- Она всё ещё видит сон, - открыл Америку Чарлз Лютвидж Доджсон. - И боюсь, это не её сон. - Я тоже боюсь, - глянул я ему в глаза. - Но сейчас не время теоретизировать. А.Сапковский. Золотой полдень Это, согласитесь, не смешно, полковник, Или - по-английски говоря - not good. М.Щербаков - Ну, а тот Человек-Овца, который сюда приходил? Ведь это был ты, верно? Несколько секунд Крыса молча хрустел костяшками пальцев. - Да, - вымолвил он наконец. - Это был я. Х.Мураками. Охота на овец
Последние строки предыдущей главы могут стать понятней, если мы с вами перенесёмся на борт "Боинга", час назад резко изменившего курс. Могут и не стать. Взаимосвязь событий и явлений порой совсем не очевидна. Если бы все видели её вовремя, история ещё два года назад могла бы пойти совсем по другому пути.
А если бы Полковник мог предположить, что Лас воспримет всё так близко к сердцу, он повременил бы давать ему пистолет. По крайней мере, отобрал бы, прежде чем в туалет отпустить. Теперь ещё за него переживай, чтобы не застрелился...
Но кто ж знал?
- Ты там как, живой? - Денис, прижав ухо к дверце, настороженно прислушивался к признакам жизни из глубины кабинки. - Весь ещё не вытек?
Он, свинья такая, ещё издевается!
- Слушай, отцепись, а? Сам же виноват, что у меня трубы прорвало на нервной почве. Предупреждать надо!
- Ну, извини, мужик. Не смогла! - невозмутимо ответил Полковник.
- "Не шмогла"... Ладно, всю дорогу за нос водил с Гонконгом. Но в самолёте-то уже мог правду сказать?
- Шур, да возьми ты себя в руки, наконец!
- Конец сам возьми. И засунь себе поглубже.
- Не могу - руки заняты... Послушай, я тебе не врал, планы и правда поменялись. Приходится отрабатывать аварийный вариант.
- Иди в жопу! - не сдавался Лас, прислушиваясь к позывам расшалившегося желудка.
- Да мы и так в хвосте.
- И в жопе тоже. По твоей милости.
Нет, ну за какие грехи он должен так мучаться? Мало того что вот-вот превратится в инсталляцию для обложки собственного альбома "Кишки наружу"... Кажется, кто-то из древних ересиархов так умер. Надо будет у Эндрю спросить. Хороший поп, хотя и зануда.
Так ещё этот зудит под дверью... И знал же, тормоз, знал, что с Полковником надо держать ухо востро! Но чтобы всё настолько серьёзно... И так всегда: если кого-то подставить, то именно Ласа. Как там его в "Последнем дозоре" обозвали? "Дежурный стрелочник"? Вот-вот. Только не Иной ни разу. А заклятье абсолютного запора ему сейчас ох как не помешало бы. Причём обе разновидности сразу...
Ровно восемьдесят две минуты назад на пути второго пилота Стива Гарднера вырос толстый усач с бледным от волнения, но отчаянно-уверенным лицом. Нездоровый блеск в глазах, усиленный контрастом худого костлявого лица и стандартной комплекции американца среднего класса, угробившего своё здоровье в фаст-фудах, Стиву сразу не понравился и насторожил.
- Сэр? - спросил он, озираясь по сторонам в поисках бортпроводницы.
Пассажир медленно поднёс руку к глазам Стива. Крошечную кнопку, сжатую мёртвой клешнёй большого и указательного пальца, пилот так и не разглядел. Но это и не требовалось. Пара проводов, которые, сплетаясь, ползли от неё и ныряли в карман наглухо зазипованной куртки, напротив, сразу бросилась в глаза.
Стив молчал, не отрывая глаз от кнопки. Стандартный алгоритм действий в подобных ситуациях начисто выветрился из головы. Действительность оказалась совсем не похожей на приевшиеся антитеррористические инструктажи. Пилота шатнуло под тяжестью воздушного кита, под завязку нафаршированного пассажирами, судьба котрых теперь как никогда зависела от правильности и своевременности его действий.
Полковник понял его молчание по-своему. Свободной рукой он расстегнул снизу "молнию" до середины, осторожно приподнял полу, показал Стиву "пояс шахида".
- Работает на разрыв, - терпеливо объяснил он тупому лётчику, поводив для ясности у него перед носом плотно сжатой кнопкой.
Нет, Стив вовсе не silly. И такие штуки ему, конечно, знакомы - к счастью, до сих пор только понаслышке. Чуть ослабил пальцы - взрыв. Перебили провод - взрыв. Разомкнули цепь, пытаясь разминировать труп... а откуда тому трупу взяться? Есть, говорят, газы мгновенного действия, парализующие мышцы так, что кнопку из одеревеневших пальцев только по кускам можно будет выцарапать. Может быть, и есть. Но не на "Дальневосточных авиалиниях". Шутите? Тем более, тоже не панацея: шансов долететь с такой бомбой мало, выкинуть тело за борт, чтобы не сразу рвануло от резкого движения или перепада температуры, и того меньше.
Правда, и фанатиков со стальными нервами, способных напялить на себя такую ненадёжную конструкцию, встретишь не часто.
Но встретишь. И тогда на смену беспечному "пронесёт!" приходит недоумённое "почему именно со мной?" Вопрос, который уже не выцарапаешь и по кускам. Даже когда от самого лишь куски останутся, он вопьётся ядовитым шипом в сердца родных и близких.
А почему бы, собственно, и не с тобой? Жизнь - лотерея. Сделал ли ты что-нибудь для того, чтобы такое не произошло ни с кем? Стремился ли к этому?
- Я понял, - кивнул Стив, прокашлявшись. - Что вы хотите?
- Через минуту здесь должен стоять командир экипажа. Твоё личное оружие чтоб тоже принёс. Время пошло!
Командир - на редкость высокий азиат - появился спустя двадцать пять секунд. Быстрым шагом, пистолеты за стволы в демонстративно выставленных руках... взгляд уже издали прирос к полковничьему "двуперстию" с кнопкой, неподвижному, словно вытесанному из гранита. Когда расстояние между ними сократилось до полутора метров, единственно правильная линия поведения была определена.
- Куда летим? - буднично осведомился командир.
- Неважно. Я иду в кабину и указываю курс.
...И вот теперь из-за чрезмерной впечатлительности спутника всё готово пойти наперекосяк.
- Да выхожу уже, не барабань по мозгам!
Серебряный клинок лайнера медленно вспарывал небесную лазурь, равнодушно нависшую над пыльной измятой планетой.
Потоки воздуха, которые гонял по комнате обшарпанный - в смысле, старый и Sharp'овский - вентилятор, по совместительству кулер для одного из трёх гудящих компьютеров (ощетинившаяся ежом-мутантом материнка на стене как памятник бессмертным "Запискам жены программиста" великого Экслера), лишь усиливали рвотно-слезоточивый эффект пропитавшей пространство никотиновой завесы. Лёшка табачного дыма на дух не переносит - наследственное. Но не станешь же мешать человеку в его напряжённом творческом процессе, коль скоро для него необходимо выкуривать без паузы одну сигарету за другой. Паче же если содержание этого процесса окончательно ускользнуло из пределов твоего понимания с полчаса назад и о том, чтобы пытаться догнать его, нечего и думать. Пока девчонки не нарисовались, сидел, забившись, как мышка, стараясь не отвлекать Валерия даже дыханием за спиной, лишь изредка вклинивая между двумя щелчками частой на осечки пьезозажигалки робкое: "А можно ещё позвонить?" Хозяин, не отрывая носа от монитора выдерживал каждый раз такую паузу, что мальчик снова поддавался на провокацию и всерьёз настраивался на отказ. И именно в этот момент на экране выскакивала консолька с уже забитым зелёным по чёрному номером, и Валерий под мяуканье АТС сердито ронял неизменное: "Недолго - запеленгуют"...
Но перед этой Дашкой-замарашкой, буквально впившейся в тебя оценивающим взглядом, от которого не знаешь, куда деть руки и всего себя, выглядеть дураком недопустимо. Приходится болтать всякую чушь, лишь бы не молчать. И Лёшка даже не сразу заметил, что Алеся, съехав с беседы, подсела к Валерию, выбитому их назойливым жужжанием над ухом то ли в тайм-, то ли просто в аут, а затем примостилась за соседним компьютером. Нормально? друг называется!
- Только сразу предупреждаю: меня не дёргать. Иначе выгоню нафиг, - устало выдохнул Валерий с уже привычным Лёшке притворным раздражением. - Вот тебе доступ к базе, копайся. Мне бы твои заботы!
Когда природа к двадцати пяти годам успевает щедро отметить тебя печатью интеллектуала - эмбрионом прогрессирующей лысины - принято отчаянно молодиться и корчить из себя тинейджера. Но Валерий, казалось, не чувствовал, что ему уже далеко не семнадцать, и рисоваться, набивая себе лет и солидности в таком возрасте становится просто глупо. И правильно казалось. Какой там возраст, если до сих пор не удалось состояться, чего-то достичь в жизни и по-настоящему реализовать себя - хотя бы в собственных глазах... Остаётся играть на повышение своей значимости, раз понижать практически нечего. И так же, как восемь лет назад, Валерий напускал на себя показную суровость, не способную ввести в заблуждение даже дошкольника, и в этом безбожном переигрывании выглядел ещё нелепей и инфантильней, чем если бы молодился.
- А что это за списки? - спросил Алёша.
- Летальные исходы в клиниках Москвы и Подмосковья, где экспериментируют с "мозговой прошивкой", - ответила Алеська, фильтруя столбцы. - Вернее, в тех из них, про которые Валерию известно. Хочу найти сведения о Васе... не Тульине, старшем. Что-нибудь о его родных узнать...
За спиной визгливо скрипнули пружины продавленного дивана, и в их стоне утонул хрипловатый Дашкин голос:
- Ну-ну... Удачи!
Алеся развернулась в кресле, сочувственно, но с укоризной посмотрела на неё, удержав напор колючего взгляда своим мягким и рассеивающимся:
- Даш, ну зачем ты так? Я всё понимаю... но я-то чем перед тобой провинилась? Или Вася?
- Да ладно, всё нормально! Я за вас только рада буду. Врагу не пожелала бы такой год пережить. Хотя тогда бы ты действительно меня поняла...
- Я и так тебя понимаю...
