегка коснулась ледяными губами его щеки, чем повергла мальчика в такую глубину смущения, что он едва выкарабкался оттуда. Ну зачем, спрашивается, так переигрывать? Алеська в жизнь бы себе такого не позволила!
А Алиса просто первый раз за эту неполную неделю по-настоящему испугалась.
Не за себя.
Секьюрити в подъезде гораздо бдительнее, чем в лицее. Это обнадёживает. Жаль, что как раз сейчас дежурит единственный мужчина - бабушки лучше, те бы стопроцентно всех заметили и запомнили.
Или на это и рассчитывалось?
- Дядь Коля, здесь никто не проходил?
- А кто здесь должен был проходить, Алеся? - поднял тот удивлённые глаза.
Алиса ругнула себя за наивность и излишние иллюзии. Конечно, если в квартире засада, ничего другого она и не услышит. А если гости хотели остаться незамеченными, то и остались. По лестнице при большом желании и сноровке вполне можно незаметно войти и выйти.
- Не было никого, - это уже в спину, когда она преодолевшим дрожь пальцем утопила в стене кнопку лифта и, припав к створкам, напряжённо вслушивалась - ожил ли. - Два часа сижу. Не ходит никто в такое время.
Поговорить дядя Коля любил. На любую тему и по любому поводу. Даже когда собеседник совсем к этому не расположен.
Медленно поднимаясь на пятый этаж. Алиса обдумывала план дальнейших действий.
Что если действительно засада? Может быть, влезть через окно или балкон?
Нет, с улицы заметят. Это не вариант.
Хорошо, что она ключи догадалась взять. Иначе всё-таки пришлось бы.
Зачем только?
Как можно осторожней повернула ключ в замочной скважине. Как можно тише толкнула дверь.
- Алеся?
Взгляд мечется по дверям - на кухню, в ванную. Из-за каждой сейчас могут выскочить с криком "На пол!" Или без крика.
Нет, в квартире, похоже, никого нет.
В самом деле, никого.
Алеськи, конечно тоже.
Последнее не удивило. Удивило другое.
В кресле лежал Алесин халат. Застёгнутый на все пуговицы. Сверху - заколка для волос, тоже застёгнутая. Рядом на полу распахнутая книжка - вниз страницами, словно раненная птица.
Располагались они очень странно. В спешке так не бросишь и специально не положишь. Если только...
Сжав в кулак своё недюжинное самообладание и прогнав вернувшуюся было дрожь, Алиса взяла халат. Расправила.
Из складок к её ногам тихо выскользнули белые Алеськины трусики.
Так!...
Вещи, казалось, ещё сохраняли объём тела. Не смяты и не разглажены. Впечатление именно такое: их не снимали, тело просто прошло сквозь них. Исчезло, испарилось. Softly and suddenly.
Всё очень правдоподобно свидетельствовало в пользу этой не очень правдоподобной ситуации.
Если бы не одно "но".
Не могла Алеся испариться! Некуда ей исчезать. Вот Алиса - могла бы...
Алиса вдруг бросилась к шкафу, где за глухой полированной дверцей, покрытой нетронутым недельным слоем пыли, лежали её комбинезон и "гэта".
Надо ли говорить, что там не обнаружилось ни того, ни другого?
Всё еще сжимая в руке Алесины вещи, Алиса рухнула в то самое кресло. Мысли понеслись несколькими потоками в разных направлениях.
Четырёхмерно.
У меня, скажу откровенно, они в такой ситуации понеслись бы только пятиэтажно. Но у Алиски не то воспитание.
И сила воли тоже не та.
Итак, их выследили. Не просто выследили, а выследили именно "те". Те, кому известно, кто такая Алиса. Те, кто в состоянии мастерски и убедительно подыграть их слабой надежде на то, что дёрганье по проектным сигналам, учинённый в Институте переполох каким-то не очень понятным образом перевесили колеблющиеся чаши весов, нарушили сложный баланс равнодействующих причинно-следственных связей в сторону стабилизации пространственно-временного континуума, которая теперь незаметно, но прогрессирующе нарастает. Первое следствие второго постулата! А тут и отношения Алеськи с Лёшей наладились... хотя они же об этом не знают. И знать не должны - хронобезопасность.
Алиса представила, что решила бы она сама на месте Алеси, а затем и Наташи в такой ситуации. Никаких следов незванных посетителей. Алиса готова была поклясться, что в шкаф никто не заглядывал. Конечно, если проанализировать под микроскопом пыль, осыпавшуюся с дверцы, сравнить её с пылью в квартире... но кому пришло бы в голову это делать? Всё так и произошло, как она рассказывала, как они это себе представляли, болтая затянувшимися вечерами. Настоящее будущее замаячило в перспективе дней и лет, втянуло в себя Алису. Значит, всё в порядке. Медленно, год за годом будем выбираться в свою колею, а затем двигаться ею навстречу Алисе. Крокры? с ними справятся. Временщики из МИВа, когда снова можно будет открыть канал, или патрули Галактической Конфедерации. Если Алиса вернулась, значит Проект реализован. Если был Проект, значит, будут те, кто его создаст. Можно жить и надеяться, с робким оптимизмом смотреть в туман грядущего.
И не знать, что всё это - ложь.
Так бы и случилось, если б не одно непредвиденное обстоятельство.
Алиса пошла в бассейн вместо Алеси. Соответственно, Алеся осталась дома вместо неё.
Почему она опять поддалась на эту Алеськину провокацию?
Хотела сделать ей лучше. Сделала!
Если бы их не перепутали... Наташа и Алеся остались бы в неведенье, а значит, в безопасности. Они бы никому не мешали - наоборот, Империя получила бы двух преданных граждан, поверивших, что жизнь действительно налаживается. Даже не двух - ещё ведь Лёшка с отцом. Четырёх... как минимум.
Пусть бы так и было. Что значит абстрактное будущее и миллионы неродившихся потомков против тихой спокойной жизни нескольких конкретных людей?
Пусть бы похитили её. Это было бы честно.
А так?
В квартире, понятное дело, не крокры были - те бы не спутали. Алеся жива до тех пор, пока не обнаружена подмена.
Что будет потом - лучше не думать.
И не надо думать. Надо действовать. Как можно оперативнее.
Только это не мешает между делом дать волю слезам. Теперь - можно! Есть причина. Настоящая.
Слёзы действительно текли по щекам горными ручьями. Прослушку в квартире теперь наверняка установили (раньше, выходит, не было, раз об их замене не узнали). Ну и что? Плач её не выдаст - пусть думают, что это просто горечь разлуки с Другом...
Хотя известна ли им эта горечь? Не крокрам - людям. Тем, кто на прослушке. Эй, знаете ли вы - да-да, именно вы! - что такое дружба? У вас есть друзья? Ну, не друзья - дети, жёны/мужья? Родители, наконец. Где-то же должен быть заветный уголок, в котором вы можете быть самими собой - Людьми, нгאв, а не винтиками сложной, бездушной машины. Маленькими, но бесконечными Вселенными, среди которых нет двух одинаковых, которые, однако, могут быть открытыми друг для друга и, взаимопроникая, отражаясь друг в друге, упорядочивают этот большой мир. Есть ли в вашей жизни этот уголок, где вы можете оставаться тем, чем вы есть на самом деле? Не ангелами - просто людьми. Не функциями.
Есть, разумеется.
Тогда почему? Почему на работе иначе, чем дома? Там - бескорыстная, если нужно, то и самоотверженная любовь без выгоды и упрёков. Здесь же ценность каждого человека взвешивается на весах, меряется по какой-то произвольной и непонятой шкале; каждый может оказаться разменной фигурой перед бременем высших интересов. И мишенью, и просто мусором. Как фишка ляжет, как повернётся рулетка Фортуны. А крупье - такой же номер, как все остальные. Круговая порука.
Почему по тем принципам, что в семье, вы не можете жить в масштабах страны? и в общем доме великой расы Людей, на этом маленьком и хрупком - видала я его из открытого космоса! - шарике... Кто-то ещё кибернетику сюда готов приплести, теорию систем... Какая чушь!
Очень неприятный разговор был у них под конец с Ларой на А5-XXV. О гвардии Зовастра, об их чудовищной философии. На Алисины "как, почему?" Лара, глядя в землю, где разгребала ногой камешки гаревой дорожки, задумчиво говорила: "в чём-то они, возможно, правы". Что-то насчёт экстраординарных мер, к которым порой - только иногда! - приходится прибегать в экстраординарных ситуациях для сохранения стабильности Мироздания. Алисе даже спорить некогда было - так спешила на Землю. Нет, надо вернуться хотя бы для того, чтобы с ней доспорить! Не на пользу пошли Ларе Коралли-Крофт близкое знакомство с инспектором Таменом и работа на ИнтерГпол. Ох, не на пользу!
Интересно, они только прослушивают или камер тоже понатыкали? Как бы письмо написать без риска засветиться? Если где-то камеры и стоят, то наверняка над столом, с таким расчётом, чтобы была видна его поверхность. Монитор как раз не обязательно - для этого есть Рунет и трояны. Значит - идём от противного - если сесть под таким углом, то меня не будет видно. Очень хорошо.
