10. НАНОПОЛИТТЕХНОЛОГИИ

					Мы вас во сне ухватим за бока,
					Мы явимся с недобрыми вестями,
					И никогда мы не умрём, пока
					Качается Светило над снастями.

						А. Городницкий. Пиратская


					Если бы вы задали вопрос Татьяне, почему все произошло, то она бы
					сухо улыбнулась и ответила примерно так: «А как иначе добраться
					до шкатулки?» 

						Кир Булычёв. Младенец Фрей


					- Надо искать выход, - сказала Алиса. - В гробах, конечно, тепло, 
					ничего не скажешь. Но как-то... Сдохнешь в этом ящике, через сто лет 
					откопают, подумают, что дура... Не хочется.

						Макс Острогин. Икра будущего

Алёша не уловил момента (да-да, спасибо, я в курсе, что похожими словами уже начиналась одна из предыдущих глав - но что поделать, если действительно не уловил?), когда начал рассеиваться туман. Не уловил потому, что в это время панически искал пропавший флорд, металлический холод которого внезапно перестал пронизывать опустевшую руку. Когда наконец сообразил, что всё нормально, меч он не выронил, а просто окончательно стал с ним одно, тумана почти уж и не было.

Впрочем, определённости это не прибавило. За тающей дымкой проступала пустота, в которой не на чем было зафиксировать взгляд. Лишь необозримая глубина со всех сторон. А потом глубина вдруг начала сворачиваться, и из пустоты соткался образ мальчика за партой.

Парта была в точности такой, какие стоят в мемориальном кабинете двадцатой школы, с экспозицией музея её истории. Тяжёлая монолитная конструкция, углубления для чернильниц и пеналов в покатой поверхности, поднимающаяся крышка над каждым из двух мест скамьи с массивной спинкой. Подставки для ног отсюда не видно, зато бросается в глаза табличка на боковине. У них на таких выгравированы фамилии знаменитых выпускников, сидевших за этой партой, а эта загадочно блестит чистой поверхностью. Алёша пристально всмотрелся - не появится ли надпись? Но вместо этого догрузилась фигура мальчика, последние сгустки тумана оформились в черты лица... после чего было уже не до таблички.

Нельзя сказать, чтобы Лёшка ожидал чего-то подобного. Но и не удивился - скорее по достоинству оценил изощрённую логику крокров. Молча глядел, как в зеркало, на собственное лицо, противно искажённое ехидной ухмылкой.

- Добрался всё-таки? - Лжелёшка развязно откинулся на спинку неудобного сооружения. - И что дальше?

Алёша молчал.

- Кстати, напрасно ты приписываешь нам выбор этот облика. Здесь вся графика - твоя собственная креатура. Ты ведь уже понял, хотя и не успел осмыслить, что всю дорогу боролся с самим собой. Вот подсознание и выдало картинку для последнего и решительного этапа этой борьбы. На чём драться-то будем?

Лёшка машинально глянул на руку, из которой так некстати исчез флорд. То есть он, конечно, никуда не исчез, и даже наоборот - но в голове крутилась фраза из пошлого анекдота про русалку: "But how?"

- Выбор оружия за тобой, - объяснил двойник. - Можем подискутировать - Алисочка это любит. Можем, - локоть упёрся в поверхность парты, - армреслингом выяснить отношения. Можешь сам что-нибудь придумать. Это всё лишь формы, картинки, а суть одна. Выбирай, что тебе удобней - нам-то без разницы.

Алёша понял, что это вызов. Вам без разницы - отлично. Тогда и я не стану выбирать, а приму то, что мне предлагают. Лжелёшка выжидающе смотрел, не убирая выставленную для борьбы руку.

Мальчик неторопливо подошёл к парте, зафиксировал удобную позу и с трепетом коснулся напряжённой рукой ладони соперника. Ладонь была живая и тёплая.

- Три-четыре! - скомандовал соперник.

И превратился в скульптуру из чёрного мрамора. Вместе с партой. Одним монолитным куском.

Алёша лихорадочно дёргал рукой во все стороны - ни в какую. Намертво зафиксирована в каменных тисках.

Что ж, тактика крокров осталась прежней. Никто не собирался драться с ним по-настоящему, заваливать руку, прижимая к поверхности. Просто зафиксируем в исходном положении - и пробуй вырваться, пока не надоест. Надоест - сдался. Сдался - проиграл.

Это Алёша понял сразу.

Но только окончательно выбившись из сил в безуспешных попытках освободится, начал догадываться, что здесь какой-то подвох.

"Нет, если подумать... Почему я пытаюсь вырваться, если моя цель - прижать его руку к столу?"

Мысль казалась безумной. Предплечье каменного Лжелёшки вырастало из поверхности, было её продолжением, вытесанным из единой глыбы. О какой борьбе может идти речь?

Но ведь смысл поединка именно в этом. А лживость того, что рисуют здесь органы чувств, ему ведь уже столько раз демонстрировали... Эх, если бы понять это сразу, прежде чем ослабел, пытаясь вырваться из плена! А теперь - остались ли шансы? Мышцы болели совсем не виртуально, и, как ни странно, уже не только в правой руке, но по всему телу. Похоже, реальность начинает втягивать его в себя. Он проиграл.

Вернее, проиграет, если так и будет рефлектировать, ничего не предприняв.

Собрав последние усилия, Алёша отчаянным рывком навалился на каменную руку.

Рука, разумеется, не поддалась.

Не поддалась и со второго рывка. И даже с третьего.

Просто после третьего рывка вновь зашаталась под ногами земля. Но уже не окружающие участки стали проваливаться в бездну, а сама парта. Сперва медленно, словно земля проседала под её возросшей тяжестью, но постепенно скорость начала нарастать. Вокруг выросли стены - аккурат по периметру основания-пьедестала.

Падение продолжалось достаточно долго, пока до Лёшки не дошло, что он должен, несмотря ни на что, продолжать борьбу. После бог весть какого по счёту рывка (счёта никакого и не было, но если бы считал - давно б сбился) рука неожиданно провалилась в пустоту. Соперник-истукан исчез вместе с каменной партой.

А вот падать Алёша продолжал.