- Ни хрена ты понимаешь! В лучшем случае, только пытаешься понять.
Валерий, не переставая отбивать чечётку по клавишам, сердито засопел:
- Так, а без матов в моей квартире никак нельзя?
- Ха! Ты ещё матов от меня не слышал! - вызывающе усмехнулась Дашка.
- Надеюсь и не услышать. Вымылась бы лучше, пока вода есть. Поросёнок замызганный!
- Кому не нравится, пусть не смотрит, - отпарировала девочка, и Алёша удивлённо уставился на неё: фраза не только слово в слово повторяла сказанное Алисой в гардеробе перед турниром, но и прозвучала с её интонацией! Озорные искорки из глубины Дашкиных зрачков пробежались по растерянному лицу и, конечно же, вогнали его в краску. Не в первый раз уже. И снова Дашка не заметила его смущения.
Не проигнорировала, как это мастерски умеют почти все девчонки даже в десять лет, а без дураков не заметила.
Зато Алеся заметила. И нельзя сказать, чтобы ей это понравилось.
- Дождёшься, - меланхолически протянул Валерий, - что я тебя сам выкупаю...
Дашка вся вспыхнула, озвучив своё возмущение полифонией диванных пружин:
- Да?! И как ты себе это представляешь?
- Легко, - ответил Валерий после затяжки, по-прежнему не сбавляя темп диких танцев на клавиатуре.
Бормоча под нос своё любимое "ну-ну", Дашка тихо слезла с дивана и, гордо вскинув голову, босиком прошлёпала в сторону ванной.
- И тряпьё своё в машине простирни, - не оборачиваясь, бросил ей вдогонку Валерий. А когда шум воды в ванной достиг солидного напора, так же не глядя протянул Лёшке наушники.
- Недолго, недолго, - поспешил заверить обрадованный мальчик.
- Да уж недолго, - кивнул Валерий. - Она подолгу плескаться отвыкла. Это хорошо, что ты при ней домой звонить не хочешь. Видишь, как болезненно реагирует?
Как вы поняли, Валерий был из тех романтиков-идеалистов, которые все человеческие поступки объясняют самыми возвышенными мотивами из возможных. Наивно, конечно, но бывает и хуже. Когда идеализируешь только свои мотивы, а окружающих подозреваешь в наихудшем. Как я, например.
Алеся между тем продолжала ворошить базу данных, стараясь не слушать бесконечные Лёшкины "да, мама, хорошо.. никуда и не выхожу, даже на балкон... ну да, мобилка - у них нет домашнего телефона... нет, номера просили не давать, я же тебе говорил"... Успехом, которого так неискренне пожелала Дашка, поиски не увенчались. Мальчиков похожего возраста, умерших в больницах за последний год, оказалось немало. Но в заведениях из списка среди них не было ни одного Васи, а в целом по области, наоборот, слишком много, даже если исключить заведомо неподходящие диагнозы вроде ДЦП. Причём фамилии у всех вполне славянские, никакой зацепки. А если предположить, что имя ненастоящее... Фотографий в личных делах дошкольников нет, как узнаешь?
А вот у взрослых есть...
По экрану замелькали паспортные фотографии молодых женщин.
Стоп! Назад...
- Я же её где-то видел! - удивлённо сказал Алёша, вглядываясь в застывшее посреди монитора лицо.
- Ты?!
Сомнений быть не могло: на Алесю глядела Таня из тульинского подземелья. Моложе, здоровее, но она. И даже другое имя, под которым она значилась в клинике, не сбивало с толку.
(Имени этого я вам не скажу. Не из-за хронобезопасности, а потому, что сам не знаю. Тем более, оно тоже вымышленное).
- Ну да! Сегодня и видел. В школу не пошёл, а до самолёта ещё много времени оставалось. Решил зайти в лицей, куртку Дашкину вернуть...
- Чего? - раздалось из-за спины. Ребята синхронно обернулись. Свежая и раскрасневшаяся Дашка, утопающая в туго затянутом тёмно-синем в полоску халате Валерия, края которого волочились хвостом по давно не метенному полу, выглядела так комично и вместе с тем трогательно и мило, что Алёша моментально ощутил разгорающийся по ушам и щекам пожар. А по Алеськиному взгляду понял, что заметен он не только ему самому.
- Да не твою, - пустился он в объяснения. - У нас близняшки есть...
- Я поняла, - резко перебила Алеся. - Дальше-то что?
- А во дворе "неотложка" гражданская. Мне странно стало, решил подождать, посмотреть.
- Ну?!
- И вот, из бокового входа в дальнем углу ведут человек пять или шесть в каких-то полувоенных бушлатах... Я, знаешь, сразу об этих твоих лжеклонах подумал...
- Ничего ты такого, положим, не подумал, - уверенно сказала Алеся.
- Ну, не подумал... Не успел. Этот, который сопровождал, как заорёт: чего, мол, вылупился? Я и ушёл. А она среди них была, это точно.
Сердце девочки бешено заколотилось:
- Время помнишь? Хоть приблизительно...
- Ммм...
- Ясно. Так пять человек или шесть?
- Пять. Или шесть. А может быть, семь. Женщины всего две, это я точно помню.
- Да, на женщин у тебя память хорошая, я заметила. Про номер машины, так понимаю, спрашивать бесполезно?
- Нет, почему же. Там была единица и семерка. Именно в таком порядке. У меня эти цифры с детства на автомате фиксируются.
- Ну, хоть что-то... Валер, а, Валер? Как мне по "скорым" помониторить?
Валерий сморщился, словно от выпитого залпом стакана лимонного сока без сахара:
- Слушай, а шнурки ты сама завязываешь или как? Тоже мне, пальцы веером, локалку НИИ ФИГА она ломала... Или там такое же ламмо в сисадминах? На, лови, юзай. Я из-за твоих ясельных проблем на сервак брюссельской префектуры битый час залезть не могу. Отвлекаешь тут каждые пять минут по пустякам...
- Теперь кого ищем? - зевнула Дашка.
- Очень хорошего человека. Кстати, у неё тоже может быть дочка...
- Щас расплáчусь! Только имей в виду: штурмовать режимную клинику в центре города я своих бойцов не пошлю. Тем более, сейчас, когда вот-вот стрельба начнётся...
- Да мне бы только узнать, где она... и другие... Даша, почему ты хочешь казаться хуже, чем на самом деле?
- А откуда ты знаешь, какая я на самом деле, скажи на милость?
- Можно подумать, ты сама это знаешь, - хмыкнул Валерий и скомкал пачку, из которой только что извлёк последнюю сигарету.
- Да, не знаю! И не уверена, что оно есть, то что "на самом деле". Мне сестра Галина тоже рассказывала: на сердце, дескать, грязь оседает, засыхает, потом пыль, потом новый слой... И так, если вовремя не чиститься, скорлупа получается всё толще, а добраться до себя настоящей всё труднее. Только не чувствую я никакой себя под этой скорлупой, понимаешь? Про слои-то как раз ясно, а вот там, внутри, кажется, и нет ничего. Просто пустота. Поэтому и чиститься нет желания.
- Сама посуди, - поиски новой пачки всё-таки заставили Валерия оторваться от компа, - на тебя вымытую сейчас любо-дорого поглядеть. Другой человек. И сама себя иначе чувствуешь - скажешь, нет? Так и здесь...
- А смысл? - спросила Дашка тоскливым голосом. - На время не стоит труда... как там у Лермонтова? Я ж тебе говорю, всё моё "я" не под грязью, а наверху. Того, что внутри, я просто не ощущаю. И не факт, что оно вообще существует.
- Так не бывает, - сказала Алеся. - Тебе обязательно надо поговорить с Алисой... если мы с ней ещё встретимся.
- Встретимся, - с плеча отрубила Дашка. - Не "если", а "когда". И не потому, что я жажду с ней поговорить, а потому что обещала Бродяге... потому что мама была ко всему этому причастна... Посты у трёх вокзалов, где Алиса первоначально должна была встретиться с Бродягой, стоят с утра, сейчас все те, кто искал вас по городу, дежурят в районе Останкино. И никакие танки не в состоянии им помешать. Спасибо Партии и Государю за школу жизни, сделавшую из детей солдат...
На экране у Валерия снова выскочило окно телефонной программы - на сей раз со словом "Вызов" и длинным номером в активной строке. Дашка лениво потянулась к наушникам...
...Скучающее выражение сползло с лица на третьей секунде. Ещё через некоторое время его сковала печать пепельного ужаса, отражение которой Дашка увидела на лицах ничего не понимающих друзей.
- Зону обстреливают, - объяснила она. - Очередная смена пошла к автобусам, ну, а тут эта петрушка с сиренами. В город, конечно, никого не пускают. Они вместо того, чтобы по домам разойтись, стоят ждут. Вертухаи тоже разогнать вовремя не сообразили... В конце концов стали права качать, попёрли на ограждения, автобусы перевернули.
- И те открыли огонь?
- Да. Но это уже не смогло успокоить. Паника только возросла... Сейчас рота в подкрепление подъехала. Настоящая зачистка. Стреляют во всё, что шевелится. Наши, как только стрельба началась, сразу все в бункер полезли, а теперь, когда затянулось, выбрались за территорию. Вроде бы без потерь.
- А... Булычёв? - прошептала Алеся, цепенея в предчувствии непоправимого.
- Вывели и его, - успокоила Дашка. - Теперь сами в панике, не знают, куда податься. Деффки и мелюзга, что с них взять. И я... не знаю...
Несколько секунд она молчала, затем решительным жестом повернула микрофон к губам.
- Значит так. Обзванивайте всех, кто с телефонами, пусть предупредят остальных, чтобы туда не возвращались. И вообще в городе оставаться опасно. Когда Алису встретят, пусть везут её в Дьяково. Обычным составом. А сами туда давайте прямо сейчас, всё подготовьте. Нет, без деда. Его сегодня уже ловили. И он вас засветит, и вы его своей оравой. Я сама с ним подъеду. Пусть ждёт меня в ближайшей точке. Да, на Веерной. Достаньте там на меня что-нибудь цивильное. Ну, или подскажут, у кого. Трёх человек к Валерке. Трёх. Алеську с Лёшкой сопровождать. Нет, пацанов. С постов снимите. И попытайтесь дозвониться к Михалычу и Генке, как там они. Я тоже сейчас буду звонить, но подстраховаться не помешает.