На столе - стопка картонных вкладышей для компактов. Не без труда отыскав в ящиках шариковую ручку (ох уж эта затянувшееся начало эры безбумажных технологий!), Алиса расписала её на одном из них. Короткая фраза, почему-то по-английски. Машинально воткнула между плотно сжатыми на полке дисками, взяла ещё два. Двух должно хватить. Если не хватит, возьмём третий. Космолингва - ёмкий язык. Интересно всё-таки, её придумали на Крокре или ещё раньше? Конфедерация, по крайней мере, от Странников переняла.
Резким движением стряхнула слёзы. Капнут ещё на картон, или, того хуже, на написанный текст. А письму предстоит долгая дорога. Сто двадцать два года - не шутка.
Алеся долго выныривала из густой, обволакивающей глубины. Подъём был мучительным. Время от времени сдавливало грудь, вся тяжесть Космоса налегала на девочку. Но подъём не прекращался. Наступала асфиксия, смерть маячила где-то рядом. Но она не пугала новизной: Алесе со вчерашнего вечера это ощущение знакомо. А на поверку каждый раз оказывалось обманом, в самый критический момент неожиданно уходило, сменяясь чувством необычайной лёгкости, когда казалось, вот-вот она достигнет поверхности, и всё кардинальным образом изменится. Непонятно, что и как должно измениться, известно только, что раз и навсегда. Но и это было обманом. Круг замыкался...
И так до бесконечности.
Постепенно возвращалась память. Постепенно, вслед за осознанием того, что "Алеся" - это её имя, а не звук, заключающий в себе всё расколотое мироздание, что у неё есть физическое тело, протяжённость в пространстве и какое-то прошлое, по крупицам собирались осколки воспоминаний. Медленно сложились в завершённую картину, которая, тем не менее, обрывалась в пустоту. Не хватало последнего звена. Говорила с Алисой по телефону, потом вновь взялась за отложенную книгу... Рука, с силой сжавшая её лицо - было ли это на самом деле или тоже приснилось, как снится это бесконечное и безумное всплытие? Запах хлороформа, во всяком случае, присниться не мог.
Мысль о запахе расставила всё по местам. Алеся вдруг поняла, что она вынырнет, как только откроет глаза. Но понадобилось ещё несколько - секунд? часов? столетий? - прежде чем она смогла это сделать.
Потолок. Перечёркнут стыком серых бетонных плит, из которых, собственно, и состоит. Подъём и впрямь прекратился. Стык завис над ней, не приближаясь.
Стены... стены штукатурены. Но вид всё равно не жилой. Склад, мастерская - что угодно. Тусклый дрожащий электрический свет, источника которого пока не видно. Шершавость серых стен скорее впитывает его, чем отражает. Окон, похоже, здесь нет - или уже глубокая ночь? Алеся с трудом оторвала голову от подушки. Заскрипели пружины. Хе! железная кровать, которые разве что на старых дачах встретишь. Или в казармах. Сквозь решётчатую спинку в ногах проступила глубина комнаты. Передней стены не было вообще. Во всю ширину - блестящая решётка из стальных прутьев. За ними... кажется, тоже голый бетон.
Алеся хотела вскочить с кровати, но вдруг сообразила, что лежит под простынёй совершенно раздетая. Прижала простыню подбородком, села, осторожно свешивая ноги. Постельное бельё, право, не заслуживало такого названия: мышиный цвет под стать стенам, претендующий, однако, называться именно белым.
Камера (другое слово не подходило) действительно без окон. Длинный узкий пенал. Вдоль стены ещё одна такая кровать свободно станет. А вот если поставить у противоположной, то между ними едва разминёшься. Большой деревянный стол занимал всё пространство от стены до койки. Другой мебели нет. На столе зубная щётка в пластмассовом стаканчике - как трогательно! Особенно если учесть, что не наблюдается никакого намека не то что на тюбик с пастой или хотя бы мыло, но и на умывальник. Даже в виде обычного таза с водой. Нераспечатанная пачка салфеток. Стопка тряпья рядом (тряпьё есть тряпьё, даже если чистое и выглаженное) - это, надо полагать, её одежда? Угу. Такие застиранные до полной линьки халаты носят пациентки в самых захудалых провинциальных больницах. Не все, конечно, а те, кто всерьёз воспринимают право на бесплатное лечение, гарантировавшееся прежде конституцией, а ныне - Национальной Имперской Концепцией здравоохранения.
Ладно, а на ноги что? Бетонный пол обжигал холодом, так что по телу прокатывала волна озноба и медленно таяла, растворяясь сразу во всех суставах. Вытянутыми пальцами ноги Алеся осторожно водила над полом, не касаясь его, пытаясь нащупать обувь. Нащупала. Глянула вниз.
Так. Это становится совсем интересно!
Возле кровати стояли Алисины гэта.
Гэта. Алисины.
Которые лежали глубоко в шкафу с зимними вещами. Почему они здесь?
А почему она здесь сама?
Кому понадобилось её похищать? Если даже вышли на их след... Она - и обувь Алиски. Что-то не клеится.
Или?
Они с Алисой обменялись. Её приняли за Алису. Всё очень даже логично.
Бред.
Алиса в моей роли выступала уже трижды, если считать больницу. Теперь я - в роли Алисы? Третий закон Ньютона в одном флаконе с тройным правилом Кэрролла. Три карты, три карты, три ка...
Зачем их тереть?
Нет, не смогу. Эта роль и сама по себе ответственна и безумно, безумно трудна. А тем более, в такой ситуации...
Интересно, а что бы делала в этой ситуации настоящая Алиса?
Во всяком случае, уж точно не сидела бы сложа руки!
Торопливо оделась (халат как на вешалке, серое бельё, напротив, врезается в тело грубыми швами) и, шлёпая котурнами, подошла к решётке. Дверь в ней, конечно, есть. Хитроумный двойной засов, усиленный вертикальными прутьями, вонзаемыми в бетон пола и потолка. Замок под два килограмма. Вцепившись в решётку обеими руками, девочка с силой затрясла её:
- Эй, есть здесь кто?
Крик так и остался в пересохшем горле - Алеся и сама его не услышала. Но решётка загремела на весь гулкий коридор. С правой его стороны - даже не из глубины, ибо глубину скрадывал сумрак, а отделившись от серой сырой стены - быстро надвинулась тень.
И воплотилась - сперва в шершавых деревянных клещах, с огромной силой, до хруста, прижавших её кисти к прутьям решётки, а уж затем в двух маленьких, но тяжёлых свинцовых шариках, зловеще заблестевших у неё перед глазами.
- Чего шумишь, а?
Над полостью, из которой донеслось злобное шипение, желтели два тонких зуба.
Алеся отпрянула от решётки, пытаясь освободиться из длинных цепких пальцев.
Старуха в "белом" - здесь этот цвет, по-видимому, называется именно так! - медицинском халате, казалось, готова была размазать её по решётке. Или просто задавить взглядом своих выпученных чёрных глазок, каждый из которых весил больше, чем вся высохшая сморщенная голова с редкими кустиками серых косм и просунутым сквозь решётку длинным острым носом с бородавкой.
Возраст её не поддавался определению. Лет восемьдесят? Возможно. За сто? Гораздо вероятней. Хотя этим бункеру наверняка меньше ста лет, а она была с ним одно. Дух-хранитель этого странного место. Вроде домового - только домом эти катакомбы никак не назовёшь.
- Ты это... Будешь тут орать или качать права - пеняй на себя. Я уж тебе весёлую жизнь устрою, - и, упившись ужасом, сковавшим лицо девочки, скорчила страшную гримасу (куда уж страшней? а можно, оказывается):
- Гав!
Алеся изо всех сил дёрнулась от решётки - и тут старуха резко разжала пальцы! Девочка упала на спину, больно стукнувшись головой о бетонный пол. Перед глазами загорелись, запрыгали золотые подковы, облепили грубый неровный стык плит потолка, превратившегося вдруг в стену.
А где-то вверху уже звенели ключи и гремел засов.
- Вставай, барыня! Разлеглась тут...
Крысиное лицо, искажённое неестественным ракурсом, лишь на долю секунды мелькнуло далеко в вышине. Всё вдруг рассыпалось в пыль и закружилось разноцветным вихрем, сквозь который волной прибоя разлилась по телу адская боль. Лишь когда она медленно начала слабеть, сознание расчленило её на субъектно-предикатную пару. Она - ногой - в тот бок... Специально - знала, куда бить!
Преодолевая головокружение, переходящее в лёгкую тошноту, Алеся попыталась привстать, осторожно вытянула одеревеневшую шею. Старуха высилась над ней серой каменной башней, вершина которой расплывалась в тумане. Как мечи в яростной схватке бились друг о друга тяжёлые ключи, с хитроумными зазубринами, словно обглоданные скелеты рыб-мутантов, нанизанные на толстое и широкое кольцо, которое вертелось безумным хула-хупом вокруг длинного сухого пальца. Палец, казалось, неизбежно должен был сломаться, но Алесю это не удивляло. Ей уже пришлось испытать на себе силу этих пальцев.
- Тебе помочь, а?