Под ногами теперь открывалась бездна, в которую юнглинг против воли заглянул. Но, вопреки ожиданию, ничего особо ужасного не увидел. В глубине, слишком далёкой, чтобы сознание согласилось признать её реальной, стены ямы сходились в неподвижной точке. Алёша перевёл взгляд на стены - и по ним, как следовало ожидать, поползла всякая кэрролловщина. Опоясывающие полки, уставленные книгами, компакт-дисками и пустыми водочными бутылками, проплывали мимо так медленно, что можно было взять любую книгу. Откуда-то даже возникла уверенность, что в одной из них обязательно должно быть изложено прохождение этого квеста. Но метод случайного перебора не мог увенчаться успехом, а названия на корешках, хотя по большей части русские, были какими-то странными и бессмысленными.

Хотя можно и попробовать

"Как известно, понятие плоского, одномерного слова (по-гречески - "автологичного", означающего лишь себя самое) возникает относительнно младописьменных культур как реакция на невозможность адекватного перевода классической ханьской литературы, распаковки в рамках фонетическо-слоговых или алфавитных систем письма суммы смыслов, выраженных в оригинале на идеографическом уровне. Варварами эта концепция была по аналогии применена к текстовым элементам, не составляющим художественных тропов, сиречь молвить, не обогащающим атомарные лексические единицы новыми семантическими измерениями ("металогизация слова"). Очевидно, что для ханьской литературы автология ни в первом, ни во втором понимании не имманентна тексту-в-себе. Но это понятие было в конце концов усвоено ханьской герменевтикой и теорией интерпретации для обозначения уровней читательского восприятия. Автологически прочитанное слово - это слово распознанное, но не познанное, соотнесённое с определённым классом предметов и явлений действительности, но оставленное с нераскрытыми гиперсвязями от его внутренней формы к контексту высказывания. Автологическое восприятие текста - восприятие варвара или невежды, скользящих по поверхности его смысла"

Всё ясно. То есть, не ясно ничего - но именно это и ясно.

Выпущенная из рук книга довольно долго летела рядом с Алёшей, затем отстала. Начало клонить в сон. Мальчик принялся бороться с ним, ударившись в воспоминания - и с ужасом понял, что теряет их нить, что они разбиты на противоречивые фрагменты, не складывающиеся в цельную картину.

Он думал о Фильме, который знал наизусть - и не мог вспомнить ни его названия, ни тогдашней фамилии Наташи. В привычной последовательности его эпизодов началась дикая путаница. Да и сами эпизоды, воскрешаемые в памяти, вдруг отпугивали несообразностью деталей. Сцена с пресловутым троллейбусом оказалась снятой общим планом, причём вместо самой Наташи между машинами явно бежала дублёрша Оксана Компаниец. В будущее Алиса возвращалась не в знаменитом красном сарафане, а в школьной форме с пионерским галстуком. Алёша ясно видел эти кадры - и в то же время отчётливо помнил, что это неправда, что в настоящем Фильме (как же он называется?) всё иначе.

Запутавшись в Фильме, переключился на реальность - с ней оказалось не лучше. Острова становились полуостровами и наоборот. Московские районы дрейфовали относительно друг друга самым фантастическим образом. Семиэтажка, в которой жила Алеся, вдруг лишилась двух верхних этажей, так что квартира оказалась на последнем... Порой он уже и не мог с уверенностью сказать, какой из сосуществующих в памяти взаимопротиворечащих образов является реальным воспоминанием, а какой - лезущим откуда-то фантомом. Когда же вдруг обнаружилось, что в Москву они вернулись якобы не из Звенигорода, как он до сих пор был уверен, а из Зеленограда, причём скрывались там в некой террористической организации по борьбе с вампирами, Алёша понял, что с воспоминаниями пора завязывать. Иначе совсем в них заблудится, потеряет самого себя и будет гадать, в чьём же он уме - Мэри Энн или Тани Эр...

Сон его всё-таки сморил. Или просто открылось двойное зрение. По-прежнему проплывали вверх стеллажи - но теперь сквозь них слепили взгляд многообразием изменчивых оттенков фракталы, перетекающие друг в друга. Напряжённо вглядываясь в них, Алёша окончательно утратил контроль над обрывками воспоминаний, зато вдруг начал открываться смысл фракталов, их язык. Огненное кольцо опоясывало мир, как удавка на шее, полагая ему непреодолимый предел. Разноцветные волны врезались в эту стену и таяли, оставляя в вихрях слепящего пламени хаотично мечущиеся тени.

В самом этом завораживающем зрелище не было ничего тревожного, однако Алёша понимал стоящую за ним безнадежную картину. Замкнутый в себе хронопоток медленно, но неуклонно сжимался, близясь к разрушению. Пробить огненную скорлупу не представлялось возможным. Незыблемая, она казалась основой мироздания, Праокеаном, омывающем крошечную и смешную вселенную, как представляли её древние - или она и была такой?

Незаметно исчезли, растворились книжные полки, а вместе с ними прекратилось и утомившее падение. Мальчик теперь просто зависал среди многоцветного информационно буйства, непрестанно меняющегося, так что ни о какой точке опоры, подвеса или просто фиксации не могло идти речи. Лишь океан пламени (или просто слепящего света?) неизменно нависал над миром, надвигался на него со всех сторон - такой же зыбкий и неуловимый, не столько видимый, сколько угадываемый в самой логике мерцания и взаимоперетекания фрактальных вихрей.

Впрочем, если вглядеться в них ещё пристальней...

Файрволл не стал отчётливей - вместо этого невесть откуда пришла уверенность, что эту картину вместе с ним наблюдает кто-то ещё. Из другой реальности, котрую объединяет с ним лишь созерцание сумасшедших фракталов. Проследил за источником этого ощущения, нащупал взгляд. Медленно и неохотно сквозь цветоворот начала проступать полупрозрачная фигурка - судя по пропорциям, детская.

Первая мысль - соперник-крокр. Отставший где-то в немыслимой высоте, теперь вот догнал. Но нет - чувство отчаяния, трагической опустошённости после многих и безуспешных попыток борьбы, которым он отчётливо фонил, у крокров немыслимо. И в то же время не оставляло чувство того, что они знакомы. Алёша всматривался в полупрозрачные черты лица - и не узнавал их, хотя они с каждой секундой становились всё чётче и плотнее. Скорее всего, дело в выражении лица... вернее, уже маски - ледяное спокойствие, сковавшее его, в котором при внимательном рассмотрении угадывалась застывшая мука, казалось взглядом из могилы и было им.