Наушники Дашка снимала медленно, словно шапку при трагическом известии. Необъявленную минуту молчания нарушил Валерий. Подытожил с неуместной траурной торжественностью:
- Ну вот, зона - модель нашего общества. Упрощённая, в миниатюре. С неё началось, чтобы повториться по той же схеме в масштабах города, страны... Снежный ком. А Наталья Евгеньевна действительно в тюрьме в Брюсселе. Обвинение пока не выдвинуто, содержат под стражей до выяснения обстоятельств. И уже не знаю, что ей лучше будет пожелать...
Актёром Вагеин был скорее средним, чем хорошим. Типаж, нестандартная запоминающаяся внешность с налётом инфернальности, отличная дикция. Для успешно сыгранных ролей бандитов или ФСБшников в сериалах этого достаточно. А других амплуа в кинематографе эпохи отстоя практически и не было. Даже в костюмированных инсценировках на тему отечественной истории.
Но и талантливому актёру не всегда удаётся, играя в жизни, избежать разоблачающей театральщины.
Поэтому Юля легко распознала в признаках тревоги, проступающих в движениях Дмитрия и скользящих смазанной тенью по его бронзово спокойному лицу, не слишком убедительную игру. А если и равнодушие, и тревога наиграны, значит, он вернулся с хорошими новостями.
Так и случилось.
- Ну, что я говорил? Глазьев уже здесь. Считай, конец света отменяется.
- Ой, правда? - новость действительно обнадёживала. - А кто ещё?
- Пока только он. Но теперь уж за ним потянутся наперегонки, будь уверена. Машину его, правда, по дороге обстреляли. Причём дважды. Первый раз вообще мимо, во второй дверь помяли. Странные какие-то снайперы пошли, не находишь? Дилетанты.
- Думаешь, просто хотели напугать?
- Ну! Причём не слишком в этом усердствовали. Так, для порядка.
Юля покачала головой - скорее пытаясь отогнать липнущие остатки скепсиса, чем в самом деле возражая:
- Тем не мене, силовики пока молчат. И это плохо.
- А с чего ты взяла, что они действительно молчат? Тебя что, должны обо всём информировать?
- Нет, но...
- Какие там внутренние разборки идут и какая торговля, это не нашего ума дело, - пресёк Вагеин все возможные возражения. - Исход уже очевиден. Против Императора и премьера одновременно эти таинственные непоименованные фрондеры не попрут. Кто бы на самом деле ни входил в их ряды.
Свинцовый взгляд Вагеина задержался на Алисе, стал ещё пристальней и тяжелее - и, разумеется, бесшумно утонул в дерзко распахнутой синеве её глаз. Юля, истолковав паузу по-своему, мысленно улыбнулась: нашёл, кого опасаться! Но громоздкая связка ключей уже вновь вертелась на пальце, как пистолет Робокопа, звеня и... звеня.
- Алиса, - Дмитрий медленно приближался к ней, предупреждающе протягивая левую руку, чтобы подхватить девочку под локоть, - тебя просили посидеть здесь...
За открывшейся глухой дверью виднелись туго уставленные папками полки во всю высоту. Нет, не стеллаж вдоль подсобки - действительно такая узкая. И, судя по планировке, без окна.
Алиса, мельком оглядев пыльную конуру, с поднятой головой шагнула через порог. Замерла, медленно обернулась через плечо:
- Передайте Императору - нехорошо не выполнять обещаний!
Чеканная интонация не могла не смутить даже повидавшего виды Вагеина.
- Я к нему не вхож, - пробормотал он.
- Ничего. Цепочка ведь работает. В оба конца.
И резко потянула на себя дверь.
Вагеин продолжал её крепко держать с другой стороны, поэтому закрылась она медленно и плавно.
И словно нерв Юле прищемила.
Архетипически памятная картинка из детства: хрупкий силует девочки в узкой тающей полоске света. Кирпичная стена. Взгляд... другой, внушающий надежду и оптимизм. А этот - как отчаянье затравленного зверька.
Беляков был бы доволен таким кадром...
Тихо звенящая в памяти струна - нить, уходящая куда-то в прошлое - вдруг лопнула с надрывным стоном. Под тяжестью настоящего. Нестыковку мог не заметить лишь слепой на всю голову.
Всё в порядке, говоришь? Премьер, говоришь, приехал?
Нет, актёрские способности Вагеина Юля недооценила. Развели как пацанку!
- А что случилось? - с профессионально имитируемым равнодушием спросила она. - Ты же говоришь, напряжённость спадает, исход очевиден. Так зачем её запирать?
Дмитрий ухмыльнулся. Он-то тоже профессионал...
- Опасности и нет. Просто сюда ещё народ подтянется, не надо, чтобы её видели.
(Это после того, как её по телевизору увидела вся страна? Он Юлю совсем за идиотку держит?)
- Ну, и где этот народ? И почему я здесь до сих пор как коза на привязи? Я же к эфиру не успею подготовиться.
- Ты ведь слышала: Глазьев приехал. Сейчас будет выступать, вся сетка соответственно смещается. Отдыхай пока!
Ага, у него на всё готов ответ!
- А почему, - невинно-вкрадчивым голосом поинтересовалась Юля, - мы тут без телевизора торчим? Или я не должна быть в курсе событий?
Вагеин вдруг искренне расхохотался.
- Ой, ну почём я знаю... Юль, это допрос или как?
- А мне вот тоже интересно: неужели я похожа на дурочку?
По довольной ухмылке собеседника Юля запоздало поняла, что вторично попалась в ловушку. С Вагеиным она была не на очень уж короткой ноге, но успела познакомиться достаточно, чтобы убедиться: всё, что о нём рассказывают - правда. В том числе и о его манере общения с женщинами в стиле евреиновского "театра для себя". Вот и её он сейчас провёл от обманчивой надежды через тревогу и страх, начал на гнев раскручивать. Классика!
(Лишь бы до извращений не дошло...)
А может быть, и правда, всё в порядке? Слишком уж он спокоен и нагл.
- Хорошо. Давай поговорим серьёзно.
Морда утюгом. Новый поврот игры или...
Вынул из кармана какую-то карточку, медленно переложил в другой. Словно фокусник, достал чекушку молдавского коньяка (а какой ещё бывает в останкинском буфете?) и плитку шоколада в зелёной обёртке.
- За нашу победу?
- Я из горла не пью - воспитание не позволяет.
- Ты и впрямь как не на телевидении работаешь! - Вагеин скосил взгляд на стеклянную горку в углу кабинета с обычными памятными фенечками на полках. - Спорим, что там внизу рюмок достаточно?
- Не сомневаюсь. Вот пойди и принеси.
Ответная наглость - универсальная тактика. Особенно если неизвестно, куда противник собирается повернуть.
Две водочные стопки действительно дополнили аскетический натюрморт - пепельница, шоколадка, телефон...
- Я ведь понимаю, что тебя тревожит. - Дмитрий уже отвинчивал пробку. - Отец молчит, на связь не выходит. А тут тебе ещё никак не выпишут пропуск, теперь вот эфир переносят...
- Не полную! Ну, допустим, да...
- Значит, за здоровье Юрия Викторовича?
Главное, держать себя в руках. Представь, что камера в лицо. Спокойствие...
- Дима, не тяни резину! Тебе что-то известно?
Нет, он, сволочь такая, запланированную паузу должен выдержать.
- Определённо ничего. Но... если бы он был во фрондерской команде или хотя бы под подозрением, то ты бы так без пропуска и сидела.
Всё-таки сумел её подловить. Захлопала глазами:
- Так... я ведь и сижу...
Вагеин театральным жестом хлопнул себя по лбу.
- Ой, извини! Я ж его тебе не отдал. Склероз!
Он снова извлёк уже мелькавшую у Юли перед носом картонную карточку. Отдавать ей не спешил, стал рассматривать с обеих сторон. Девушка, забыв о зароке прятать эмоции, грубо выхватила:
- Идиот! Сразу не мог, да?
Тут же чертыхнула себя за вспышку, но было поздно. Вагеин укоризненно качал головой:
- Вот она, благодарность! Вместо того, чтобы в щёчку на радостях чмокнуть...
- А ещё куда? - сердито проворчала Юля, рассматривая пропуск. Вроде бы настоящий. Хотя (паранойя начала прогрессировать) могли и... Да нет, кому нужна такая многоходовка?
- Гм, а что, есть варианты? Прошу огласить весь список возможных точек!
- Хватит, а? Мы не на записи "Амбразур"...
- О, да! Здесь другие амбразуры. Без подсадок. Может быть, всё-таки выпьем?
- Может быть, - Юля нехотя чокнулась. Откровенно сивушный запах развеял и без того отсутствовавшие иллюзии насчёт канонического достоинства напитка, поэтому смаковать смысла не было. Опрокинула залпом.
- Брр, гадость!
- Ну да, суррогат. А ты чего ожидала? Вот погоди, доживём до банкета...
Но по мозгам сильно ударило. Конечно, на фоне всех переживаний... Комната слегка качнулась, нити тягучей теплоты расползлись по телу.
- Ты как маленькая девочка - пьёшь и не закусываешь! - Дмитрий рвал фольгу, заботливо ломал плитку. - Шоколад, конечно, тоже суррогатный. Орехи вроде бы настоящие. Превед, моск!
Орехи, ага. Крошки, наполняющие какао-соевую смесь. За удвоение ВВП приходится платить торможением темпов развития лёгкой и пищевой промышленности, дефицитом предметов потребления... она ещё пару лет назад думала, что это слово может относиться только к бюджету...
Мысли куда-то в сторону плывут. Нехорошо. С этим типом нужно держать ухо по-эльфийски. Востро, то бишь.
- Дим, - Юля вдруг вспомнила о девочке, - а насчёт Алисы, получается, тоже никаких распоряжений не было? Ты её сам, по своей инициативе запер, чтобы меня попугать, да?
Тот нахмурился лишь на миг, она и не заметила.
- А что? - спросил осторожно.
- Ну, может быть, выпустишь? Спектакль ведь, я так понимаю, окончен...
Вагеин снисходительно усмехнулся - наивный ребёнок! Разве у него бывают одноактные пьесы?
- А если я просто хочу побыть с тобой наедине? - и свинцовые шарики выступающих глаз нахально заскользили по изгибам её фигуры.
Юля попыталась охладить его презрительным сарказмом:
- Да?! А ты не поинтересовался, хочу ли этого я?
Где там! Брендовый вагеинский взгляд приобретал всё более раздевающую коннотацию.