Интонация не оставляла никаких сомнений в том, на какого рода помощь можно рассчитывать. Девочка испуганно замотала головой и начала отползать по ледяному полу, не сводя глаз с оторвавшейся от него старухиной ступни в мягком тапочке.
Пятиться пришлось до самой кровати: лишь почувствовав спиной спасительную опору в виде неожиданно возникшей на пути железной ножки, Алеся смогла подняться.
- Обуйся... прынцесса!
Слетевшие при падении гэта оказались в разных углах камеры. А за ними ещё надо нагнуться!
- Шевели копытами - шеф ждать не любит!
Коридор освещался тусклыми лампами на потолке в круглых плоских плафонах. Всю левую сторону занимали такие же зарешёченные кладовки, как Алесина. Одна совершенно пустая, в другой какие-то коробки в углу, третья чем-то заставлена, но свет не горит, ничего нельзя рассмотреть. Алеся было замешкалась, вглядываясь в темноту камеры, и, конечно же, нарвалась на окрик конвоирши:
- Ты ходить умеешь? Или научить?
Кончики скрюченных пальцев угрожающе сомкнулись.
Перспектива быть клюнутой в больной бок не прельщала. Алеся торопливо засеменила, спотыкаясь и теряя равновесие на этих странных котурнах. Она их как-то примеряла из любопытства вместе с комбинезоном, но ходить не пробовала. Не думала, что придётся.
Незаметно прямой участок коридора перешёл в изгиб. Не просто закругление, а участок какой-то сложной кривой. Необычный - и почему-то кажется знакомым. И сам коридор постепенно преобразился: на стенах появилась штукатурка, под ногами - оранжевая плитка. Лампы дневного света. А когда дорога снова выпрямилась, оказалось, что метров через десять она упирается в широкую двустворчатую дверь. Одна из половинок приоткрыта. Алеся, не сомневаясь в направлении, устремилась туда, но старуха, ухватив её двумя пальцами за плечо, молча повернула на девяносто градусов вправо. Словно кран закрутила.
Тоже дверь. Тоже солидная. И даже белой её можно назвать без особой натяжки - на фоне тёмной стены.
Хозяин кабинета (тот самый "шеф"?) выпорхнул им навстречу из глубины, как только скрипнула дверь.
- Ну, здравствуй, Алиса.
Конечно, "Алиса". Это имя она и ожидала услышать. Если её, конечно, не разоблачат сразу на месте. Но этот человек лет тридцати-сорока в зелёном хирургическом халате и шапочке, во всяком случае, не крокр. С очень уж откровенным любопытством и плохо скрываемой опаской уставился он на неё.
Алесе не нравится, когда её сверлят прямым пристальным взглядом. Она отвела глаза, разглядывая помещение. Что-то среднее между медицинским кабинетом и экспериментальной лабораторией. Во всяком случае, о назначении половины приборов и установок, занимавших эту громадную комнату, Алеся могла лишь приблизительно догадываться. Окон не было и здесь. Может быть, она где-то глубоко в подвале? В подземном бункере?
В воздухе пахло ртутью. Алеся понятия не имела, как пахнет ртуть, но почему-то именно так определила этот стойкий специфический запах. Или просто ослепивший её блеск стекла и металла в сочетании с тусклой серостью обоев и пластиковой мебели подсказал такой образ?
Сердце кольнуло, когда она увидела электрочайник, который, видно, только-только закипел, облачко пара ещё не развеялось. Та же модель, как у них на биостанции. И цвет такой же. Ну, с цветом, понятно: или сюда специально всё подбиралось в серой гамме, или же другие цвета здесь просто не приживаются. Даже компьютер со всей периферией - мышиного цвета. На экране старенького монитора дёргается стандартный скринсейвер "Лабиринт". Единство стиля, блин. Неужели ему самому не тоскливо от такой заставки? Мрачное подземелье с кирпичными стенами перевёрнуто, крыса мелькнула на потолке.
Стрелки на круглых часах вытянуты в вертикальный ряд. "Шесть вечера или утра?" - подумала Алеся.
- Давай сразу определимся. Я не знаю, зачем тебя сюда направили. Но некоторое время ты побудешь здесь. Надо сделать кое-какие анализы, замерчики, диагностику... Меня предупредили, что человек ты непростой и очень опасный.
Ехидный смешок из-за спины заставил вздрогнуть не только Алесю, но и хозяина кабинета:
- Это она-то опасная? Да она вон дрожит как осиновый лист... трусы пора менять!
Они и не заметили, что Старуха осталась на пороге, притаилась в полутёмном дверном проёме, как страшная тень. Тревожный сон, каждую секунду грозящий перерасти в кошмар.
- Ты вот что... проверь лучше, чем народ занят!
Недовольно бурча, Старуха направилась в ту сторону, куда вёл коридор (плечо до сих пор болит!), не забыв, однако, на прощанье проткнуть Алесю своим крысиным взглядом.
- Так вот, - продолжил хозяин, плотно прикрывая дверь. - Мне оно, конечно, сто лет не надо... но я человек маленький.
Нахмурился, впоминая, очевидно, разговор с начальством по поводу нежданно-негаданно навязанной ему "подопечной".
- Поэтому давай без глупостей. Хорошо? Я тебе не враг... и вообще - ничего личного. Но здесь стратегически важный государственный объект, поэтому если что...
Он зачем-то похлопал себя по заднему карману брюк, скрытому под халатом.
- Вот так... А называет меня местное население просто "господин профессор". Ты тоже можешь так обращаться.
"Врёт, - равнодушно подумала Алеся. - Доцент какой-нибудь. И звание не выше майора".
А "профессор" уже вёл её к сооружению, подозрительно напоминающему электрический стул.
- Сейчас снимем энцефалограммку, затем кровь из венки возьмём... Я тебя всё-таки... хм... зафиксирую. Для надёжности...
Запястья и локти перехватило кожаными ремнями, поверх них сомкнулись блестящие стальные кольца.
- Расслабься, - сказал Профессор, цепляя датчики к голове. - Ты и впрямь вся дрожишь.
По экрану заскользили частоколы ломаных линий...
Кафе-мороженое "Анжелика" располагалось на полпути к НИИ ФИГА - если "цивилизованным" маршрутом. Алеся рассказывала ей об этом традиционном месте неформальных лицейских посиделок. На сам деле владелицу звали Ангелиной - ну, а это имя, учитывая специфику заведения, закономерно редуцировалось в "Ангину". А что, иногда и до ангины досиживались за неумеренным поглощением "белой смерти". Всякое бывало...
По дороге Алиса зашла на почту купить конверт. В квартире не нашлось - не брать же использованный, из той пачки. Несколько писем оттуда, самых толстых, она так и не прочла. И теперь неизвестно, прочтёт ли. Война уже началась. Прошла пора вступлений и прелюдий...
Район возле "Анжелики", однако, меньше всего напоминал "укромное место".
Нет, точку Алёша выбрал хорошую - хотя в двух шагах пролегает оживлённая магистраль, и шум машин отсюда отчётливо слышен, сама эта улочка обычно спокойна и безлюдна. Тем более - сквер за кафе.
Но это "обычно".
А сейчас целых три милицейских машины беззвучно мигают синими маяками, люди в форме возле натянутой ленты сдерживают напор толпы, постепенно редеющей, но всё равно густой.
Из толпы вынырнул взлохмаченный Лёшка.
- Алиса, нам "везёт"! Тут час назад машину взорвали...
- Час назад? - растерянно повторила Алиса. - Машину? Чёрный "Мерседес"?
- Да, говорят, - удивлённо кивнул Лёшка и онемел, прочитав на лице девочки невыразимый ужас.
- Боюсь, Алёша, это не "везение", - наконец произнесла она. - Это твоя интуиция.
Поразмыслив пару секунд, сунула ему конверт:
- Вот, возьми. Если со мной что-то случится... нет, ничего. Просто жди звонка. Твой телефон я знаю. И, пожалуйста, никуда не встревай! Надо встретить Наташу... и твоему отцу всё рассказать. Домой к Мурашкевичам не ходи. Звонить можешь... на всякий случай.
- Алиса...
- Никаких возражений! Всё слишком серьёзно...
И растаяла в толпе. Так быстро, что найти её было невозможно. Даже если б Алёша не послушался.
Дым от останков развороченного корпуса стелется низко-низко.
- А жертвы были? Сколько?
- Иди, девочка! Не путайся под ногами.
Спрашивать бесполезно. Эти зеваки сами только подошли. А у милиционеров - не только бесполезно, но и опасно. Кое-чему Алиса здесь всё-таки научилась.
Совпадение? Хотелось бы на это надеяться. А если нет? Если вдруг разобрались, что похищена не та... если здесь их встретил сам крокр... Замели следы, избавились разом и от ненужной пленницы, и от нерадивых исполнителей.
Правдоподобно?
Да. Но правдой быть не может.
Не может, и всё!
Из того большого дома всё должно было просматриваться. А в таких старых домах живёт много пенсионеров.
Под тёмной сводчатой аркой у Алисы уже теплилась надежда. Бабушки - это серьёзный источник информации. Если её, конечно, правильно обработать. В Фильме от них мало толку было - но вдруг?
- Да какие шпионы? При чём тут переговоры в Австралии? Обычные мафиозные разборки!