Он не столько узнал его, сколько, начав перебирать своих знакомых - кто бы это мог быть? - которых вдруг начала отпускать заблудившаяся в самой себе память, споткнулся на имени Ренатика. Несомненно, это он, каким-то чудом втянутый, как и сам Лёшка, в сердцевину взбесившегося перекрёстка реализуемых возможностей, которые, запутавшись в себе самих, сделали фиктивным и бесполезным всякий выбор, а прорыв сквозь световое кольцо, уничтожающее отрезанный от Будущего хронопоток, - принципиально невозможным.

Алёша импульсивно подался навстречу видению. Узоры, расцвечивающие пространство, неожиданно стали осязаемы, опутав тело липким коконом. Юнглинг пытался вырваться из вцепившихся щупальцев - но удавка лишь стягивалась сильнее. Ренат смотрел на происходящее пустыми, безучастными глазами.

- Эй, ты живой? Отзовись!

Ренатик даже не пошевельнулся. По-прежнему зависал в пространстве, то ли просвечивал сквозь него из другой реальности, в истёртой перемычке между мирами. И только отчаяние, читавшееся в незрячем взгляде, мешало воспринимать его как чучело или фантом.

Между тем фрактальная паутина оплетала всё сильнее. Лёшка барахтался в ней, забыв о Ренатике, запутываясь окончательно и понимая, что квест дошёл для логического завершения. И не сразу осознал перемену, когда вновь увидел в деснице подзабытый флорд.

Вернее сказать, знакомый цилиндр на самом деле был пока что одним целым со сжимавшей его железной рыцарской перчаткой, которая, в свою очередь, служила продолжением Лёшкиной руки - нет, не протезом, а органическим, хотя и инородным. Затерянный в лабиринте самосознания, меч внезапно вынырнул на поверхность, и ещё неясно, отпочкуется ли он от тела окончательно, растворится ли в нём вновь, уже навсегда, или они так и останутся сиамскими близнецами. И в этом медленном раскалывании синтетического "я", к которому привык уже настолько, что и не помнил иного, Алёша вдруг понял, что ему известно имя меча.

Нодзоми-но-ито. Он даже знал откуда-то, что по-японски это, вроде бы, "нить надежды".

Стало ясным и другое, о чём не знал Булычёв. Пароль, слово-ключ, которым можно активировать щикай, не единственное. В мире без выбора Алёша вдруг оказался перед выбором. Словно в компьютерной игре конструируешь ТТХ персонажа, размышляя, какие качества стоит прокачать в ущерб другим. А сейчас вместо меню вокруг Лёшки невидимо среди видимого безумия фракталов носились хороводом слова... нет - семы, смыслы. И выбрать предстояло только одно.

Все пути оканчиваются развилками. Этот не исключение.

Вот, очень сильный ключ "подчинись"... Да, после него из кристаллического жерла Нодзоми-но-ито вместо привычного голубого вырвется алое пламя (не оранжевое, будьте уверены - зеркально тому, что было раньше, такой же чистоты и насыщенности оттенка). Зато им шутя можно будет разнести в клочья все пута, освободить Рената и даже - ну, с большой вероятностью - пробить огненную стену. А все эти сопли и моральные терзания - есть ли в них смысл? Разве выступить против крокров на равных не значит выступить с их же оружием, по их правилам?

Алёша ещё раз заглянул в стеклянные глаза Ренатика. И сделал выбор.

- Прорвись, Нодзоми-но-ито!

Невидимая субстанция, бурлящая вокруг и сковывающая движения, вошла в него сквозь поры тела, единым пучком по коммуникациям капилляров и нервов устремилась к бечу и вспыхнула в кристалле. Слепяще-синий поток плазмы родился в сопровождении оглушительного рёва, словно реактивная струя из сопла, взорвав безмолвие фантомного мира. На долю секунды Алёша растерялся, но тут же взял ситуацию под контроль. Флорд (теперь, змеясь синим огненным хлыстом, он вполне оправдывал это название) реагировал на малейшие импульсы, послушно усмиряя мощь щикая и направляя её в требуемое русло.

Щелчок в стоону Рената - и полупрозначная фигурка, неуклюже покачиваясь, освобождаясь от последних невидимых пут, заскользила вверх. Как показалось Алёше, кивнув на прощание в знак благодарности. Показалось, наверное.

Но если цель достигнута - пора и самому следом за ним?

Щикай описал круг над головой. Виртуальная среда, как и при освобождении Ренатика, поддавалась с трудом, сопротивлялась, отдача чувствовалась в плече и била в мозг сотнями крошечных иголок. И всё же его начало выталкивать вверх - поначалу медленно и нехотя. Снова поплыли перед глазами книжные полки, заскользили вниз, набирая не только скорость, но и ускорение, превращаясь в стремительное чередование света и тени, а затем - в слепяще белый тоннель. Уши заложило так, что рёв щикая стал едва ощутим.

Звуки реального мира пробились сквозь эту глухоту внезапно, и мальчик, успев отвыкнуть от них, не долго не мог понять, что происходит. Глубина выталкивала его решительно и ожесточённо, но чем дальше, тем сильнее давила на грудь, затрудняя дыхание, так что Лёшка уже сомневался, тянет ли его вверх или засасывает в бездну вниз головою... Звонкий удар в оба уха - и он открыл глаза.

Хотя считал, что до сих пор они были открыты.

- С возвращением, падаван! - раздался из-за спины голос Булычёва.

"Падаван"? Да, конечно... Синее щупальце щикая - послушное продолжение его руки - хлестало в вечернем небе так же весело, как и в том иллюзорном мире, играючи сметая лучи крокров.

Отлично. Настала наша очередь атаковать... Удар по панцирю, нависшему справа, отшвырнул его в сторону второго.

- Получается! - захлопала в ладоши Алиса.

- Сейчас ещё файербол испытаю.

Пузырь вздулся на луче у самого кристалла, стремительно заскользил по его извивающийся длине и мощной шаровой молнией атаковал противника слева, рассыпавшись мириадами ослепительных искр. Расстояние между крокрами заметно уменьшилось.

Игорь Всеволодович, однако не спешил разделять восторги ребят:

- Не то ты делаешь...