- А я, знаешь, как-то не привык интересоваться такими мелочами...
Шаг в её сторону. Ещё один. Угол стола стал острым и твёрдым - острее, чем его колени. Не на шутку участившееся сердцебиение заколотило над ухом, тяжёлое дыхание взъерошило остатки причёски.
- Юль, ну что ты и впрямь как маленькая? Или я не в твоём вкусе, а?
- Нет, но я предпочитаю закусывать шоколадом. Пусть и суррогатным.
- Остроумно! - это уже шёпотом, на ушко, прижавшись колючей щекой. Сейчас начнёт его покусывать... Ну, точно! Предсказуемый до тошноты...
И - снова в лицо (она уже почти лежит на столе, упирается в крышку локтем), сверлит гипнотическим взглядом:
- Но твой стресс шоколадкой не снимешь. Здесь нужны радикальные средства...
Вот это он в точку! Чем бы его таким радикальным огреть? Бутылкой? Баян и пóшло. Вагеин всё-таки, а не Куравлёв. И если бы ещё бутылка была настоящая, не этот мерзавчик...
Пепельница!
Юлины пальцы уже шарили за спиной по столешнице, пытаясь нащупать килограммовый шедевр укуренного дизайнера. О! есть. А в этой кромке, измятой, как застывшая морская волна, таки есть ratio - можно удобно ухватиться...
Облако пепла, выросшее у неё перед глазами, выглядело до того красиво, что Юля слегка задержала удар. Возможно, это и спасло Вагеину жизнь. Ему и так мало не показалось. Удар пришёлся точно в висок, и Юля поняла, что "искры из глаз" - не всегда метафора.
Глотнув воздух, как засыпающий карп, Вагеин безумно уставился на Юлю, будто впервые её увидел. Или наконец разглядел.
- Нии... за! - почему-то прохрипел он и рухнул на стол. Упал бы прямо на неё, но Юля успела увернуться, выпустив уже ненужную пепельницу. Стояла и смотрела, как тот без сознания сползает на пол, сама не многим от него отличаясь в эти секунды.
Даже глухой удар о паркет перевесившего в конце концов тела не вывел её из ступора.
Вывел звон ключей, выпавших у него из кармана.
Подняла - ещё машинально. Отпирала Алису - уже понимая, что делает. И какие это может иметь последствия.
- Что с ним? - был первый вопрос девочки, напряжённо глядящей мимо Юли на лежащего посреди кабинета Вагеина.
Тот как раз заворочался.
- Да что с ним станется? Жить будет. Руки, может быть, станет меньше распускать. Ты лучше скажи: тебе действительно надо уйти? Пропуск у меня теперь есть.
- Да, но.. - Алиса замешкалась, наблюдая, как Юля решительно выдернула телефонный шнур из розетки и начала наматывать его на корпус аппарата. - Вы не должны из-за меня подставляться!
Решительность, с которой девочка была готова отвергнуть её помощь, до шизоидности неразрывно сочеталась с очевидной потерянностью и дезориентированностью Алисы перед лицом туманного - чужого! - будущего. Юля впервые по-настоящему вгляделась в два голубых бездонных колодца, в глубине которых отчётливо видела своё отражение - былую, беззащитную, заблудившуюся среди житейских развилок и тупиков. В Алисе, в её невообразимой силе и обезоруживающей слабости, культовая тележурналистка одновременно узнавала себя и то, какой она никогда не была и никогда не станет...
Сплошные антиномии. Но почему-то не напрягают.
Просто - младшая сестрёнка, с которой впервые свела судьба. Будущее которой каким-то не до конца понятным образом зависит от твоих действий без промедления. И, разумеется, собственное благополучие и даже жизнь в таких случаях - цена вполне адекватная.
С этой мыслью кусочки паззла, хаотично разбросанные по тем самым тупикам и развилкам, разом сложились в законченную картину. Бывает и так, оказывается.
- Когда-то, - медленно начала Юля, с трудом подбирая слова, - я должна буду... Короче, я тоже в Проекте. Если тебе эти слова о чём-то говорят - значит, я не ошиблась. И тогда не будем терять времени.
В том, что она не ошиблась, девушка убедилась прежде, чем окончила фразу. Перемена, моментально произошедшая с Алисой, стала для Юли самым большим потрясением этого сумасшедшего дня...
Вышли на цыпочках. Дверь Юля заперла на все три оборота. Телефон крепко сжимает под мышкой, пытаясь спрятать от ненужных глаз. Их, к счастью, и не нарисовалось до ближайшей урны, куда она положила его с заметным облегчением, весело подмигнув Алиске. Потом уж посты замелькали. Но тут уже без проблем: выписанный пропуск плюс служебное удостоверение... Да тут можно было и без удостоверения обойтись: узнаваемое практически всеми лицо и сответствующая ему фамилия на пропуске с нужной печатью - что ещё надо? Еле заметная улыбка, кивок - проходите. Девочка с ней. Ничего необычного.
Вот телефон мог бы и заинтересовать...
Алиса действительно ожила. Простые слова "я тоже в Проекте" стали заклинанием, расколдовавшим её субъектность из чёрного камня, в который та оказалась превращена. Мечом, разрубившим гордиев узел её рефлексии и размышлений о многополярности. Тысячу раз права была автор одной её любимой книжки: "Ответ нельзя получить. Ответом можно только стать". Юля спасла её не столько тем, что выводит из телецентра, сколько радостным и животворящим известием: Проект продолжается. Алиса не одна. Интергполовскому решению есть альтернатива. И борьба её по-прежнему имеет смысл.
Для Алисы это сейчас было важней всего.
А для Юли...
Возможно, она сходит с ума. Или, что вероятней, уже сошла.
Похожее ощущение впервые испытала в тот самый вечер, когда от нечего делать набрала в "Яндексе" своё имя и фамилию. Контекст первой же из ссылок заставил немедленно по ней перейти - чтобы изумиться окончательно. Мама долго ещё не могла без смеха вспоминать это растерянное лицо: "Там кто-то про меня написал... и так всё в точности!"
"Кого-то", спрятавшегося под странным псевдонимом с "и др." на конце, вычислили, конечно, быстро - тем паче, он и себя, любимого, в том эпизоде мельком упомянул.... Потом, правда, сообразили, что ничего особо уж инсайдерского там не было, почти все факты публичные, из открытого доступа, кто угодно мог такое состряпать. Но настоящий автор наделавшего переполоху незаконченного романа-фанфика особо не отпирался... К этому своему харьковскому двоюродному дядьке, с которым, впрочем, и виделась-то последний раз лет в десять, Юля относилась достаточно прохладно. Интроверт, себе на уме... Люди, которые много молчат, внушают естественное недоверие. Неудивительно, что и исчез он в конце концов сразу и так нелепо.
Роман, правда, был прикольный. Хотя и грузилово не слабое, особенно про цвельфов. Впрочем, она его только урывками читала. Распечатать полностью даже главу, где о ней говорилось, не хватило ни терпения, ни бумаги. А с монитора такой объём текста тоже не в кайф читать.
К тому же и новые главы выкладывались крайне медленно. Время от времени заглядывала, пока адрес не потерялся. О ней там больше речь не шла, ну и интерес естественно угас.
Но каким-то образом курс её жизненного русла сам собой начал пролегать в сторону упомянутых в той зарисовке из недалёкого будущего ориентиров. Она не вспоминала о них и уж тем более не подгоняла... порой лишь задним числом обращала внимание как на курьёзные совпадения, чтобы тут же забыть. Но факт - именно тогда, в девятом классе, она увлеклась журналистикой по-настоящему всерьёз, настолько, чтобы говорить о ней как о будущей профессии. И заговорила, давая решительный отпор папиным поползновениям насчёт ВГИКа... Бастион журфака МГУ был взят ею при поступлении практически без протекций и волосатых рук. И всё же какое-то непонятное покровительство она тогда ощущала. А может быть, просто везение, удачное стечение обстоятельств.
Обстоятельства и в дальнейшем продолжали складываться в заданном направлении. От участия в телепроектах поначалу отмахивалась - природная скромность склоняла более заниматься писаниной, чем лицом торговать. Но втянуло... а распробовав, поняла, что это действительно её призвание.
Так что роман заставлял вспоминать о себе всё чаще и чаще.
"Я тоже в Проекте" - так называлась последняя прочитанная ею глава. Теперь уже не узнать, было ли продолжение. Она, во всяком случае, его так и не дождалась, хотя наведывалась на сайт регулярно - с тех пор, как зимой 2006 года, после успешно преодолённой первой сессии, вновь случайно на него заглянула и обнаружила эту главу (вопреки обыкновению - только начало), а в ней очередное упоминание о себе. Полгода она проверяла его на обновление. Поначалу из чисто спортивного интереса, а затем на фоне всех этих маловероятных совпадений и прочей мистики откуда-то вдруг пришла и запала в голову мысль, что там действительно, в соответствии с логикой сюжета, должна быть важная информация, предназначенная лично ей. Тут-то девушка и сказала: баста! Так и крыша поехать может. К тому же очевидно, что автор его попросту забросил.
(Только не надо смеяться над Юлей, дети! Она же, в отличие от вас, не знает, что такое хронопетля...)
И вот теперь всё всплыло. Просто удивительно, как она могла не увидеть этого раньше. Да, в деталях в стране всё происходило совсем не так, как было там описано, но по сути достаточно точно. Потрясения, пришедшие когда антиутопия стала явью, были слишком большими, чтобы что-то с чем-то сопоставлять.
Да если бы даже и вспомнилось - разве можно было всерьёз ожидать Встречи?
Оказывается - да.
А запомнившееся ей название неоконченной главы было её репликой в этой драме. Играть в которой Юлю, собственно, никто не заставлял. Но никогда не пожалеет она о своём в ней участии. Чем бы оно ни оказалось для неё чревато.
...Между тем, уже первый этаж. Небольшой боковой холл с выходом в глухой двор. Наполовину демонтированная станция монорельса. Ряды временных построек. Как бы "коридор". А там... Надеюсь, Алиса знает, что делает.
- Алиса, там вроде было написано что-то о встрече возле Ярославского вокзала... Хотя не представляю, как ты туда теперь доберёшься.
- Доберусь, - уверенно ответила девочка. - Спасибо.
На вахте за стеклом - товарищ тоже из прибывших. Автомат на ремне. Главные посты они прошли, это уже почти формальность.