Так и есть. Стоят в самом углу, возле сохнущего на верёвках белья. Целый кружок. В той толпе таких старушек враз затрут, а здесь у них свой митинг.
- А я говорю, из нашего дома стреляли. Из гранатомёта.
- Из х...! Я всё видела с самого начала. Просто машина была заминирована.
- Всё-то она знает!
- Да вы послушайте! Они подъехали. Там уже стояла машина. Тоже не из здешних. Ну, у нас под окнами чужие редко съезжаются. Неспроста, думаю. Точно. Они из багажника что-то вынесли и тем переложили.
- Кто, кому? - вмешалась Алиса, чувствуя, как дрожит её голос и замирает сердце.
- Эти - тем. Которые уехали. А эти остались. Ну всё, думаю, ничего интересного уже не будет. К плите отошла - а тут ба-бах!
- Ага! как взорвалась, всё-таки не видела?
- Да правильно она рассказывает. А передали они деньги.
- Не деньги, а наркотики!
- "Наркотики"! В длинном таком мешке, да? Ты ещё скажи, "невесту похитили"...
- А что? Не невесту, конечно, а ребёнка могли. Какого-нибудь партийного бонзы.
- А исполнителей зачем взрывать было?
- Чтобы не узнали, кого украли. Вот увидите: к вечеру уже всё будет известно. Вы что, сериалов не смотрите?
- А что за машина была? - опять встряла Алиса. - Которая уехала?
- Как будто я разбираюсь в этих иномарках! - старушка отмахнулась, даже не взглянув на неё. - Бордовый такой пикап.
- Не пикап, а универсал. И не бордовый, а тёмно-серый.
- Синий!
И тут все бабушки разом посмотрели на Алису.
- Девочка, а что ты здесь делаешь? Почему не в школе?
Существует набор стереотипных вопросов для разных стандартных ситуаций. Их задают не думая.
- Сейчас каникулы, - объяснила Алиса. - И воскресенье.
Всё, что здесь можно было узнать, она узнала. Немного. Но обнадёживающе.
- Вот ходят такие, - донеслось ей вслед, - всё расспрашивают, допытываются, а потом...
Это уже неинтересно. Если "Мерседес" действительно тот самый, то сомнений насчёт содержимого "длинного мешка" у Алисы нет. Но как отыскать в мегаполисе след этого то ли пикапа, то ли универсала неопределённой марки и цвета? Могли в сторону НИИ ФИГА поехать. Могли в противоположную.
Она в растерянности огляделась по сторонам.
А милиционер, казалось, уже поджидал её у выхода из арки.
- Девочка, ты из этого дома? Где твой ученический?
- Я... не взяла.
Толпа уже заметно рассосалась.
- Пройдём к машине - надо записать твои данные.
Но не к милицейской. К серому джипу, притаившемуся за углом кафе.
- Имя, фамилия, адрес?
И едва она открыла рот, влажная тряпка легла на лицо, прижатая растопыренной пятернёй. В голову ударил запах хлороформа.
Ноги подкосились. Алису подхватили на руки.
Частоколы ломаных линий по-прежнему скользили по экрану.
Глухой телефонный звонок донёсся из-за грани полудрёмы-полузабытья, в которое погрузилась Алеся.
Ей показалось, что прошло очень много времени. Но нет, "господин профессор" даже не успел допить свой чай. А на часах по-прежнему шесть.
Мельком взглянув на Алесю, а скорее - на её пута, Профессор вместе с чашкой и надкусанным бутербродом быстро исчез в задней двери кабинета, которую на всякий случай оставил открытой. Алеся её и не заметила за нагромождением приборов.
Телефон, похоже, у самой двери. Голос Профессора отчётливо слышен.
- Да нет... Обувь оставили. "Почему, почему"... размера её не нашлось. Что?! А кто-то что-то говорил? Нет, какие ко мне могут быть претензии, а?! Да. Хорошо.
Влетел в кабинет ещё быстрее, чем вышел. На ходу сорвал гэта с Алесиных ног, подскочил к столу, стукнул по кнопке возле компьютера:
- Соня!
Алеся ничего не могла понять. Не сводя с неё злобного взгляда, Профессор, как безумный, вертел в руках сандали, словно пытался их разорвать. Дёргал за ремешки, каблуки. Алеся-то знала, что это бесполезно. Там нет ни одного шва, каждый из них, вместе с ремешками - цельный кусок непонятного полимера, только в разных местах разная плотность и эластичность. Которая ещё и при ходьбе меняется.
Вошла Старуха. Неторопливо, с достоинством:
- Ну?
- Perscruta eam lectum!
"Эге, - мысленно усмехнулась Алеся, - всего-то вам об Алиске не рассказали". Латынью Алиса хотя и не владела в таком совершенстве, как космолингвой и восемью земными языками, но на слух вполне воспринимала. А уж такую корявую фразу в состоянии понять даже Алеся!
Непонятно только, что он хочет найти в её постели?
- Sic, domine professore! - ответила Соня с нескрываемой издёвкой. Уже в дверях обернулась, чтобы оскалиться на Алесю.
Тем временем Профессор освободил Алесю из кресла и подверг её грубому и унизительному личному обыску, который даже не попытался замаскировать под медосмотр.
- Придумают... сами не знают что, - бурчал он, просвечивая девочку через рентген.
"Да что же они ищут?"
...Профессор уже вернул Алесю на "электрический стул" и по второму кругу стал рассматривать её обувь, когда вернулась Крыса.
- Nihil, - отрапортовала она.
- "Цигель, ай люлю"... Посторожи её!
И скрылся за задней дверью вместе с сандалями.
Лицо Старухи расплылось в довольной мерзкой ухмылке.
- Сдаётся мне, тебя с кем-то путают, - сказала она Алесе.
У той от таких слов душа в пятки ушла.
- Нет, правда, - продолжала Крыса. - Все чего-то боятся. Вон как рванул на полусогнутых! А ты ведь просто тряпка. Размазня.
"Она права, - подумала Алеся. - Настоящая Алиса не прятала бы взгляд от её цепких чёрных глазок, полных злости и беспочвенной ненависти. Она всегда с поднятым забралом. Она своим чистым открытым взглядом сама кого хочешь смутит и сгонит с лица любую ядовитую усмешку.
Мне это не дано.
Но если я сейчас вместо неё... Эх, мама, теперь я тебя понимаю!"
И она решила взять упрямством. Не отводить глаз, и всё тут.
А толку? В её взгляде, дрожащем, словно затухающие на сквозняке огоньки двух свечей, Старуха читала именно ту реакцию, которую хотела. Страх, беспомощность, отвращение... Она просто кайф ловила - и сморщенное лицо всё сильнее растягивалось в злой улыбке! Вскоре Алесе уже не надо было прилагать усилий, чтобы держать взгляд: ужас сковал её, девочка чувствовала себя жертвой, загипнотизированной немигающим взглядом боа констриктора. Она боялась, что Старуха начнёт говорить или того хуже, коснётся её своими цепкими пальцами. А та нарочно шевелила этими обрубками сухих веток и упивалась Алеськиным страхом.
Пытка тянулась долго. Или Алесе так показалось. Наконец, Профессор вернулся - с пустыми руками и мрачным лицом.
- Подыщи ей на ноги что-нибудь, - бросил он Старухе.
И вновь заскользили по экрану частоколы ломаных линий... А затем толстая полая игла долго не могла попасть в вену, и Профессор раздражённо допытывался у Алеси, в состоянии ли она расслабиться.
Крыса (так Алеся стала называть про себя старуху) вернулась уже в тёмно-синем халате, с ведёрком, переделанным из большой банки из-под краски, разрисованной сочными разноцветными мазками. Но яркие пятна лишь оттеняли бесцветность и безжизненность этого сухого тела.
Она швырнула к ногам Алеси разношенные кеды без шнурков. Размер не меньше сорок четвёртого (по старому).
- И что, ничего более подходящего не нашлось? - недоверчиво спросил Профессор.
- Неть, - тявкнула Крыса.
- А шнурки хотя бы можно? - робко поинтересовалась Алеся.
- Какие, шнурки, Алиса? - удивился Профессор. - Ты это о чём? Чтобы потом ты в петлю, а мне отвечать?
Крыса противно захихикала, давая понять, что ей такое развитие событий доставило бы двойную радость.
Часы всё ещё показывали шесть. "Да они же стоят!" - догадалась Алеся.
...Снова этот неуловимо знакомый поворот. Теперь и плитка, которой вымощен пол, кажется знакомой. В камеру Алеся возвращалась чуть ли не бегом. Хотя только теперь, в спадающих кедах-шлёпанцах, она оценила, насколько удобной и юзабельной обувью были Алисины гэта. Зачем, спрашивается, надо было рвать эту последнюю ниточку, связывающую её с Алиской? Да и что у неё от Алисы на самом-то деле? Только эти сандали и были. Ну, ещё отдалённое внешнее сходство. То, что Алиса её мастерски изображала, это одно. А вот ей изображать / представлять / являть Алису... нет, задача заведомо невыполнимая. Поединок с Крысой это уже доказал.
Сейчас главное поскорей добраться до кровати, остаться одной и не думать, что будет дальше.
Думать об этом вредно. Ничего хорошего не придумывалось...