- Почему? - обиженно пробурчал Алёша.

- Так они быстро вычислят наш план. Или просто поймут, что им надо на всякий случай держаться подальше друг от друга. Надо сделать так, чтобы они сами сблизились для атаки.

Резонно. Мороки, конечно больше, но тоже ничего сверхтрудного. Особенно после того, как научился сбрасывать с луча до пяти файерболов одновременно. Два круга нарезали, прежде чем заставил их выстроиться под нужным углом атаки.

- Готовы?

- А то! - удовлетворённо ответил Булычёв.

Тихий щелчок... и внешне всё осталось, как прежде. Только летающие глыбы начали вдруг трепыхаться во все стороны, натыкаясь на невидимые стенки.

Впрочем, совсем недолго. Хлопок, с которым лопнул купол силового поля, был один в один со звуком лопающего пузыря, выдутого из жвачки. Только погромче, так что уши заложило.

И ладно. Никто особо и не рассчитывал, что крокры окажутся слабее Трицефалоптерикса с Навсикаи и не смогут отключить поле, пусть даже и изнутри. Рассчитывать приходится на другое.

- Дубль второй! - крикнул Игорь Всеволодович, занося пульт гравитационного управления для нового щелчка.

На сей раз над головами вспыхнул, замкнув в себе крокров, световой шар. Такой же холодный и странный свет, как тот, что давеча окружал Алеськиных преследователей. Совершенно верно: как и в тот раз, Булычёв подключил к силовому полю экран обратного времени. Вот только гаджет, позволявший организовать его несколькими дискретными потоками, погребён под кирпичным завалом вместе с остальным снаряжением - потому и пришлось заморачиваться, загоняя их под один купол...

Но даже в пылу борьбы Игорь Всеволодович не мог не заметить ещё одного отличия: если люди под экраном непрерывно мерцали, стекая и восстанавливаясь во встречном временнОм потоке, то крокры вели себя совсем иначе. С первого же мгновения под куполом, лишившись панцирей и превратившись в студневидные сгустки вспышек, молний и разрядов, они явно жили обычной осмысленной жизнью, несмотря на обратный хроноворот.

И столь же несомненно искали способ его преодолеть.

Наши герои ещё не успели осмыслить неизбежность новой схватки, а два куска энергетического желе вновь обросли панцирями и с уже знакомым хлопком разлетелись в стороны.

- Одно ясно наверняка: гипотеза о природе Монокосма и крокров блестяще подтвердилась, - резюмировал Булычёв, когда лучи крокров вновь начали рассекать вихрь щикая. - Я бы сказал, чересчур блестяще...

Алиса попыталась перевести его слова с языка сарказма:

- Они способны своим субъективным временем влиять на окружающее?

- Угу. В ограниченном радиусе, конечно, но его вполне хватило, чтобы согласовать ход времени внутри и вне купола.

- Но ведь это разрушает самосознающее "я"!

- Субъектное "я", Алиса, а не псевдо"эго" крокров. Для нас каждый шаг в будущее - это сумма векторов по шкале термодинамической, Петрова и Шклярского. А для крокров он не лежит через выбор, поэтому их ближайшее будущее строго детерминировано, а не вероятностно.

- Ясно. Крокры попросту восстанавливают себя по матрице ближайшего будущего... Получается, весь ваш план с самого начала был обречён на провал?

- Не думаю, - Алёша достаточно освоился, чтобы опять подавать реплики. - Они же почему-то поспешили разбежаться. Значит, боятся чего-то.

- Или просто хотят, чтобы мы так думали. Не надо их недооценивать, - унылым голосом уточнила Алиса.

В отблесках скрестившихся лучей лицо Булычёва выглядело так же сосредоточенно, как во время расшифровки криптограммы Звенигородского колокола.

Нет - как уже во время озарения гипотезой, имеющей шансы оказаться верной.

- "Конотоп", говорите? "F6", говорите? Алёша, а ну-ка повтори свой манёвр...

- Легко! - отозвался мальчик.

Но легко не получилось. Первая же попытка заставить крокров приблизиться друг к другу напоролась на решительную контратаку. До этого пираты, не имея представления о новых технологиях, появившихся в будущем за десять лет после их эмиграции, дали загнать себя в ловушку. Теперь же они знали, чего ожидать, и - Лёшка, похоже, был прав - действительно имели основания этого избегать, а не просто делали вид.

Алёша вспоминал, сколько раз сегодня - и в реале, и в виртуальности - он действовал изо всех сил, на пике самоотдачи. И достаточно напитавшись воспоминаниями, вложил всего себя в атакующий щикай.

В ответ оба панциря ударили веером молний...

...Надо отдать должное Нодзоми-но-ито и его щикаю: пробиться сквозь его защиту, ударив в землю, смогла только одна из них. Ослабевшая и отброшенная далеко от места дислокации наших героев. Но и этого оказалось достаточно, чтобы подбросить их на метр в обжигающем прыжке.

Падая, Алёша выпустил флорд. Нодзоми-но-ито описал световую дугу и погас, стукнувшись в нескольких шагах от лежащего на земле Булычёва. От удара подкатился впритык к его руке.

Схватив цилиндр и резво для своих лет подскочив на ноги, Игорь Всеволодович забросил за спину гравипульт, оказавшийся в борьбе с крокрами таким же бесполезным, как и бластер, на который он (конечно, с точки зрения любителей фантастики из начала 21-го века) так похож, и выставил по направлению к пиратам руку с бечом - не зажигая кристалл.

Крокры замерли. После всех коварных ловушек временщиков вероятность того, что Булычёв окажется опытным джедаем (может быть даже - чем МИВ не шутит? - владеющим банкаем), который, усыпляя их бдительность, до времени прятался за спиной юного падавана, представлялась весьма высокой. А Игорь Всеволодович, увидев краем взгляда, как Лёшка, пошатываясь, медленно поднимается с земли, одновременно с криком "Лови!" кинул флорд в его сторону.

Тот успел его подхватить - и тотчас из Зеркала, не дожидаясь подтверждения команды, вырос прямой синий луч.

- Прорвись... Нодзоми-но-ито, - изо всех сил прохрипел он сорванным голосом, словно боясь, что меч его не услышит...