Сунула в окошко пропуск и удостоверение. Начал серьёзно изучать (ясно, канал "Культура" не смотрим. Жаль).
Телефонный звонок, ладонь на трубке. Юля, действуя по привычной схеме "напор и обаяние", протянула руку за документами.
Не сработало.
- Минутку.
После первых же неслышных слов с того конца провода охранник осторожно поднял на девчат взгляд, на секунду его задержав. И Юля поняла, что развязка не заставила себя ждать.
- Алиса, беги, я их задержу, - прошептала она. Где-то я слышал эту фразу. Только звучать она должна звучать иначе. Отчаянным, надрывным криком, готовым перейти в истерику...
- Да, понял, - голос охранника был подчёркнуто спокоен и равнодушен.
Алиса продолжала стоять рядом
- Не переживайте, Юля, - она слегка коснулась её рукой. - Всё будет хорошо. Наши в беде не бросают.
- Давай уже! - девушка сердито подтолкнула её к выходу. Почти как давеча Беляков.
Нет, совсем иначе. Не было в её голосе отчаяния и безнадёжности, переходящих в тупое равнодушие.
Отчаянность - была. Но ведь это совершено другое, не так ли?
- Эй, девочка, постой! - закричал охранник через стекло.
- Вы что-то сказали? - "переспросила" Юля, бросаясь на окошко, как на амбразуру.
И к двери будки они метнулись тоже одновременно. С разных сторон.
А телецентровская охрана, вынесенная на крыльцо, даже не пошевелилась, когда мимо неё, переходя на знакомый вам быстрый шаг, проскользнула Алиса. Их задача - задерживать пытающихся войти, а не выйти.
Потом, конечно, зашевелилась. Но было уже поздно.
Пейзаж за два с лишним часа изменился до неузнаваемости. Лёшка ошалело вертел головой, всё ещё не в силах вместить реальность вымерших жилмассивов, по-прежнему тянущихся своими нелепыми строениями в пасмурно молчащую пустоту, которую изредка и будто виновато рассекали одинокие голуби, лишь усиливая эффект виртуальности. Когда поезд мчал его с сопровождающими ребятами по открытому метромосту на "Пионерскую", жизнь в Филях текла обычным размеренным ходом. Гудки застали их как раз посреди оживлённого Кутузовского проспекта. В первые минуты ничего не изменилось. Лишь когда стало ясно, что смолкать этот рёв, похоже, не собирается, движение прохожих стало несколько быстрей и хаотичней. Самую малость. А уже вглуби кварталов вездесущие бабушки на площадках и балконах глазели по сторонам, делились друг с другом своими версиями происходящего, и любопытство во взглядах и голосах только лишь начинало перерастать в тревогу.
А сейчас обволакивающая тишина и безлюдность, просто физически невозможные для юга Москвы в конце рабочего дня, леденили кровь сильнее, чем туманные и в любом случае не внушающие оптимизма перспективы. Ветер, как назло, утих до полного штиля, ветви деревьев, облепленные, словно каплями крови, неожиданно проклюнувшимися почками, торчали неподвижно, как в наскоро слепленной 3D-модели.
Нет, на памятную ребятам обстановку времён мошковгейта и умиротворения это не было похоже. Воцарившуюся тогда панику пришлось гасить долго и жестоко. Народ выводы сделал... На собственной шкуре вырабатываются навыки выживания, которые не в состоянии привить ни самые талантливые фильмы-катастрофы, ни самые продвинутые компьютерные игры.
Единственным местом, где бурлила жизнь, оставался железнодорожный перрон. "Бурлила", впрочем, сильно сказано. Колыхалась, как студень на плоском блюде. Монотонно гудела, гася в общем гуле толпы беспокойство каждого. Прислушивалась к неожиданно возникшему шуму на проспекте, по которому вновь потянулись бэтээры, рассредотачиваясь от делового центра и сворачивая на Рублёвку. Скользила конгломератом вороватых взглядов вдоль опустело уходящих путей и, удостоверившись лишний раз, что опаздывающая на час электричка - это только начало, продолжала гудеть, обречённо, тихо и бессмысленно.
На платформу уже давно никого не пускали. И не выпускали тоже. Оцепление состояло из наряда железнодорожной милиции, усиленного Службой контроля метрополитена, подтянувшейся с закрытой станции. Прорваться через такой кордон труда не составило. Поползать, конечно, пришлось, так что Лёшка, оказавшись наконец в толпе, уже не комплексовал по поводу своего прикида, резко выделявшего его на фоне спутников (Алеська, как вы помните, тоже оказалась волею судеб одета в стиле "бомж"). Впрочем, смирившись с амплуа проектного трансвестита, он и Дашке у Валерия предлагал одеждой обменяться, если вдруг на неё не найдётся ничего "цивильного". Но Алеська категорично и даже с раздражением, явно проступающим сквозь насмешку, заявила: "Ты же не влезешь... да и высохнуть не успеет". Даша вообще-то не намного меньше неё, а кофта ей заметно велика - но не начинать же спор по таким пустякам и при свидетелях?
- Ну, что они пишут? - нетерпеливо допытывался Славка.
"Они" - это ребята с ближних постов, пытающиеся сесть на Беговой. Народ из зоны уже уехал по Киевской ветке, следом за ними собирается и Дашка с Булычёвым, дожидающимся её в Матвеевском, куда девочка, небрежно кивнув на прощанье, решительно зашагала сквозь безлюдные с недавних пор заросли. А они вот Смоленское направление штурмуют... и пока без видимых успехов.
- Что-что... Пока о поезде ничего не слышно. И не факт, что он пойдёт с остановками, - Светка, девочка лет тринадцати с естественно-пепельными волосами и таким же бесцветным взглядом ткнула ему в нос пока ещё живой экран мобилки. МТС своих клиентов уже отключила, регулируемо конкурирующая с ней ПЧ-линия пока работает, но пользоваться ей теперь небезопасно: анонимизатор, поддерживаемый Валерием со товарищи, как раз использовал сосуществование в Москве двух сетей мобильной связи.
- Может быть, всё-таки успеем, того, узнать, в какой они вагон сядут?
- Если сядут, - с нажимом повторила Светка. - Сейчас объявят, что посадки не будет - и паспортный контроль на выходе. Чем не вариант?
- Да тем! Людей до темноты в пригород выпустить надо или как? А контроль уже того, был, похоже.
- Не думаю. Ты же видел - все на станцию повалили, ментам просто не пробиться было.
Алеся уже поняла, что Славка со Светкой яростно оспаривают друг у друга роль старшего в группе (постоянно молчащий Славкин ровесник, имени которого она до сих пор не узнала - явный ведомый). Ещё она заметила, что Даша без восторга восприняла появление их обоих в качестве сопровождающих лиц. Со Славкой всё ясно, самовыдвинулся, чтобы поближе к Алеське - но вот Светка почему-то заставила её нахмуриться сильнее... Впрочем, сейчас девочке было не до того: Светкина тревога (да и Славкина - очень уж неумело он её скрывал) передалась и ей. С Дашкой всё было иначе. Когда она предложила отправиться вместе с ней за Лёшкой, Алеся под магией её спокойного и уверенного взгляда напрочь забыла и о спецназе на острове, и о засаде на проспекте, и о затянувшемся блуждании по Подземью. Просто целиком доверилась Даше, её опыту. И точно! Через железнодорожные пути, по унылому Очаковскому шоссе, затем вдоль прямого и такого же бесконечного Аминьевского, на этот раз то и дело сползая подальше от обочины в посадку, под мостом, другим - и вверх от змеисто петляющей Сетуни сквозь аэродинамически продуваемые кварталы уверенным хозяйским шагом прямиком к подъезду Валерия... За разговорами в пути и бояться некогда было. У них оказалось гораздо больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. Даже удивительно.
Теперь страх постепенно возвращался. То, что Государь и крокры оказались по разные стороны баррикад, а стражи порядка и сами не знают, где законная власть и чьи приказы они в конечном счёте выполняют, лишь усиливало напряжение.
На перрон не пускали по-прежнему, но ощущение тесноты возрастало. Алесю настолько плотно смяли с боков, что дышать стало тяжело и перед глазами вновь замельтешили зайчики, похожие на эмбрионы позвоночных. Славка, отвоёвывая пространство, активно орудовал локтями и не по-детски ругался, но это мало помогало. Толпа уже эволюционировала до состояния неразумного, но мобильного сверхорганизма, выжить в котором, если уж туда попал, можно лишь безропотно подчинив свою волю его - тупой и всесокрушающей. Эта воля и сжимала сейчас превращённых в клетки индвидуумов, двигала их в плотно сбитых рядах всё ближе к краю платформы. И Алёша вдруг ощутил Славкину правоту: если поезд попытается пройти мимо, толпа просто выплеснет свои передние ряды прямо на пути, чтобы его остановить, без колебаний пожертвовав частью ради целого. И укротить её можно будет лишь теми же методами, что давеча в зоне. А уж этого постараются не допустить...
...Так и произошло. Электричка, запыхтев, едва успела раздвинуть двери под напором вожделеющей её толпы. Ребят внесло там, где стояли, пробраться к нужному вагону не было бы возможности даже если б мобильная связь в городе к тому времени не отключилась окончательно. Впрочем, они по договорённости держались ближе к голове, есть шансы встретиться со своими в поезде. Толпа, удовлетворившая похоть и отсегментированная по замкнутым клеткам, заметно присмирела, нашим героям удалось даже пробиться к окну на месте снесённой сидячей секции (особенность подмосковных электричек лукашинско-снежковской эпохи, позволяющая увеличить их заполняемость). Состав к тому времени уже набирал скорость вдоль пустынной улицы Петра Валуева (б. Ивана Франко), уходящие вдаль из-за по-весеннему обнажённых деревьев ряды невысоких домов листало, словно страницы оставленной на ветру книги. Резкий - без ожидавшейся остановки! - поворот на юго-запад навстречу Можайскому шоссе, желоб Кольцевой, вознёсшийся на курьих ножках, между которыми и нырнул поезд... в этот самый момент динамик прохрипел что-то неразборчивое. Пассажиротолпа, которую инстинкт самосохранения в состоянии сделать чрезвычайно дисциплинированной, моментально умолкла.
- Гррражне псажигрры, - повторил ржавый скрежет, - электропоезд не делает остановок на станциях Сетунь, Немчиновка, Трехгорка...