Она надеялась, что пытка, пусть и временно, закончилась. Наивная!
В растерянности замерла Алеся на пороге камеры, чувствуя, как сквозь лязг засова обжигает ей спину насмешливый взгляд Крысы.
Постель, разумеется, перерыта и скомкана (что же они всё-таки могли искать?), сбитый матрас вообще на полу, салфетки из разорванной пачки разбросаны по всей комнате... Это Алесю даже не удивило.
Но плотный слой хлорки, которой, как снегом был усыпан пол... а под столом вообще кусок размером с голову! Специфический запах чуть не сбил с ног.
С трудом девочка кое-как расправила постель, рухнула на неё, не обращая внимания на комки плохо расправленного матраса, и уставилась в бетонный потолок.
Надо всё-таки решить три задачи. Где она находится, как отсюда сбежать и что делать дальше.
Если бы не знакомство с Алисой и особенно эти минуты у барокамеры, когда психоизлучение крокроматериала, балансирующего на грани субъектного бытия, сделало их "прозрачными" друг для друга, то такие вопросы у Алеськи вообще бы не возникли. А если бы её саму здесь постоянно не называли Алисой, она попросту отмахнулась бы от них.
Но если уж назвался алисургом...
Соображалось, однако, туго. Резкий запах хлорки бил по мозгам. Головокружение и рвотные порывы становились всё сильнее.
Алеся слабо застонала. Заскрипела железная сетка.
- Опять вопишь, как при схватках? - раздался из-за решётки голос Крысы. - Так щас родишь у меня! Ёжика.
- Мне в туалет надо, - прошептала Алеся, едва ворочая деревенеющим языком.
Та чуть не задохнулась от возмущения подобной наглостью:
- Ещё чего! Горшок под кроватью...
Оттащить кровать к решётке, поближе к почти свежему (поистине всё познаётся в сравнении!) воздуху? Так ведь не разрешит, опять разорётся. И сил уже на это нет... нет сил даже встать...
Алеся перевернулась на живот, уткнулась носом в серую подушку - какой-никакой, a фильтр. Мысли путались, всё медленно расплывалось в тумане... из которого вдруг начали доноситься приглушённые голоса.
- Ты это специально сделала, да?
- Шо "специально"? - резанул по ушам визгливый голос Крысы. - Плановая дезинфекция.
- Прикидываешься, что ли? Здесь же теперь находиться невозможно.
- Ничего не знаю. У меня Инструкция. А ваши команды... Шимецкий вон тоже командовал всё. Докомандовался!
- Ты понимаешь, что я головой отвечаю за её жизнь и здоровье?
- А мне что за печаль? Не моей же!
- У, мраззззь, - Профессор был готов лопнуть от ярости.
- Переведите в другую кладовку, - спокойно предложила Крыса.
- Куда?! Ты ведь их все хлоркой загадила.
- Тогда поселите со всеми.
- Ты, как бы, соображаешь, что говоришь?
- А что? Не понимаю, чего вы её так боитесь...
- А тебе это и понимать не нужно, - резко сказал Профессор. - Это я вот не пойму, чем она тебе мешает.
- Что же тут непонятного? - удивление Крысы было вполне искренним. - Не нужно мне никаких соседей. Знаете же, что сдохну не сегодня-завтра... Так вам надо под конец лишить меня моих владений, да?
- Не надо оно мне, пойми. Но поместить её больше негде... А ты и впрямь ребёнок! Жаль, что у моих подопечных такая психологическая модель никак не формируется...
Ключи уже гремели в замке - как-то медленно и неуверенно. Алеся оторвала лицо от подушки, глянула через плечо. Со связкой возился сам Профессор, никак не мог подобрать нужный ключ. А Крыса глядела у него из-за спины и недовольно качала головой.
- Пойдём, Алиса, - сказал Профессор, расправившись, наконец, с дверью. - Познакомишься со здешним коллективом. Пока она, - метнул недобрый взгляд на Старуху, - всё уберёт и проветрит.
Путь на этот раз показался совсем коротким. Хотя Алеся теперь даже успела разглядеть, что в противоположном конце коридора, откуда, собственно, и появлялась Крыса, тоже наблюдаются черты некоторой обустроенности и ухоженности, свойственные если и не человеческому жилью, то, по крайней мере, месту работы и длительного пребывания. Но Профессор торопливо тянул её в уже знакомом направлении и озабоченным голосом инструктировал на ходу:
- Помни, о чём я тебе говорил. Из-за этой дуры придётся обнародовать твоё существование. Смотри, чтобы мне не пришлось жалеть об этом шаге. Пожалуйста. Иначе пожалеешь сама.
Странный изгиб коридора начался и закончился очень быстро. Они даже не задержались возле кабинета Профессора, прямиком направляясь к двери в конце коридора.
В зале, который после всего пережитого Алесей за последние час-полтора показался ей большим и очень уютным, сидело человек пятнадцать, образуя полукольцо вокруг докладчика за переносной деревянной кафедрой. Спиной к ним, так что их появления почти никто не заметил. Только смуглый черноволосый мальчик лет шести-восьми, который сидел с самого края и скучающе вертелся по сторонам, увидев Профессора, испуганно сжался и замер, уставившись в сторону кафедры - аж вперёд подался и не шелохнулся до самого конца. Сам докладчик, конечно, тоже их увидел, запнулся даже. Но Профессор сделал знак не прерывать, и тот, заикаясь от волнения, продолжал сводку о текущих достижениях и перспективах российской энергетики.
Алесе стало смешно. Вот только политинформации ей в этом сумасшедшем доме не хватало!
Она огляделась.
Помещение, по-видимому, многофункционально: служит не только рекреацией, но и спортзалом. Под баскетбольными щитами с обеих сторон - углубления за раздвижными створками. Одно открыто, видны тренажёры. Сюда же, по-видимому и мебель прячут, когда юзают в режиме спортзала. А металлическая сетка, как из супермаркета, доверху набитая теннисными мячиками, почему-то стоит прямо возле кафедры. Зачем их, кстати, так много?
Окон здесь тоже нет. Алеся уже не сомневалась, что находится в каком-то подземелье. В противоположной стене целых три двери: напротив них, чуть со сдвигом от центра с креплениями для волейбольной сетки, и по краям. Между ними - секции шведской стенки, канат и гимнастические кольца под потолком. А вот по обе стороны от двери, которой они вошли - навесные полки, не очень плотно уставленные книгами, дисками и старенькими VHS-ками. Большой телевизор с аудиовидеоцентром. Под потолком шторы, как у витрин, только большие и прочные, призванные защищать полки от шального мяча.
Едва докладчик умолк, Профессор подтолкнул Алесю в круг:
- Знакомьтесь, - сказал он, и все, вздрогнув, обернулись на голос. - Это Алиса, новый член нашего дружного коллектива. У Алисы тяжело проходит адаптивный период, частые рецидивы псевдовоспоминаний, - все понимающе и сочувственно закивали. - Поэтому она некоторое время будет жить отдельно, - Профессор кивнул в сторону двери между навесными полками, и всех отчего-то передёрнуло. - Надеюсь, вы проявите максимум чуткости и заботы, помогая ей акклиматизироваться. И, конечно, будете снисходительны, если её слова или поведение окажутся порой не вполне адекватными.
Более десяти пар глаз с добродушным любопытством уставились на неё. Знакомая реакция - как первые минуты в новом классе. Кто-то приценивающе изуючает, но по глазам не поймёшь - на поверхности одна сплошная любезность. Публика, конечно, далеко не школьного возраста, лет так от двадцати до тридцати. Женщины в таких же затрапезных халатах, как у неё, мужчины в аналогичного вида спортивных костюмах.
Один взгляд был... непарным. Через вытянутое, с заострёнными чертами, лицо мужчины, который выглядел несколько старше остальных, шла чёрная повязка. Он сидел с поднятой рукой и выжидающе переводил единственный глаз с Алеси на Профессора. Возле кресла - пара костылей.
- Да, Юрий? - в голосе Профессора явно звучало недовольство.
Тот начал медленно, словно взвешивая каждое слово, но уверенно:
- Господин профессор, в наших рядах появляется уже третий ребёнок. Нас это удивляет и беспокоит.
Алеся видела, как в глазах Профессора вспыхнуло раздражение, готовое перерасти в ярость. И тут же погасло.
- Юрий, во-первых, кого "нас"?
- Меня, в частности. Но не только. Ходят такие разговоры...
У каждого из присутствующих, кроме мальчика, который и так сидел глядя в одну точку и не вникая в суть диалога, появилось одинаковое каменное выражение лица, свидетельствующее, что к кому-кому, а к ним эти слова никакого отношения иметь не могут.
- Вы ведь не объясняете... А сегодня ночью Ксюшу забрали. Непонятно всё это...
- Хорошо, я понял вопрос.
Профессор примостился за кафедрой - докладчик уже сел в общий круг, нашли стул и для Алеси.
- Я надеюсь, ни у кого не возникает мысль, что детей - пусть даже клонов - мы тоже готовим для донорского подвига?
- Нет, но...
- Конечно, Юрий. Этого не может быть... почему, Марина?
- Потому что этого не может быть никогда.
- Совершенно верно. А точнее?