В реальности его щикай рождался немного иначе, чем в виртуальном мире, но тоже эффектно. Сам выбрав оптимальный путь решения поставленной задачи, он просто разделился на шесть щупальцев (почти тебе плётка Карабаса-Барабаса или даже "кошка-девятихвостка"), по три на каждого из крокров, которых с такой силой метнул навстречу друг другу, что они стукнулись панцирями.

- Дубль три, - устало выдохнул Булычёв, щёлкая "бластером".

И действительно, картина во вновь вспыхнувшем пузыре теперь изменилась. Крокры с сорванными панцирями выглядели вяло и жалко. Та же слизь из разрядов и вспышек - только уже не читалась в них ожесточённая борьба и поиск выхода. Безжизненно и обречённо висели они, словно тени неведомого будущего в магическом шаре мошенника-экстрасенса.

Игорь Всеволодович опустился на землю - вернее, на вывороченный из неё крокровскими лучами обломок какой-то глыбы. Ребята последовали его примеру.

- Что вы всё-таки сделали? И при чём тут "конь-F6"? - допытывалась Алиса.

По крышке булычёвского "бластера" бегали разноцветные огоньки. Казалось, вся она была утыкана крошечными светодиодами, но внимательный взгляд выявлял, что это не так. Просто определённые точки гладкой поверхности начинали светиться тем или иным светом либо гаснуть, образуя своеобразные графики, что-то говорящие сведущим людям. Хотя разобраться в них, а особенно в быстрой их смене Лёшке виделось ну совсем уж неподъёмной задачей.

- Ты ведь уже знаешь, что проектные сигналы всегда имеют по нескольку смыслов...

- Всегда или иногда?

- Всегда. Для шумоустойчивости. Это я как координатор Проекта авторитетно говорю, - к Булычёву, окрылённому успехом, стали возвращаться прежний гонор и оптимизм.

- Значит, и "F6"...

- Конечно! Но до сих пор всё сводилось к координатам шахматной доски. Шестая горизонталь, шестая вертикаль, две шестёрки и тому подобное. Так?

- Ну да. А что ещё?

Алиса скосила взгляд на Лёшку - нет ли у его каких идей. Но тот был настолько измотан боем, что физически не мог поддерживать беседу и едва ли её воспринимал.

- А ты подумай, - продолжал подначивать Булычёв. - Ты ведь должна была постоянно сталкиваться здесь с таким обозначением. В неожиданном месте... Ну? Сама ведь подсказку нашла - связь между А5 и F6...

- Точно! - радостно воскликнула Алиса. - Клавиатура, функциональные клавиши. У нас ведь, - объяснила на всякий случай безучастному Алёше - таких подписей на них нет, туда пиктограммы выводятся в зависимости от текущей программы, режима работы или контекста... Правда, я владею слепым десятипальцевым набором, так что к клавиатуре не приглядывалась. Ну, допустим, F6. А в какой программе?

- Ты ведь уже знаешь...

- Игорь Всеволодович, не занудствуйте!

- Нет, но ты ведь и правда знаешь, что проектные подсказки всегда просты и на поверхности? С чего здесь начинают любую работу за персоналкой?

- С файлового менеджера, вестимо.

- И что используют Мурашкевичи? Не Проводник же, надеюсь?

- Нет, конечно. Наташа - Тотал Коммандер, Алеська - Фар, чисто пофАрсить... Ага, то есть F5 - копировать, F6 - перенести?

- Именно. А ты ведь знаешь... ой, извини. Короче, в ваше время - в тридцатые, то бишь, годы - для создания временнЫх каналов ещё пробивался тоннель, где кабина-терминал одновременно существовала в разных временах.

- А у вас теперь "скользящий метод", - мрачно сказала Алиса, вспомнив встречу с Ларой. - Я в курсе.

Булычёв несколько секунд помолчал, удивлённый резкой сменой её тона.

- Ну вот... экран обратного времени работает по старому принципу...

- Но можно настроить по-новому? Я поняла! Вместо F5 - F6...

Да, Алиса достаточно разбиралась в хронофизике, чтобы понять произошедшее. Река Хронос действительно запружена и вышла из берегов - крокрам не выплыть.

- При прерывных бросках в прошлое они лишены возможности восстанавливать себя по матрице ближайшего будущего?

- А дальше идти не могут - исчезнут, как тогда "вирус крск".

- Поэтому вынуждены, вместо того, чтобы менять время под куполом, подстраиваться под него? Уравновешивать своим внутренним хронопотоком?

- Да. Или... Чёрт!

- Что такое? - удивилась Алиса. И даже изнемождённый Алёша напрягся, почувствовав тревогу.

- У них есть ещё один выход, - загробным голосом объяснил Булычёв.

Огоньки на пульте гравитационного управления вдруг взбесились. Сплошь красные, заметались хаотически по всей поверхности.

-...и они его нашли. И даже просчитали шансы на успех.

Внутри светящейся сферы картина тоже изменилась. Энергетические сгустки стали мерцать - гаснуть на долю секунды и вспыхивать вновь. Так менялся пепел под экраном обратного времени, постепенно превращаясь в истлевшую бумагу...

- Они перестали сопротивляться хронопотоку?

- Ты же видишь...

- Но зачем?

Алёша окончательно пришёл в себя:

- Объясните, что происходит?

- Крокры позволили стирать себе память, - ответила Алиса. - Мы ведь рассчитывали, что они для самосохранения будут двигаться навстречу хронопотоку под куполом. А они...

- А они за эти несколько минут успели забыть и о своей эмиграции в прошлое, и об Алисе, и о Семиансе Алсуйском, и о последних "подвигах" в шайке Унгутима Азмаста. Навсегда.

- Почему? Это же для них нелогично... можно сказать, субъектный выбор...

- Да нет, Алиса, - сказал Игорь Всеволодович, - всё очень логично. Видишь - прежде, чем дать себя увлечь хронопотоку, они заблокировали пульт, - он щёлкал переключателями "бластера", но это никак не отражалось на броуновских танцах огоньков по его поверхности.

- Мы не можем его контролировать?

- Не можем даже отключить экран или сам купол. Крокры возвращаются в собственное прошлое, и нам их не остановить и не замедлить. А их прошлое - это...

- Монокосм??? Но ведь это невозможно!

- Почему? Каждый из ошметьев Монокосма несёт память о целом...