Ропот прокотился по вагону. Так, вполсилы. По-настоящему он возрос, когда выяснилось, что уже без всяких объявлений поезд проследует без остановок почти через всё Одинцово. Но стоп-кран никто так и не дёрнул - в вагонах толпа гораздо управляемей, чем на открытом пространстве. А когда электричка всё-таки замерла и матерящийся народ двинулся к выходу, чтобы, апостазируясь от Толпы, превратиться наконец-то в самих себя, их пыл был заметно охлаждён предсказуемой и грозящей затянуться ещё надолго паспортной проверкой на станции.
Впрочем, свободней в вагоне почти не стало.
- Всё! - командир резко убрал руки со штурвала и откинулся на спинку кресла. - Больше никаких котов в мешке. Или вы называете конечный пункт, или...
- Или? Я не понял! - процедил сквозь зубы Мурашкевич.
Китаец взорвался:
- Чё ты "не понял", фраер дешёвый? У нас керосин на исходе. Думаешь мне не по хрен, взорвёмся ли мы от твоей пукалки или просто свалимся над Тибетом? Или вот ему, или пассажирам. Да нас - рать! Ну? Что клешню сцепил, козёл (motherfucker)?! Разжать слабò, да?
Денису на мгновение показалось, что капитана действительно несёт. Но вглядевшись в щёлочки его спокойных глаз, понял и оценил рискованую игру.
Что ж, поиграем и мы. Пальцы Полковника заметно дрогнули. Нервно так.
В кабине воцарилась гробовая тишина.
- Рать, говоришь? - переспросил террорист. - Ну-ну...
- Слушай, парень (chap), - не выдержал Стив, - зачем тебе это всё?
Вот этого и впрямь захлестнуло. Даже не заметил (или проигнорировал) предупреждающий жест командира.
- Тебе не понять, - спокойно ответил Денис. - Если хочешь, я спасаю Галактику.
Командир тяжело вздохнул. Нелепая фраза прозвучала чересчур серьёзно. Или он очень хороший актёр, или действительно сумасшедший. В последнем случае шансы на спасение стремятся к нулю.
Мурашкевич вытер со лба пот - рукой с пистолетом.
- Хорошо, -медленно сказал он. - Держитесь указанного курса и приготовьте нам два парашюта.
- Три парашюта, - раздалось из-за спины.
Все резко обернулись.
На пороге кабины стоял Лас.
- Три парашюта, - повторил он. - Отец Эндрю - с нами.
Священник действительно маячил за его спиной.
- Минутку, господа, - отрывисто бросил Денис экипажу и метнулся к выходу. Больно заехал Ласу локтём в живот и тут же упёрся стволом в рёбра о.Андрею:
- Ну, что случилось, поп? От страха совсем крышу сорвало?
Тот, как ни в чём не бывало, окропил Полковника мягким, но требовательным взглядом:
- Ваш друг сказал, что ваша конечная цель - Россия. Моя - тоже...
- Чего?! - (так как же всё-таки будет по-английски "чего"?)
- Это мой последний шанс.
Денис не сразу нашёл, что ответить.
- Хм... мы ведь можем и не добраться. И встретить нас могут не так, как хотелось бы.
- А какая разница? - риторически спросил Андрей, и Полковник опять подвис. Вернул его к жизни протяжный стон Ласа, разогнувшегося после нанесённого удара.
- Слушай, батя, - Полковник неожиданно перешёл на русский, - я недолюбливаю тёмных лошадок, понимаешь? Я ведь помню тебя, Кураев. Помню выступления и статьи против лукашинской России... Я даже не спрашиваю, на что ты можешь рассчитывать там после этих филиппик. Мне просто не верится, что за такой короткий срок у тебя самого мог произойти переворот-переворот в мозгах из края в край - так, чтобы настолько...
- А всё очень просто, коллега, - тихо ответил священник. - Я никогда не скрывал, что у христиан "готтентотская этика". Благо то, что служит пользе Церкви - потому что абсолютной ценностью является она, а не абстрактные моральные принципы. Глобализация зло не сама по себе, а потому, что не мы во главе этого процесса оказались. Что касается Лукашина... Тогда казалось, что его режим и реформы лишь усугубят кризис в обществе, если не доведут до окончательного краха. Прошедший год показал, что мы - и я в том числе - ошибались. А если эта власть приносит реальную пользу моей стране, то я как патриот и имперец обязан по мере моих скромных сил сотрудничать с ней, а не киснуть в глобалистском лагере, объективно работая на другую сторону в Противостоянии. Смена вех, если угодно. Помните, что писал о большевиках, скажем, Шульгин?
У Ласа, который ещё не до конца оправился от железного локтя Полковника, в голове настойчиво крутился обрывок какого-то евангельского сюжета. Точнее, фраза: "не знаете, какого вы духа". Но контекста он так и не вспомнил, а потому не рискнул её ввернуть, чтобы не попасть впросак.
- Погодите, - прохрипел он. - Что-то у вас всё так сплелось - Церковь, Россия... Не вы ли мне ещё пару часов назад внушали, что РосПЦ - это не православие, и не христианство, и вообще религия антихриста. А теперь, как я понимаю, готовы вернуться в её лоно?
- Меня беспокоит именно Россия, её интересы. А Церковь - что? с ней ничего не случится. "Врата ада не одолеют". Былая наша бескомпромиссность, а с другой стороны, чрезмерная миролюбивость уже привели к тому, что здоровые патриотические силы оказались под влиянием всевозможных "ревнителей" и просто авантюристов. Вправе ли я оставить им на растерзание страну, церковную паству? И вправе ли находиться в рядах глобалистского "офанаревшего" православия? Ведь так или иначе его общественная позиция направлена не против Лукашина с его тараканами. И не против РосПЦ с её теологуменами (ересями я бы их назвать всё-таки поостерёгся - под конкретные соборные анафематизмы не подпадают, а Никосийское заявление канонически нелегитимно). Против России как таковой - вот в чём трагедия...
Лас вновь почувствовал, как его убаюкивает голос священника, нагромождение малознакомой терминологии. Палуба поплыла под ногами... и вдруг Лас чуть ли не физически напоролся на скрещение стальных пристальныхх взглядов Дениса и преподобного. Полковник не слушал отца Андрея, а просто откровенно буравил его глазами. А тот, ничуть не удивляясь, отражал его взгляд и как ни в чём не бывало продолжал аргументировать своё неожиданное решение. Непонятно кому - но какое это имеет значение.
Наконец взгляд Дениса вздрогнул и прогнулся. Тот перевёл его на Ласа, затем вновь на священника. Улыбка запуталась в усах, но Полковник так и не смог её остановить. Лас удивлённо смотрел на друга, а преподобный, похоже, ничего не замечал. Или он вообще не способен удивляться?
- ОК, - сказал Денис, едва сдерживая немотивированный смех (а в кого, по-вашему, Алеся?) - Три парашюта.
Квартира, куда должны были занести "ксиву" Козубу, а заодно и Булычёву, находилась, как и жилище Валерия, неподалёку от зоны, только в другом направлении - к центру вдоль железнодорожной ветки, идущей по гораздо более безлюдной местности. Поэтому закономерно, что Игорь Всеволодович оказался именно там, даже не удивив своим появлением Михалыча:
- Гора, значит, не идёт к Магомету? Вот держи - удостоверение, регистрация... Только боюсь, мы здесь надолго.
Показушно беспечное настроение, а глаза не смеялись: о случившемся в зоне он уже знал. В новостях вообще не было недостатка. Мобильную связь почему-то долго не отключали. Она, в отличие от Рунета, покрывала только столицу, система учёта абонентов, слежения за звонками и сообщениями считалась безупречной ("Олухи!" - комментировал эту систему Валерий, рассылая по телефону скачанные из глобалистского Интернета спутниковые фотографии движущейся к Москве танковой колонны).
Но вскоре сотовая лавочка закрылась, а информативность официальных новостей останкинского телемарафона достигла нулевой отметки. Ни то, ни другое оптимизма, разумеется, не внушало. Возобновилось обсуждение происходящего, так бурно, что хозяйка поспешила включить музыку, заглушая соседям слишком откровенные для такой звукоизоляции разговоры. Булычёв впрочем, в них не почти участвовал - не из страха быть узнанным (мало ли кто на кого похож), а небезосновательно считая себя не вполне в материале. Михалыч с отцом Олегом неожиданно ушли в новый межконфессиональный междусобойчик (да такой эмоциональный, что Славка уж порадовался бы), остальные - хозяева, "курьер", доставивший фальшивые документы, двое вписавшихся в квартире нелегалов - пытались строить прогнозы, один нелепее другого, и каждый слушал преимущественно себя...
...Три звонка в дверь условленной длительности вывели Булычёва из реальной полудрёмы. Дашка. Преобразившаяся, аккуратно причёсанная, в ветровке с прозрачным кармашком на рукаве, куда вставлен ученический билет. Расчёт понятен - авось не заставят вынимать и не разглядят через пожелтевшую плёнку, что он напечатан на Валеркином цветном струйнике... Прошла в комнату, не раздеваясь, прямо к нему:
- Нам надо ехать.
- Далеко? - первая реакция спросонок.
- Не очень. За Звенигород, - стала объяснять Дашка, перекрикивая Тимура Шаова, который из динамика прямо над ухом требовал у каких-то "тварей" вернуть оптимизм (за десять лет, прошедших после памятного 17-го августа этот вопль стал настолько риторическим, а оптимизм - настолько абстрактным понятием, что песню даже запретить забыли).
- А мы из города сможем выбраться?
- Должны постараться. Хорошо, что у вас теперь документы есть. Хоть какие-то.
- Так они мне и помогут, если на проверку наскочим!
- Надо не наскочить. А гастарбайтерская регистрация лучше, чем вообще ничего. Про зачистку в зоне менты знают. А вы, мол, в городе в это время были. Ну и пытаетесь теперь уехать из Москвы...
- Легенда, в общем-то, правдоподобная, - согласился Булічёв. - Концов в зоне теперь всё равно не найти. А что там такое?
- Где?
- В пункте назначения.
- "Шкатулка" там хранится. Там все и соберёмся. Кстати... Инга! - позвала она хозяйку.
- Что, Даша?
- Тот пакет у вас далеко?
- На антресолях. Достать?
- Да. Игорь Всеволодович, я хочу, чтобы вы посмотрели...