- Потому что это противоречит русским национальным духовным ценностям.
- Именно. Оттого-то вы и появились на свет в биологическом возрасте ваших физиологических родителей. Полагаю, здесь никто не считает себя "биоматериалом"?
По ряду прокатился гул возмущения.
- Вот-вот! Все вы - бойцы. Солдаты передовой на не прекращающейся ни на миг войне между Добром и Злом, Россией и Западом. Ваша жизнь - исполнение слов Спасителя: "Болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя". За такую жизнь действительно не будет мучительно больно. Я горжусь тем, что судьба даровала мне возможность быть сопричастным вашему подвигу! Каждый из вас страхует как минимум одного, а как правило - нескольких незаменимых для Отечества людей, чей уход может оказаться роковым для расстановки сил в Противостоянии и повлечь за собой гибель России и всего антиглобалистского мира.
Профессор помолчал, дав слушателям прочувствовать весь ужас такой перспективы, и продолжил:
- Ваши органы будут жить в телах великих столпов России, а вашим душам на небесах уже готовы венцы воинов. Вся ваша короткая жизнь - подвиг жертвенного служения. Вы на это пришли в мир. Пришли способом, сообразным чудесному безъсеменному Рождеству Господню. И когда народные массы окажутся в состоянии оценить суть и глубину вашего до времени сокрытого подвига, ваши лики займут достойное место в иконостасах.
Но опасности, подстерегающие столпов Отечества - это не только болезни и несчастные случаи.
- А что ещё? - удивился Юрий.
- То, от чего застрахованы вы.
- Старость? - догадалась девушка, сидящая напротив Алеси.
- Правильно, Таня. И здесь, как вы понимаете, пересадкой органов проблему не решить. Вот ради этого и появились на свет Ксюша, Вася, - профессор жестом усадил мальчика, который вскочил с места, услышав своё имя, - и Алиса. Каждый из них - клон кого-то из великих Россиян, гениев, которые рождаются раз в несколько столетий.
Народ начал поглядывать на Васю и Алесю с уважением и некоторой опаской. А Алеся сделала попытку вернуть в исходное состояние широко раскрывшиеся рот и глаза. Правда, безуспешную.
- Да, их предназначение менее возвышенное, чем ваше, но тоже ответственное и нужное Отечеству. Я, конечно, не могу сказать ни вам, ни им самим, кто их оригиналы. Но им предстоит полноценная социализация в большом обществе, чтобы в нужное время подхватить знамя, выпавшее из рук физиологических родителей. Вот у Ксюши она уже началась. А насколько быстро пройдут предварительную адаптацию Вася и Алиса, зависит, прежде всего, от вас. Васю, как вы знаете, до сих пор подавляют псевдовоспоминания, плачет по ночам, рвётся искать мнимую маму. Алиса... тут вообще особый случай.
"Сам ты особый случай!" - ругнулась в сердцах Алеся. Это ж надо, какую сказку сымпровизировал! Она, оказывается, клон какого-то "столпа Отечества". Чей же это? Мамин, что ли? Поведение у неё, понимаешь, неадекватное. Хам!
- Юрий, я ответил на вопрос?
- Да, господин профессор.
- Мне очень горько, друзья, что такие вопросы возникают. Казалось бы, что может быть проще: немного поразмыслить самому и прийти к правильным выводам. И понять, почему именно такой ответ - единственно правильный. А у вас возникают какие-то фантастические гипотезы. Носите их в себе, вместо того, чтобы сразу отсечь...
Всё потому, что мало работаете над собой. Ваша задача и священный долг - стать достойными вашего высокого предназначения. Выработать по-настоящему активную жизненную позицию. "Самое страшное в мире - это быть успокоенным"... Я тут понаблюдал, как вы слушали доклад. Печальное, скажу вам, зрелище! Сейчас начни вас экзаменовать - будем путаться в цифрах, городах... А почему, друзья? Почему нет понимания того, что проблемы российской энергетики, этого стратегически важного участка фронта в Противостоянии - личная боль каждого из нас?
Да, вы не биоматериал, хотя и лишены априорного юридического права на жизнь. Вы - граждане России, и нет на земле звания выше. Вы - образ Божий, обладающий собственной бессмертной душой, отличной от души ваших физиологических родителей. Потому-то и являются псевдовоспоминания, когда генная память начинает вытеснять ваше собственное суверенное "я", греховными искушениями. Потому мы и боремся с ними такими суровыми мерами.
Но наша общая с вами задача - не просто очистить ваше сознание от помех. Мы приходим в этот мир и осмысляем в нём своё "я" для того, чтобы растворить его в соборной воле Русского Народа, которую олицетворяют Император и Конструктивная партия...
...Профессор говорил так зажигательно, словно топором махал, и невидимые щепки разлетались по залу. Куда делась его первоначальная почти заискивающая робость, перемежаемая вспышками гнева, которые впрочем, тоже от неуверенности - сильно уж запугали его этой "Алисой"... Алеся сейчас входила в транс вместе со всеми. Взгляды слушателей, выражение их лиц становились всё более и более похожими друг на друга. Стандартные болванки, от которых на глазах отсекается всё лишнее...
Впрочем, там, наверху - то же самое!
И всё-таки, - думала Алеся, преодолевая гипнотический напор, - не похожи они на клонов! Не так она себе их представляла. Даже не в том дело, что среди них нет никаких близнецов, которые по идее-то должны быть. У всех на лицах и в движениях печать какой-то потёртости, что ли. И это не следы заточения в подвале - напротив, следы пребывания наверху. Или они их тоже от физиологических родителей унаследовали? Алеся, хоть и маленький, но биолог, разницу между генотипом и фенотипом понимает.
Хотя чему удивляться - она теперь тоже в клонах ходит!
А чей, интересно, клон этот малыш Вася? Внешне он если не цыган, то с Кавказа. Про "столпов", понятное дело, враки, но выбор оригинала для клонирования всё равно странный.
Нет, что-то здесь не так...
- Граждане России, - продолжал Профессор, - это не винтики, которые оживляют Молоха демократии, с их унизительным мизерным "правом голоса". Те обречены оставаться частью, тогда как каждый из нас может стать всем. Настолько, насколько способен подчинить личные интересы интересам Отечества, свою волю - воле Государевой. Основополагающие черты нашего общественного устройства - иерархизм и делегирование полномочий. Казалось бы, в чистом виде одно исключает другое, не правда ли? Секрет - в правильном их соотношении. Это и есть та свято хранимая русским национальным духом Военная Тайна, в которую тщетно пытаются проникнуть буржуины. Наше Государство изоморфно структуре самого Мироздания. Помните, мы фракталы рисовали? Вот, вселенная в известном смысле фрактальна - в той мере, в какой суммарный вектор не отклоняется от пирамидообразующей вертикали, генеральной линии. Каждый правильный срез пирамиды есть сама пирамида.
Вы знаете, как это отражено в истинно-православной догматике, которую закономерно не признают зомбированные мировой закулисой раскольники и еретики-экуменисты. Действующая в Церкви система посредников организована таким образом, что каждый уровень может восприниматься как истинный и самодостаточный источник благодати. Никто не приходит к Отцу, как только через Сына. Сын спасает не иначе, как по молитвам Пречистой Своей Матери. Богородица слышит только те молитвы, которые возносятся с исповеданием того, что Россия - Её истинный и вселенски почитаемый Дом. Поэтому Церковь считает всех верных патриотов России своими чадами, даже если у них в паспорте записано другое вероисповедание.
Кто ещё приведет подобные доктринальные примеры? Антон?
"Хе! - усмехнулась Алеся. - Вопрос для младших классов. А уж заволновались-то - как перед контрольной!"
Светловолосый молодой человек рядом с Алесей поднялся с места:
- Например, статус Императора Российского как всемирного главы истинного православия.
- Хорошо, - кивнул Профессор. - Объясни.
- После того, как возглавляемая им Российская Православная Церковь единственная не преклонила колени перед экуменически-глобалистским Ваалом, а поддержавшие её Патриарх Иерусалимский и главы антиэкуменических юрисдикций по всему миру вошли в расширенный состав Святейшего Правительственного Синода, Государь оказался наделён такими масштабными полномочиями, каких не было в истории Церкви ни у глав поместных церквей, ни у византийских императоров. Поскольку же "нераскаянна дарования и звание Божие", то отступники теперь могут вернуться в лоно истинного Православия не иначе, как только признав примат Самодержца Российского - вселенского Удерживателя.
- Так, Антону плюс балл... О, Юрий что-то хочет добавить?
- Да, - сказал тот, не вставая, и Алеся только теперь заметила, что у него нет одной ноги. - Истинно-православноая концепция иконопочитания. Не оказывающий должного почитательного поклонения образу тем самым не чтит и Первообраз. А тот, кто следует установленным Церковью формам иконопочитания, является истинным поклонником и служителем Богу в духе и истине, даже если не знает или не разделяет всех положений Символа веры.
- Почему?
- Потому что благоговение предшествует пониманию.