- Я знаю, - нетерпеливо перебила Алиса. - Но вы представляете, сколько нужно энергии для его восстановления. Откуда?

- А откуда берёт энергию мой пульт? Из окружающей среды. Столько, сколько требуется для поддержания работы силового поля. Думаешь, Монокосму не хватит энергетической мощи всей планеты?

- И что же станет с пультом, когда через него пройдёт такая энергетическая мощь?!

- Ничего хорошего. Ни с пультом, ни с нами, ни, думаю, со всем пустырём аж до тех домов. Но с разрушением пульта...

- ...освободится возрождённый Монокосм...

- Именно. А я - старый осёл.

Алиса не сводила глаз с едва заметного мерцания внутри сферы. Её знакомых больше не существовало, хотя ещё сохранялось отдельное псевдосубъектное бытие "Крыса" и "Весельчака У" - такими, какими они были много (а за эту секунду - ещё больше) лет назад. Впрочем, такое не осознающее себя бытие с постоянным стиранием последних слоёв памяти только онтологически отличается о небытия. Экзистенциально нет никакой разницы между уничтожением конкретно явленных "я" и полным уничтожением крокров при переброске в будущее.

А ведь это и есть один из способов переброски в будущее - с точки зрения их восстанавливаемого состояния. Единственно доступный им способ.

Крокры, несомненно, знали, на что шли. И прежде чем совершить неотвратимый шаг, удостоверились в его успехе. А внешние факторы можно не брать в расчёт - разблокировать пульт в начале XXI века не сможет никто ни на Земле, ни во всей Галактике. Это в МИВе попытка восстановить из себя Монокосм под экраном обратного времени была бы обнаружена и пресечена намного раньше, чем они смогли бы приблизиться к нужному слою памяти.

- Что же мы стоим? Пульт надо уничтожить или испортить, прежде чем...

- Легко сказать. Тут такая сверхпрочность - без специального оборудования никак. А в рабочем состоянии будет ещё и противиться попыткам его уничтожить, перераспределяя на это часть принимаемой энергии. Разве что предельно нагрузить - но как? Предел очень высок...

- Игорь Всеволодович, - вмешался Алёша, - получается, вы ошиблись? Увидели проектную подсказку там, где её не было?

- Если бы... Не мог я ошибиться, ребята. Слишком уж красиво всё сходилось.

Он помолчал, переводя взгляд с Алисы на Лёшку, взвешивал, стоит ли делиться с ними правдой, которая вдруг открылась ему в эти мгновения. Всё же решился:

- Думаю, ошиблись мы раньше. "Мы" - это МИВ и все остальные, втянутые в Метапроект. Доверились ему, не зная подлинных его целей. А что, если вся операция "Алиса" была организована именно для того, чтобы мы возродили Монокосм?

- Нет! - заорала Алиса голосом, полным отчаяния.

- Ты можешь за это поручиться?

- Этого просто не может быть. Потому что... потому что это неправильно!

- Очень убедительно...

- Получается, мы воевали не на той стороне? - уточнил Алёша.

- Не факт. Не факт, что тут вообще есть какие-то стороны...

- То есть весь Метапроект спланирован из будущего Монокосмом?

- Может быть. Но тоже необязательно. Вот скажи - почему мы, собственно, так уверены что его возрождение будет абсолютным злом? Может быть, в силу неведомых нам причинно-следственных связей оно как раз способствует объективной цели бытия?

- Например?! - зло крикнула Алиса.

- Ой, да тут масса вариантов. Скажем, развитие Конфедерации пошло не по тому пути, и в далёком-далёком Будущем это приведёт к необратимым последствиям. А единственным способом их предотвратить может быть фактор такой силы, как война с Монокосмом. Конфедерация теперь всё-таки на новом уровне развития, может победить его и без Странников, хотя, очевидно, с огромными потерями. Но в результате консолидируется на иных принципах...

- Но ведь погибнет Земля!

- Обязательно погибнет. Но кого волнует первобытная, докосмонитская планета, если даже Конфедерацию собираются втянуть в кровавую бойню?

- И вы так спокойно об этом говорите? Это моё прошлое, здесь мои предки!

- Алиса, это моё настоящее. Здесь мои жена, дочка, внук, друзья... Кстати, вот вполне правдоподобная версия, почему именно Земля принесена в жертву. Ведь именно здесь будут открыты законы хронавтики. А что, если эти бездумно пробитые тоннели во Времени и приведут в Будущем к хроноклазму? Мы ведь, оказывается, ничего не знаем о Времени - теория, которая у вас, в начале тридцатых годов, считалась исчерпывающей в своей красивой логичности, теперь, можно сказать, опровергнута, признана приближением, верным лишь для частных случаев.

- То есть...

- Земляне с кодом Странников в генах будут уничтожены подчистую, - безжалостно вёл Булычёв. - А Конфедерация, измотанная войной с Монокосмом, отброшенная в своём развитии далеко назад, не сможет дойти до экспериментов в этой области прежде, чем осознает их опасность.

- Значит, - подвёл итог Алёша, - всё спланировано из Будущего для того, чтобы сделать невозможными путешествия во времени?

- Как одно из объяснений. В конце концов, нам-то какая разница, зачем? Главное - как...

- Игорь Всеволодович, вы ли это? - Алисин вопрос прозвучал почти не риторически. - Или и в самом деле "резидент Знания"?

- Резидент чего?

- Да так. Лукашин, оказывается, любитель сомнительной фантастики... Вы говорите об этом так, словно оправдываете... нет - будто считаете нормальным...

- Я - нет. Но те, кому я так или иначе посвятил полвека - бóльшую часть жизни - очевидно, считают. Мы для них расходный материал, не более.

- Неправда!

- У тебя есть другое объяснение? У меня нет. И сил возмущаться нет тоже. Слишком большой шок... и слишком большой мой вклад во всё это...

Перед Алисой вновь пронеслась встреча с Ларой, отвергнутая возможность эвакуироваться. А что если именно её необдуманные действия и привели к случившемуся?

Нет. Алёша, Даша со "шкатулкой", Маякоркский с Зеркалом, Булычёв - все они двигались навстречу друг другу без её участия и сошлись бы так или иначе. Хотя... Влада ведь задержали. Отпустили только благодаря её вмешательству, устроенному ею перевороту...