Споткнувшись об зачем-то выставленную посреди тёмной прихожей полуторапудовую гирю, ещё раз поймала на себе взгляд Козуба с кухни. Тогда, у Михалыча, и голову в мою сторону не повернул, а тут такое внимание. Понятно, уже нашептали, кто я такая... Как меня это всё достало, если бы кто-нибудь знал!
Свёрток был тщательно укутан тремя газетными слоями. На глазах Булычёва из-под очередного императорского портрета на свет появился толстый бело-красный том со знакомым названием. Тот самый дебютный роман Дашиной мамы, так поразивший Козуба своим попаданием, харьковское издательство "Фолио"...
Игорь Всеволодович вопросительно смотрел на девочку.
- Олег её оставил тогда... вместе со "шкатулкой". Лично мне, в подарок. Там его пометки... может быть, они вам что-то скажут?
"И всё ж я твердо заявляю: полно братцы, хватит ныть! Что нас, первый раз кидают, так ужраться и не жить?" - продолжало греметь из соседней комнаты.
Ага, пометки... Подчёркнуты слова "Элис", "Дрейк", "Волк-17", 17 вертолетов "Ворон"... "Ха-ха!" - на полях возле характеристики героини, фамилия которой отдалённо напоминала Алисину и Наташину (как будет ругать потом себя Ольга за этого статичного персонажа и вообще за любовную линию!).
Несладко ему пришлось в последние месяцы, это ясно. Такое впечатление что напрочь забыл Инструкции и принципы проектной интерпретации текстов. Пытался найти информацию там, где её не было и быть не могло. И шаг за шагом погружался в отчаяние от того, что не находил. От одиночества и оставленности.
"Мы прорвёмся, да чего там! Что ж, совсем дурные мы? Начинай с нуля, босота! Кто мне даст пять штук взаймы?" - устало выдохнул бард, чтобы умолкнуть на пару секунд.
- Вот, посмотрите, - Дашка отлистала к нужной странице, заметно засаленной - то ли ею, то ли самим Бродягой. - Это о маме, да? Это по Проекту?
"В рамках проекта можно устроить тебе фиктивную смерть", - предложение было подчёркнуто с таким нажимом, что отчётливый след продавил три страницы.
Что ответить этому ребёнку, который настойчиво сверлит тебя глазами в ожидании чуда? Она же небось и встречу ему здесь поэтому назначила. Несмотря на весь форс-мажор хотела до отъезда показать, добиться ответа.
Понятно, что документированное свидетельство из прошлого воодушевит её куда сильнее, чем просто его слова. Хотя они и будут чистой правдой.
Подыграть ей? Это ведь даже не pia fraus. В конце концов, он действительно мог иметь в виду Ольгу. Или их обоих. Почему бы и нет? А фраза действительно могла быть проектной.
Нет, лучше правду.
И всю.
- Думаю, это он о себе, - вздохнул Булычёв. - И боюсь, напрасно. Ему улёта в будущее никто не готовил... в нашем сегменте Проекта, по крайней мере.
Потупленый стеклянный взгляд, сильно выпяченная нижняя губа... Старая детская гримаса, которую она в себе ненавидела и нещадно изживала за последний год, как и многое другое, днём и ночью твердя мантру "Надо быть сильной". Сейчас сдалась без борьбы.
- Даша, послушай, - торопливо начал Игорь Всеволодович. - Я ведь уже говорил о роли твоей мамы в Проекте. Особенно в будущем. О её незаменимости... Поэтому гарантированно могу сказать, что она жива. Иначе бы меня здесь просто не было. Не возникло бы никакого канала, понимаешь?
Дашка продолжала глядеть на него молча и не мигая.
- Есть у тебя проектное доказательство! Не там, где ты думала, но есть.
- Хорошо, - перебила девочка, - а его тогда почему не спасли? Если не "незаменимый", то и фиг с ним, да?
Она вновь была на грани того, чтобы вспылить. И эта грань становилась всё тоньше, вот-вот треснет.
- Зря ты так. Проектная защита у него была. И безотказная. Если крокрам, как намёкала Алиса, удалось его схватить, то по его собственной воле. Однозначно. Другое дело, почему он так поступил...
- А это и к бабке ходить не надо, - зло огрызнулась Дашка. - "Почему"... Откуда ему было знать, что защита действительно безотказна, и его не поймают тогда, когда он будет знать слишком много?
- Знал, - решительно возразил Булычёв. - О защите ему было известно достаточно, чтобы ей доверять.
- Ей. А себе?
- Это да. В себе никто окончательно не может быть уверен. Ну так... надо бороться...
- А если нет сил для борьбы? Если из-за него страдают те, кто рядом - на них-то защита не распространяется. А охота идёт...
- Это он тебе говорил?
В принципе, можно было и не уточнять: в Дашкиных словах отчётливо звучали чужие интонации.
- Да. Вот вы, скажите, как на его месте поступили бы?
Если она и хотела застать Булычёва врасплох этим вопросом, то напрасно.
- Скажу. Прежде всего, ограничил бы круг общения. Оборвал бы контакты со всеми друзьями и знакомыми, с которыми этот режим не в ладах...
- А он так не смог. Не вынес одиночества, - тихо ответила Дашка.
Она прокручивала в памяти обстоятельства их ноябрьской встречи, эту давно не стриженную бороду, затравленный и потухший взгляд... Целая вечность прошла с тех пор, как он впервые повился на её горизонте. Тогда долго не мог найти их с мамой в лабиринтах чудовищного автовокзала, раскалённого необычайно знойным летом, дозванивался по разряженному мобильнику, чтобы расконнектиться на полуслове, и Дашка успела проникнуться к нему предубеждением прежде, чем они наконец встретились. А потом неожиданная симпатия с первых секунд, ощущение встречи с близким родственником после разлуки, растущее против воли, преодолевая отчуждение не располагающего к себе колючего унылого взгляда, который если не блуждал по сторонам, избегая прямой встречи глазами, то смотрел сквозь тебя вдаль или в стену, словно ты пустое место. C этим смирилась быстро - nobody's, так сказать, perfect. Тяжелее было, когда поставили перед фактом, что он войдёт в её жизнь в качестве отчима...
Нет, она к тому времени уже почти не надеялась, что у родителей склеится. Два года жизни по новым правилам приучили воспринимать эти правила как должное. Но именно поэтому Дашка подсознательно боялась перемен. Даже просвет в перманетно длящемся ремонте квартиры, долгожданное обновление её комнаты (тоже, впрочем, до безобразия затянувшееся), не столько воодушевляли девочку предвкушением новизны, сколько беспокоили. Она, конечно, и сама этого не понимала и не смогла бы объяснить. Как раз в эти дни парламентский кризис на Украине достиг своей кульминации, и царящее вокруг нестабильное настроение, балансирующее маятником от тревоги до фаталистического равнодушия, не могло не передаться интуитивно ребёнку, весьма далёкому от перипетий бессмысленной борьбы и давно для себя решившему: "Все политики - дураки". Кульминация тут же сменилась неожиданной и ошеломившей многих развязкой, которая, окончательно определив расстановку сил на Великой Шахматной Доске, и сделала пресловутую бифуркацию по-настоящему неизбежной, а Алисин мир - действительно неосуществимым. Тогда это мало кто понимал. Не понимал и сам Бродяга. Он просто это знал. А потому, воссев вороном на придорожный столб у развилки, возгласил над ней песнь Джубджуба, дописывая изначально ему ненавистный, а в процессе окончательно опостылевший рóман. Который, впрочем, как и предупреждал в своё время автор бессмертной "Крономахии", так и остался незаконченным.
И потому так неожиданно серьёзно и по-взрослому звучали тогда слова его поздравительной открытки на Дашкино девятилетие. Заканчивающиеся неизменным "Прорвёмся!" - приевшимся, как и всякий боевой клич, не утративший актуальности. И неизвестно, когда утратит. И утратит ли.
- А почему его называли Бродягой? - спросил Булычёв, чтобы как-то разрядить напряжённое молчание.
- Не знаю. Вообще-то его позывными было "рейнджер", а это как бы перевод.
- Игра на многозначности, понятно, - кивнул Булычёв.
- Угу. А ещё он называл себя Наганами...
На Булычёва это слово произвело совершенно неожиданный эффект.
- В смысле? - растерянно переспросил он.
- Ну, то же по-японски. Дословно "плывущий по волнам", как-то так.
- Вообще-то это читается просто "руро", по ону. Вернее, Рурони, если о человеке...
- Я знаю. Он говорил, так прикольней.
- Да уж, приколист, - проворчал Булычёв. - Тройное правило налицо. Причём, как для японского, так и для космолингвы.
- А что с космолингвой?
- Во-первых, если опустить гласные, получаются двойные инициалы Наташи, в имя которой преобразовывался и его ник на Миелофоне.ру. Алискино "Прорвёмся!" на космолингве выглядит как ŋнм, - он записал транскрипцию на пыльной поверхности секретера и тут же стёр. - Но здесь "нг" - одна фонема, гласную не вставишь. А вот такое слово да ещё именно в этой огласовке кое-что говорит лично мне. И... проще предположить, что это совпадение.
- Почему? - Дашкины глаза, блестящие нерождёнными слезами, были заметно упрямей и требовательней, чем обычно.
- Получается, этот сигнал именно мне адресован. И кто его тогда мог ему передать?
- Алиса! - пожала плечами Дашка. - Она ведь к моменту их встречи уже знала, что вы здесь будете. Я имела в виду, будет знать.
- Да, но этот ассоциативный ключ всплывёт в будущем гораздо позже её второго визита. Уже и канал давно заморозят...
Даша задумалась, забавно наморщив лоб.
- Погодите... Алиса же может узнать его от вас здесь. Напрямую при встрече или, скажем, через меня.
- Если б всё было так просто, - хмыкнул Игорь Всеволодович. - Петли в любом случае не избежать. Могли, конечно, мне эту ассоциацию в будущем специально подсунуть... Но как? Выходит, мивовцы продолжали вести Проект, направлять информационные потоки... Нет, это невозможно!
- Почему?
- Я все эти годы там полностью контролировал ход постпроектных работ. Реально контролировал, без дураков. Фильтровать данные не могли - это бы ещё сильней увеличило группу обеспечения, а значит, и следы, которые надо заметать. И так до бесконечности. Нет, исключено... И потом, почему от меня скрывали моё будущее участие?
Девочка печально усмехнулась:
- Это, по-моему, естественно...