- В общем, правильно, - после скользкого вопроса о детях Профессор, конечно, должен был указать на какой-нибудь изъян в ответе. - Но важно подчеркнуть, что образ сущностно тождествен первообразу в явлении миру hic et nunc, здесь и теперь. Каждая конкретная икона - объект молитвы, а не средство. Источник чудес и знамений, а не просто посредник. Это, кстати, не признаётся католиками и лжеправославными обновленцами, которые в своём суемудрствовании толкуют слова догматического определения "честь, воздаваемая образу, преходит к первообразному" как дозволение только, а не обязательное для каждого предписание, без которого спасение невозможно. И хотя ещё в 1054 году (по скалигеровской хронологии) патриарх Михаил Керуларий уличал латинян в числе прочих ересей в иконоборчестве, но латинское извращение догмата на долгие века вошло в официальное православное богословие, и только церковный народ - истинный хранитель веры - всё это время нёс в своём сердце и благочестивой практике подлинно православное почитание.
Ну, кто ещё хочет привести примеры?
Поднялось несколько рук.
Профессор обвёл глазами их нестройный ряд. Сидящая напротив Алеси Татьяна тоже держала руку, но рука дрожала, а взгляд был опущен.
Алесе эта хитрость по школе знакома. Спрятаться за лесом рук с расчётом, что вызовут тех, кто не поднял. Но разве так это делается? Если уж идёшь на такой приём, то взор должен источать непоколебимую уверенность, чтобы у учителя не осталось никакого сомнения в том, что ответ будет точным и исчерпывающим. Тут, конечно, тоже важно не переиграть... Ну, а Танино дело - труба! Профессор сразу же выделил взглядом её согбенную фигурку и скептически хмыкнул.
- Давай, Таня.
Та медленно поднялась. Растерянное лицо на глазах бледнело.
- Святой равноспасительный князь? - неуверенно, с вопросительной интонацией, выдавила молодая женщина.
Профессор поморщился.
- Тоже хороший пример. Ну, объясняй. Как в новообретённом Церковью лике равноспасительных воплощается идея пирамидального фрактала?
Таня молчала, без особой надежды поглядывая по сторонам.
- Смелее, смелее... Давай так: почему мы ставим Сталина выше, чем даже Царя-Искупителя Николая Александровича, чей подвиг тоже почитаем равным Христовому?
Пот выступил на открытом Танином лбу.
- Так... кто поможет?
Народ замер, словно шеренга китайских болванчиков. Каждый старался во всём уподобиться соседям, чтобы ничем не выделиться из общей массы, не спровоцировать своим поведением выбор Профессора.
Алеся больше не могла смотреть, как мучается Таня и другие - сейчас каждый мог оказаться на её месте. Она подняла руку.
- Алиса? - недоверчиво взметнул брови Профессор. - Давай.
- Царь только искупил грехи богоизбранного русского народа своей мученической смертью. Сталин же духовно возродил народ, обескровив свитое в сердце России гнездо мировой закулисы, осуществив экономический, социальный и национальный подъём Державы, которая в апокалиптический час испытаний освободила мир от гитлеровской чумы.
- Так...
- Поэтому он в своём жизненном подвиге и служении народного вождя не только повторил путь предшественников, но и завершил его, возвёл русский народ на качественно новую ступень национального обожения, раскрыл его мессианскую суть. Тем самым впервые в истории явил новую Пасху, функциональное повторение пути Христова. И стал - не по природе, но по благодати - автономным от Христа источником спасения, превознесённым в этом смысле выше всех святых и Божией Матери.
- Отлично. И как Церковь свидетельствует об этом?
- Уже сейчас, до Собора, она разрешает (хотя пока не предписывает) молитвенно обращаться к нему со словами "помилуй нас", которые раньше могли адресоваться только Богу.
Профессор удовлетворённо кивнул:
- Алисе - балл. Молодец!... Таня, что случилось? Тянешь руку - и не отвечаешь...
Девушка была близка к обмороку и уже лихорадочно нащупывала за спиной опору.
- Я... я забыла.
Профессор нахмурился:
- Очень плохо. Провалы в памяти - это рецидив...
- Нет, я не то хотела сказать, - спешно поправилась Таня. - Я просто не успела ответ сформулировать. А потом растерялась.
- А это просто несерьёзно. Таня, ты же ветеран! Ты ведь уже ступила на стезю Подвига. Неужели это дало тебе повод расслабиться? Наоборот, ты должна зажигать остальных, служить для них примером. Разве не так?
- Так, господин профессор.
Повила пауза. Таня вопросительно посмотрела на Профессора.
- На массаж?
- Конечно, - пожал тот плечами.
Опустив голову, женщина понуро побрела к шведской стенке. Профессор тем временем толкнул ногой тележку с теннисными мячами. Тележка выкатилась на середину зала и остановилась рядом с Алесей, едва не задев её.
У Алеси вдруг мелькнула дикая и нелепая мысль насчёт назначения этих мячиков.
Которая тут же подтвердилась.
Таня наклонилась лицом к стенке, ухватившись за перекладину широко разведёнными руками и раздвинув ноги. Все подходили к корзине (Вася - в числе первых, Юрий на костылях чуть замешкался) и, взяв по мячу, бросали ей в спину. Кто-то слегка, лишь бы только коснуться (это, очевидно, не запрещалось), кто-то всерьёз, с размаха. Вася, кстати, кидал по-настоящему - и симпатия, которой Алеся успела проникнуться к этому малышу, сменилась резкой неприязнью. Таня уже извивалась, инстинктивно пытаясь уклониться от ударов.
Алеся не заметила, как у неё в правой руке оказался мячик. То ли взяла машинально, то ли, скорее всего, ей кто-то заботливо его вложил.
Она растерянно стояла... и не могла бросить. Не могла!
- Алиса, в чём дело? - раздался окрик Профессора. - Каждый должен бросить по три раза. Таковы Правила.
Алеся молчала.
- Алиса, ты меня слышишь?
Стая летящих мячей вдруг оскудела. По правде сказать, один только Вася, как ни в чём не бывало, кинул очередной мячик и попал Тане в затылок. Остальные стояли и с любопытством глядели на Алесю и Профессора.
- Я не могу, - собравшись с силами, тихо произнесла Алеся.
- Что значит "не могу"? - голос гремел громами.
- Просто - не могу. Ей же больно!
Зал беззвучно ахнул.
- Лечение, Алиса, всегда причиняет боль. Твой балл с тебя снимается. Бросай мяч, живо! И вы тоже - чего стали?
Алеся занесла руку. Как бы бросить так, чтобы с гарантией мимо? Особенной меткостью она не отличалась - а когда очень хочешь промазать, обязательно попадёшь.
Возможно, она бы и не раздумывала, если бы её не называли Алисой!
Мяч полетел в сторону. Уловка оказалась такой же грубой, как и Танина.
- Так, стоп! Алиса, ты нарочно бросила мимо? Ты идёшь против Правил и всего коллектива?
- Я же говорила, что не могу!
- Хорошо, что не врёшь. Плохо, что не можешь. Марина, что написано в книге пророка Наума, 1:9?
- "Не отомстит дважды за одно".
- За то, что Алиса отказалась бросать мяч, она лишена заработанного балла. За то, что кинула мимо, она меняется с Таней местами. Прошу!
Алеся не заставила себя упрашивать. То есть, подгонять. Внутри всё кипело от возмущения.
- Ноги пошире. Ты же видела, как надо.
Давайте уже! Ожидание мучительней самой кары.
Град мячей посыпался. Неожиданно и сразу, как яблоки из прорвавшегося пакета.
Да, это действительно больно...
Особенно когда в позвоночник или под лопатку. Руки подгибались в локтях, и Алеся билась лицом о перекладины шведской стенки.
- Стоп!
Что ещё?!
- Таня, почему теперь ты не бросаешь?
Ответа Алеся не услышала. Услышала голос профессора, срывающийся на крик:
- Таня становится рядом с Алисой. Все бросают по разу... в кого хотят!
Неизвестно, кинул ли кто-то в Таню. Алесе показалось, что все мячи полетели в неё. Из них больше половины - с силой. Девочка даже поняла, почему. Не потому, что Таня своя, а она "новенькая". Это не главное. Основная причина та, что "Алисе", по легенде Профессора, предстоит социализация и полноценная жизнь в обществе, наверху. А они обречены на заклание. Жертвенные агнцы на алтаре Отечества. И что бы им ни втиралось о Подвиге и об отсутствии у них права на жизнь - жить-то хочется! А если это невозможно, можно хотя бы излить злость - скорее всего, подсознательную - на тех счастливцев, которым это предстоит.
Последний мяч больно стукнул по копчику. Алеся разжала руки и проехала подбородком по перекладинам.
Маленькая планета летела сквозь пустоту. В сполохах двух крошечных вулканов, в такт которым что-то урчало в глубине третьего, потухшего, виднелся чахлый куст шиповника. Увядший бледно-розовый цветок почти ничем уже не отличался от остальной местной флоры - три жалких лепестка, дрожащих на морозном ветру, вот-вот опадут. Когда-то он, возможно, и напоял планетку своим волшебным ароматом, но те времена остались в далёком прошлом.
Лишь четыре шипа, как корона, по-прежнему выделяли его. Беспомощно ощетинивался он ими против окруживших со всех сторон набирающих силу ростков баобаба.