Алиса замотала головой, стряхивая наваждение.

- Нет...

- Конечно, нет! - Лёшка всё ещё неуверенно стоял на ногах после боя, заметно пошатываясь. - Игорь Всеволодович, я, конечно, в Проекте совсем недавно, вам не чета... Можете сказать, мол, детский лепет. Но даже на моей памяти это не первый случай, когда проектные подсказки заводят нас в тупик. А потом вдруг всё становится на места и оказывается, что мы были недостаточно информированы, - в голосе неожиданно для него самого прорастала уверенность. Может быть, от Нодзоми-но-ито, который самопроизвольно вдруг вспыхнул у бедра голубым зайчиком? - Вы не на то тратите Время, отпущенное нам до возвращения Монокосма. Надо искать проектную подсказку насчёт того, как его предотвратить.

- Алёша, я ведь фантаст - а значит, реалист...

- Думайте, Игорь Всеволодович, думайте, - сказала... приказала Алиса. - О серьёзных вещах думать надо.

- Обложили, детишки, старика? Двое на одного, да? - Булычёв задержал взгляд на девочке и вдруг кисло ухмыльнулся. - Впрочем, клин клином вышибают...

Пальцы его забегали по крышке пульта - и хаотичные пляски красных огоньков реагировали на каждое прикосновение, отскакивая от него. Что, впрочем, не делало их менее хаотичными.

- Чем одна безумная идея хуже другой? - ворчал Булычёв, не спуская глаз с огоньков. - И заметь Алиса: если что, подсказала мне её ты.

- Когда?

- Давно. Уж сорок лет по местному времени. По моему субъективному так и все полвека. А по твоему - в будущем, конечно. После возращения отсюда.

- То есть мы общались? В смысле, в вашем прошлом?

- А тебе Алеся разве не рассказывала? Прилетала ты сюда в рамках Проекта, причём дважды. И оба раза...

- Может быть, вы сперва сделаете, что хотели? Потом расскажете, - невежливо перебила Алиса

- Да я уже всё и сделал...

Нервное движение огоньков по пульту и впрямь стало если не упорядоченней, то направленней. Словно влекомые внешней силой, дикие их хороводы неуклонно сползали к прикладу, освобождая место новым, которые тоже потихоньку следовали за ними.

- И что же вы сделали? - спросил Алёша.

- И что же я вам подскажу? - спросила Алиса.

Это прозвучало настолько в унисон, что прыснули все трое. Напряжённость слегка разрядилась - самую малость.

- Кому первому отвечать-то? - нарочито серьёзным тоном спросил Булычёв.

- Даме, разумеется, - с лукавинкой в интонации подсказала Алиса.

- Как скажете... Ты же помнишь в "Девочке, с которой ничего не случится" сюжет "Пропавшие гости"?

- Ещё бы. Читала, ещё малявкой - стыдно было. Нафантазировала вам про гномиков, а вы и поверили!

- Поверил или нет - не суть важно. Оно хорошо монтировалось к остальному...

- Придуманному чуть более чем на половину - но уже вами?

- Всё согласно Инструкциям по хронобезопасности... Так вот, первый раз вы с Ричардом и Леной Метёлкиной свалились на мою голову в шестьдесят восьмом году - вскоре после появления крокров.

- И спустя десять лет после нашей первой встречи.

- Угу. И поставили перед фактом: ты, Игорь, теперь координатор Проекта, Алиска введёт тебя в курс дела. Думал, шутят - не насчёт Проекта, а насчёт тебя. Но оказалось, общаться и впрямь пришлось в основном с тобой. Им некогда было - пытались крокров засечь по горячим следам. Раньше не могли появиться - из-за той волны, повлекшей гибель Первого Космонавта и разорвавшей наши хронопотоки.

- Нашли?

- Нет. Да и искали, как ты понимаешь, не для того, чтобы задержать, а только чтобы установить наблюдение.

- Это понятно. Раз о них узнали в результате моего попадалова сюда, значит это попадалово должно произойти.

- Ну да. Только как можно мягче. В этом и был первоначальный смысл Проекта - как мы его тогда понимали.

Булычёв посмотрел на тускло светящийся шар с крокрами, молодеющими незаметно и неуклонно.

- Итак, Дик с Леной безуспешно охотились за ними, а ты непринуждённо рассказывала мне о своих приключениях - и о "попадалове", и о предыдущих. С тем, чтобы они со временем преломились сквозь призму художественно-хронобезопасного вымысла и стали культовыми книжками.

- Это я знаю. Кристалл вам показывала?

- Конечно. К тому времени история Гала Дея благополучно завершилась, бремя невыполненного долга тебя уже не тяготило...

- Спасибо Весельчаку, - сказала Алиса, бросив грустный взгляд в сторону сферы. - Без его красивого жеста я так и не узнала бы о том, что было в письме.

- Не засоряйте конфу оффтопиком, - витиевато, но категорично попросил Алёша.

- Да, ближе к теме... И вот, помимо прочего, ты вспомнила о той своей вымышленной истории с пришельцами-пигмеями. А мне как раз недавно пришлось для "Еслей"... то бишь ещё для "Искателя", конечно, писать рассказ по картинке на обложке к зарубленному цензурой чужому рассказу - сейчас не важно, чьему. Там была банка, - Булычёв снова задумчиво поглядел на сферу с пиратами, - а в ней динозавр. Карликовый, очевидно.

- Я читала этот ваш рассказ. Он и в нашем хронопотоке был написан.

- Вот ты на стыке этих двух историй и посоветовала мне развивать тему дальше. Ну, я потом и развил...

- Минимизатор в "Ржавом фельдмаршале", в "Шкатулке пиратской мамаши", - понимающе кивнул Лёшка.

- Именно. Алиса улетела, завертелся Проект, гости из будущего стали являться гораздо чаще, чем раньше. Но Алиса наведалась только...

- В восемьдесят втором году, - подсказал Алёша. - Папа рассказывал...

- Да. Общаться с юными тогда участниками Проекта. Со мной в этот раз только мельком поговорила. Рассказала о новых приключениях (для неё после нашей предыдущей встречи прошли всего лишь летние каникулы - но это было необыкновенное и насыщенное лето), критически проехалась по моей алисиане, а на прощанье, уже в дверях кабины сказала так многозначительно: надо бы тему лилипутов ещё усилить... Я и усилил.