- Это по-твоему естественно. А не "по-ихнему"... Здесь дело не во мне: шифровались от всего МИВа. Думаю, кроме Алисы и Дика Темпеста правды вообще никто не знал. Высший уровень хронобезопасности. Число людей, которые в курсе, что Проект продолжается, должно быть сокращено до неизбежного минимума. Я могу это объяснить только так. А значит...
- Значит - Метапроект?
- Да. А если уж мы не можем обойтись без гипотезы о его следе, то проще предположить, что информация была передана действительно Олегу. И он дал мне это понять. Чтобы тебя в Проект инициировать тоже ведь надо было или совсем спятить, или знать, что делаешь. И тогда... его и в самом деле могли эвакуировать. Не наши, на пару столетий позже.
- Вряд ли, - Дашка категорично замотала головой. - Вы бы видели, как он страшно выглядел... Не похоже, чтобы у него оставалась хоть какая-то надежда. Я почему и решила, что он маму имел в виду, а не себя... Тоже не сразу поняла, потом. Быстро всё было. "Шкатулку" велел первым делом перепрятать подальше и понадёжней, не откладывая. Очень на этом настаивал... И через месяц эта облава. Не хочется верить, что это его раскололи, но...
Булычёв молчал, машинально продолжая листать веером страницы романа.
- Здесь ещё одна интересная пометка, - сказала Даша. - В самом конце.
...Приписанный персонажу романа текст довольно известной песни одного местного барда нарезан на строфы, перемежаясь прослойками тонких авторских абзацев. Одно четверостишие аккуратно обведено пастой того же цвета, что и большинство пометок, судя по всему, более поздних:
"Брось, я никакой здесь неудачи не вижу. Будь хоть трубачом, хоть Бонапартом зовись. Я ни от кого, ни от чего не завишу. Встань, делай как я, ни от кого не завись".
И знак вопроса на полях той же ручкой.
А поверх него тупым плохо заточенным карандашом - наезжающее на текст размашистое: "Да!"
Игорь Всеволодович облегчённо вздохнул:
- Видишь, значит, у него действительно не оставалось никаких иллюзий насчёт "улёта" и "фиктивной смерти". Просто поступил так, как видел нужным, чтобы не предать ни Проект, ни друзей, ни себя.
- Да, но только от этого ни черта не легче.
- Как сказать...
- А не надо ничего говорить! Идёмте, мы и так уже задержались... Чем дольше тянуть, тем труднее будет выехать.
Отблески лунного серпа холодно растекались по нависшим над головами горным уступам. Светлячок с трудом угадываемого вертолёта застыл мигающим поплавком у края Вселенной, опрокинутой над этим адским провалом.
- Чего он висит на одном месте? - нервничал священник.
- Без понятия. Бензин, наверное, кончился, - невозмутимо ответил Денис.
- Офигительно остроумно. Главное, свежо. Ты уверен, что это не твои?
- Сто процентов. Мои бы уже давно сигнал подали.
- Какой? - быстро, как бы невзначай спросил отец Андрей и тут же нарвался на ехидный смешок Полковника:
- А тебе, батька, не всё равно? Не кипешись, всему своё время.
- Махно тебе "батька"! А если не твои, значит, уже другие по нашу душу. И непонятно тогда, чего мы тут светимся на виду...
- А что ты предлагаешь? Спрятаться? Давай, только его на себе тащить будешь.
- Да могу я идти! - вмешался Лас. Его, говоря по совести, охватил глубокий пофигизм. Страх и тревога о будущем, перечёркнутом идиотской причудой Дениса, остались на борту лайнера. Секунды свободного падения выработали годовую норму адреналина. Затем - бешеный свист рождающегося купола, сменившийся непривычной тишиной и полным покоем, ощущением абсолютной неподвижности среди застывшего пространства-времени, под натянуто гудящими стропами, над выступающими из мрака вершинами вековечных гор, лучше которых, как известно, могут быть лишь ледяные хребты замёрзшего океана на ночной стороне Чумароза. Это иллюзорное ощущение ему и отыгралось. Нет, он, конечно, понимал и помнил, что приземлиться рано или поздно придётся. И даже, следуя инструктажу Полковника, старательно двигал вверх и вниз носками, стараясь зафиксировать нужный угол для безболезненного контакта с поверхностью. В итоге поверхность вынырнула неожиданно и именно тогда, когда угол оказался совсем не оптимальным. Острая боль от выбитых суставов молниеносно ударила в мозг и расцвела в нём полной апатией. Он даже не отпрянул, когда Мурашкевич, уже освободившийся к тому времени от парашюта, со словами "Какие же они всё-таки лохи!" швырнул в его сторону "пояс шахида", который оказался надувной подушкой...
- Нет, господа, я не понимаю вашего спокойствия, - продолжал ворчать отец Андрей. - Проделать такой путь, чтобы в конце спалиться. Или вы думаете, нас не ищут?
- А тебя с нами никто не звал, если помнишь. А если уж пошёл, то будь добр свой типикон в нашем монастыре не юзать.
- Да уж двадцать раз пожалел, что ввязался...
- Так может пристрелить тебя, чтоб не мучался? - с искренним сочувствием предложил Полковник.
- Шутите всо? - кротко переспросил смиренный иерей. - Мне, в принципе, лишь бы на Родину в конце концов попасть. Хоть тушкой, хоть чучелом. Именно теперь, когда там такое творится. Другого момента не представится.
- А что там творится? - равнодушно поинтересовался Лас.
Полковник издевательски рассмеялся:
- Ты что, всё проспал? Или, вернее, про... хорошо, хорошо, не будем уточнять... Переворот-переворот там творится. Отчего и планы наши поменялись.
- Если бы ещё последние новости узнать, - сказал священник, не спуская тревожного взгляда с вертолёта, медленно ползущего вдоль высокой кромки долины.
- Приёмник у меня есть. Не уверен, что в этой Шамбале он что-то поймает.
- Ну, попробовать-то можно.
- Можно. Всё же лучше, чем очком играть и на каждый геликоптер пялиться, - ввернул Денис, доставая из рюкзака небольшой кожаный футляр. - Так говоришь, лишь бы на Родину?
- Да. Я в молодости давал зарок никогда не заниматься такими глупостями, как спасение Церкви и России. А вот, второе, оказывается, не то чтобы глупость. Требует моего участия...
- Ты в этом так уверен? - спросил Денис сквозь треск ожившего приёмника, автоматически пытающегося поймать хоть какую-то волну в зыбком эфире.
- Да нет, конечно. И "спасать" - слишком сильное слово. Просто случаются обстоятельства, когда ты должен находиться в нужное время в нужном месте. Может быть, это надо не столько России, сколько мне. Но какая разница?
Полковник повернул голову в его сторону, медленно провёл взглядом по смазанному в темноте профилю.
- Ага, в нужное время в нужном месте. Это ты хорошо сказал, падре. Очень правильно.
Среди потрескивания, напоминавшего о сухих поленьях в костре, от которого бы сейчас никто не отказался, уже можно было различить обрывки английских фраз. Происходящее в России действительно служило главной темой новостей, доносящихся с разных радиостанций. А главной новостью служило то, что там, собственно, ничего не происходило.
..."Создаётся впечатление, что обе стороны застыли в ожидании приказа. Расчехлённые стволы глядят друг на друга через узкую фронтовую полосу. Шахматные часы продолжают отмерять время. Кто-то из игроков обдумывает ход. Кто?"...
..."Все члены Политбюро содержатся под домашним арестом. Кем дана санкция, до сих пор не выяснено"...
..."Доступ к Runet'у ограничен абонентами категории Az и Bookey. Все сервера, не контролируемые непосредственно Конструктивной партией или администрацией Его величества, также отключены до особого высочайшего распоряжения. Региональные масс-медиа по-прежнему в руках местных властей"...
..."Официально сообщено о самоубийстве Александра Штильмарка, комиссара всесоюзного народно-патриотческого ополчения. Согласно поступившим ранее сведениям из независимого источника, близкого к правительственным кругам, господин Штильмарк был застрелен при попытке оказать вооружённое сопроотивление"...
..."Продолжаются массовые облавы на московских улицах. Отделения милиции и жандармерии переполнены. Задержанных свозят в Лужники и в Очаковскую зону временного проживания "не-жителей", где три часа назад были подавлены стихийные волнения. Судя по спутниковой съёмке, толпы людей находятся под открытым небом"...
..."Конгресс США заявил о поддержке оппозиционных Императору сил, цитирую, при условии соблюдения ими международных конвенций и норм демократической законности, конец цитаты. Комментируя это заявление в своём докладе на межрелигиозном саммите в Маниле, священник Американского диоцеза Антиохийской Православной церкви преподобный Эндрю Ку..."
- Не понял...- растерянно пробормотал Лас, вслушиваясь в шум неожиданно усилившихся помех и глядя на священника, который, как ни в чём не бывало, сидел на камне безмятежной тенью, тающей во мраке.
- А что тут непонятного? - буднично зевнул Полковник. - Он такой же Кураев, как я - Константинопольский Патриарх. "Крыс" - вот кто это...
- Ого! - вздрогнула расплывшаяся тень лжесвященника. - Не ожидал!
- Ты много чего не ожидал, пират, - сквозь зубы процедил Мурашкевич. - Сюрпризы только начинаются.
Лас почувствовал, как испаряется охватившая его меланхолия. Точнее, растворяется во вскипающем, поднимающемся со дна подсознания животном страхе. Это был уже не страх за свою шкуру, а изначальный трепет встречи с чужим, неведомым и потому априори враждебным. Ужас которой многократно возрастал оттого, что она, собственно, и не встеча, а узнавание: чужое уже давно сопровождает тебя, коварно маскируясь и вползая в доверие.
Он хотел бежать - всё равно, куда! - и не мог. И вовсе не из-за ушибленных пяток.
- Хорошо, - крокр поднялся с камня. - Маски сброшены, опустим занавес, - кончики пальцев его правой руки вдруг начали светиться, постепенно распространяя сияние на всю кисть. Крыс медленно вскинул руку с раскрытой ладонью, из центра которой мгновенно выросла уродливая опухоль, горящая, словно фонарь. Неожиданно нарыв лопнул, из него вылетела, описав дугу, белая ракета. Вертолёт быстро пошёл на снижение.
- В нужное время в нужном месте, - шептал Денис. - Идём по написанным страницы истории. Весь вопрос в том, как по ним пройти...