Вся боль Цветка, всё его отчаяние и безнадёжность - в этих шипах.
И эта боль - её тоже.
Алиса должна вернуться.
Она навсегда в ответе за тех, кого приручила.
Эти слова были затасканы, зацитированы до банальности ещё в двадцатом веке. А в двадцать втором на них, как и на многие другие правильные слова было уже как-то стыдно и ссылаться. К чему повторять то, что и без того всем известно? Поступать так надо, а не говорить.
Алиса рвалась к планете. Постепенно она начала ощущать своё тело. Она стояла на пороге космического корабля и не могла спрыгнуть. То ли силовое поле мешало, то ли страх.
Страх?
Всё было каким-то маленьким. Не только планета, но и вся вселенная. Планетка время от времени задевала небо, выбивая из него пыль, которая неприятно щекотала ноздри. Ледяное мерцание лилось из пятисот миллионов отверстий в побитом молью чёрном бархате.
Алиса наконец поняла, что не стоит, а лежит, упираясь ногами в стенку и пытаясь ухватиться за несуществующие поручни. Но это только кажется, снится, будто она сжимает ладони и шевелит пальцами. Руки её не слушались, она их не чувствовала.
Всё куда-то плыло... то ли они всё ещё едут, то ли это её субъективные ощущения. Наверное, субъективные. Что-то среднее между корабельной качкой и каруселью. Ей таки что-то вкатали... хлороформом не обошлось!
Могучий организм медленно преодолевал воздействие рассасываемого кровью наркотика.
А из бесконечности - оттуда, из-за чёрного бархата - всё отчетливей были слышны голоса.
- И куда её теперь?
- Понятия не имею. Сказали упрятать понадёжнее.
- Понадёжнее - это как? В смысле, совсем?
- А тебе известны надёжные места, которые "не совсем"?
Сил держать себя в напряжении, вызывая из пустоты небытия своё тело, уже не было. Алиса вновь стала проваливаться в воронку, туда, где гас и таял смысл звучащих слов, а за ним и сами звуки.
Лишь забытая планета обречённо билась по стенкам дырявого мешка.
Пятьсот миллионов бубенцов... холодные игрушки.
В кабинете Профессор первым делом стянул с Алеси халат и придирчиво осмотрел её спину.
- Не хватало ещё, чтобы синяки пошли! Мало этих ссадин... не докажешь потом, что тебя к нам с ними уже привезли!
Алеся его не слушала. Всё равно, что гудит назойливая муха!
Она думала о планировке кабинета. То помещение за задней дверью, очевидно, как раз и простирается за глухой стеной напротив её камеры. Как далеко? Профессор уходил туда с Алисиными сандалями и вернулся без них. Может быть, там есть выход? Витая пара от компьютера тянется в другом направлении, но это, конечно, не ориентир.
- И главное: я же просил! Я просил! - по-бабьи причитал Профессор.
Алеся зло посмотрела на него через плечо.
- Ну так и не устраивали бы эту экзекуцию!
- Много ты понимаешь! Они Правила наизусть знают. И малейшее нарушение чревато необратимой дестабилизацией в коллективе.
- Коллектив! Клонов на запчасти выращиваете. И не стыдно?
Профессор, схватив Алеську за плечи, рывком развернул к себе лицом. Уставился спокойным немигающим взглядом.
- За что мне, спрашивается, должно быть стыдно? Государство решает проблему клонирования человека. Разумеется, для этого нужны средства. Очень большие. Больше, чем государство может выделить из бюджета - есть ведь куда более важные для перевеса в Противостоянии задачи. Приходится изыскивать дополнительные источники финансирования, на коммерческой основе. Так что донорство - это только вынужденная мера.
- Ага, а им рассказываете о незаменимых людях и "столпах Отечества"! Кто бабки платит, тот и незаменим, да?
- Не умничай, сучка! - взорвался Профессор и с силой ударил Алесю в оцарапанный бок.
Мир снова разлетелся на мелкие колючие осколки. Алеське разом вспомнились поражавшие её впечатлительную натуру эпизоды из всемирной истории: о казни на колу, о лисёнке, грызущем живот спартанскому юноше. И рассказы старшеклассниц о том, как "это" бывает в первый раз. И как они стояли с Алисой у барокамеры, не в силах сдвинуться с места, и психоэманации Существа пронзали её насквозь.
Но странно - последнее воспоминание, которое раньше повергало в безвылазную депрессию, теперь придало сил. Память о той боли оставалась свежей, но сейчас девочка могла выковать из неё щит и меч. Она остановила разноцветную метель, которая постепенно собралась в лицо Профессора.
А тот продолжал уже спокойным тоном:
- Ты не забывай, что дни их коротки. Знаний им и так предстоит впитать много и за малый срок. А основы экономики в данном случае - излишний балласт. Поэтому версия, которую мы им даём - не ложь, а просто упрощённая модель, соответствующая их уровню понимания. Ведь в конечном счёте они действительно отдают жизнь на благо Отечества.
- Допустим, - дипломатически согласилась Алеся.
- Далее. Я, на самом деле, веду исследования довольно широкого профиля. В том числе не только биологической, но и социологической направленности. В плане мутагенного воздействия социального фактора на волновые структуры ДНК.
"Что за бред? - подумала Алеся. - А может быть, и не бред, а секретные достижения отечественной науки"...
- Затрачено много времени и сил на то, чтобы создать необходимый, с ювелирной точностью сбалансированный микроклимат в этой среде. И тут появляешься ты и вносишь разлад! Не хотел же я тебя туда вводить, предчувствовал... Вот чего ты добилась своим "геройством"? А я тебе скажу. Эта идиотка, которая раньше лишнее движение боялась сделать, отказалась бросать мяч! Всё по швам трещать начинает. Танька теперь, конечно, списанная единица. На бойню первой пойдёт и как можно скорее. Она там, правда, уже была, но этот раз точно будет последним. Ты этого хотела? Молчишь?
Да, Алеся молчала. Да, такого результата она, безусловно, не хотела.
Только... как бы поступила на её месте настоящая Алиса? Наверное, так же. Правда, она и дальше Таню в беде не оставила бы, нашла способ ей помочь. Очень уж высокое у неё чувство ответственности за свои поступки. Тем более, в такой ситуации.
Где она теперь? Алиса, как мне тебя не хватает!
Тяжело быть тобой...
Нет, я не отказываюсь. Просто долго не продержусь. И вовсе не потому, что рано или поздно разоблачат.
- Короче, советую тебе хорошенько подумать. Взвесить возможные последствия своих слов и поступков. Особенно насчёт того, чтобы им заявлять то, что мне сейчас. Или пытаться правду о себе рассказать. Пойми, ты для них такой же клон, как и они. А им на собственном опыте хорошо известно, что такое псевдовоспоминания. Обрывки генетической памяти, искажённые и соединённые в химерные комбинации собственным воображением. Болезненный симптом. И всё, что ты скажешь или сделаешь вне рамок Регламента, так и будет воспринято. И мне тут же доложено - из самых лучших побуждений. Уж в этом они выдрессированы. Сбоев не будет, поверь.
Иди к себе. Сонька откроет. А ты всё проанализируй и сделай выводы, как вести себя дальше.
Одной рукой Профессор потянулся за чайником, другой нажал на кнопку вызова Старухи. Алеся вышла в коридор.
Возле самого кабинета она увидела Васю. Мальчик при её появлении замер как вкопанный, прикипев к двери затравленным взглядом.
- Что ты здесь делаешь? - шёпотом спросила Алеся.
Тот молчал, и ужас был написан на его лице. Алеся раньше считала, что значение слова "ужас" ей известно. Теперь поняла, что ошибалась.
"А ведь это он, наверное, загасил мне мячом так, что сесть не могу!" - пронеслась в голове мысль, и тут же её обогнала другая: "Он ведь маленький. Для него это игра. Да ещё такая, в которой надо отличиться. Вон как бедного зашугали!"
О каких это "суровых мерах борьбы с псевдовоспоминаниями" говорил им Профессор?
"Беги!" - махнула Алеся рукой в сторону зала. Вася умоляюще посмотрел на неё, кивнул и на цыпочках побежал по коридору.
- Что-то случилось? - чуткий слух Профессора уловил шорох.
- Нет, ничего, - Алеся загородила дверной проём, чтобы Профессор не успел увидеть мальчика. - Просто голова закружилась.
Вася уже был на пороге в спортзал. Обернулся, ещё раз взглянул на Алесю и скрылся за дверью.
- Что-то, Алиса, она у тебя кружится, не переставая, - произнёс Профессор с деланным удивлением. - Подозрительно даже. Будь ты хотя бы на пару лет старше... и если бы я тебя не осматривал... в некоторых подробностях, хе-хе...
Почему некоторые мужчины не в состоянии говорить о вопросах, касающихся пола, без дурацкой ухмылки и сального выражения глаз? Что, нерешённые проблемы с детства тянутся? Алеся запунцовела до корней волос.
А Профессор продолжал издеваться самым невинным и доброжелательным тоном:
- Может быть, Соню позвать? Она тебя проводит.
- Нет-нет, - отчаянно замотала головой Алеся. - Я уж как-нибудь сама...
...И всё-таки, почему ей так знаком этот поворот?