- "Война с лилипутами", "Алиса в Гусляре"...

- А теперь вот оказывается, подсказка адресовалась не моим читателям, а мне самому.

- Что вы имеете в виду? - недоумевающе спросила Алиса.

- А что, по-твоему, я сейчас сделал? Это ответ уже на Лёшкину часть вопроса...

Булычёв встряхнул "бластером".

- Седьмая координата, детишки!

- Не может быть! - постановщики "Норд-Оста" заставляли Саню Григорьева, услышавшего о шхуне "Святая Мария", ронять под этот текст поднос, чтобы, значит, громче прогремело. Наивный и беспомощный гэг, если начистоту. У Алисы эти слова оглушительно прозвенели (в который уже раз за сегодня?) без всякого подноса.

- Вот и я так думал. Но наши "друзья", разбалансировав пульт, нечаянно для себя самих дали нам такую возможность.

Алёша, в очередной раз выпавший из контекста, терпеливо ждал объяснений.

Большинство наших читателей, сумевших осилить эту нудную галиматью до сего места, должны быть достаточно информированы, чтобы самим ответить на не заданные воительным отроком вопросы. Им, по крайней мере, уже известно, что господствующее в Алисином времени описание Вселенной как шестимерной чёрной дыры - не более, чем инерция привычной терминологии. Первоначально МИВу для расчёта хронавигационных лоций действительно хватало шести координат, но чем больше создавалось новых тоннелей во Времени, чем больше дополнительных помех создавали они при прокладке новых, тем точнее требовались расчёты. Для моделирования среды приходилось вводить всё новые и новые координаты, которые по имени академика Петрова обозначали буквой p с порядковым номером.

Этот постоянно увеличивающийся пучок осей остряки прозвали "бородой Петрова", намекая, что она явно плачет по бритве Оккама. Но зубоскальством всё и ограничивалось - альтернативной модели никто не мог предложить.

Ричард Темпест, впрочем, ещё несколько лет назад выдвинул умозрительную гипотезу, косвенно подсказанную Странниками и, как ни странно, Алисой. Когда гениальная детская догадка преодолела зашоренность мышления взрослых, допустив прерывность орбиты Навсикаи, Ричарду пришло в голову применить то же допущение к структуре Вселенной. Другую подсказку он увидел в грамматике космолингвы. Как известно, морфология этого межъязыка, созданного, если верить легендам Конфедерации, Странниками в незапамятные времена, основана на позиционной восьмеричной системе счисления, где каждая цифра, она же фонема, взятая в отдельности, маркирует свой семантический класс. Причём в векторном выражении первые шесть, что характерно, соответствуют классическим шести осям пространства-времени-выбора, а седьмая служит для выражения размерности. Случайно ли это? - вопрошал Ричард коллег. Ведь если допустить реальный физический смысл седьмой оси и сопряжённость по ней остальных, то "зумминг" пространства-времени как раз и создаст эффект дискретности, заставляющий вводить всё новые координаты вместо единственной седьмой.

Коллеги одобрительно кивали головами - да, изящная версия, но ведь совершенно бесполезная. Её не только экспериментально подтвердить невозможно, но и хронавигационную модель на ней не построишь. "Мы же практики!" - вразумлял академик Петров своего бывшего адъюнкта и, приложив линейку, рисовал очередную ось.

И судя по восхищённому блеску в глазах Булычёва, десять лет спустя всё оставалось по-прежнему. Разве что вместо стабильных каналов-тоннелей научились скользить сквозь Время - а значит, не было потребности вводить новые оси вдобавок к уже принятым.

- Вы хотите сказать... - начала Алиса.

Она огляделась вокруг. Вроде бы ничего не изменилось. Только огоньки далёких домов горели как-то странно, зловеще и немерцающе. А ещё камень, на котором они сидели, оказался как-то слишком далеко и - Алиса готова была поклясться! - заметно вырос. Девочка сделала шаг к нему... и наткнулась на невидимую стену.

- Вокруг нас второй слой силового поля, - покачал головой Игорь Всеволодолвич.

- И мы... уменьшаемся?

- Угу. Drink me. Правильнее сказать, конечно, что наш купол масштабируется как в пространстве, так и во времени. Оно для нас течёт тем медленнее, чем мы сами становимся меньше.

- И энергии для пульта требуется тоже меньше? - сообразил Алёша.

- Совершенно верно. Поэтому когда их память достигнет состояния Монокосма, отток энергии не приведет к таким фатальным последствиям. Максимум, север Москвы без света останется - первый раз, что ли? Главное, пульт сможет выдержать такую нагрузку.

- И Монокосм останется в куполе, будет "молодеть" и дальше, пока совсем не исчезнет?

- Очень на то надеюсь.

Алёша скептически покачал головой.

- Медленно оно как-то... Вы тут сколько предавались воспоминаниям - а мир подрос совсем на чуточку.

- Процесс идёт с ускорением. По моим расчётам, когда дойдёт до Монокосма, критический порог нагрузки останется далеко позади.

- А мы к тому времени не задохнёмся?

- С чего бы это? Молекулы кислорода как проникали сквозь купол, так и будут проникать. Только теперь они, проникая внутрь, тоже масштабируются...

Алёша успел убедиться в правоте Булычёва, прежде чем начала тяжелеть голова и слипаться веки. Камень как-то очень быстро вырос до огромного утёса вдали над холмистой местностью. А затем, изогнутый дугою, накрыл мир, превращаясь в пористую губку...

Нет, это уже снилось.

А вот вспышка, ослепившая сквозь закрытые глаза, разом взорвавшая в клочья накатывающий сон и меркнущую явь, была взаправдашней.

Сфера, замкнувшая в себе крокров, теперь воочию являла свою поверхность. Вся граница силового поля тускло светилась, образуя шар холодного огня. Создавалось впечатление, что два энергетических сгустка размазало по всей внутренней поверхности. Благодаря продолжавшемуся мерцанию можно было пристально вглядеться в неё - и тогда картинка начинала увеличиваться, так что отчётливо становились видны горящие точки-узлы и связи между ними. Очевидно, внешний купол двигался по "седьмой оси" с запаздыванием относительно внутреннего - отсюда и такой эффект.

Снаружи внешнего купола не просматривалось ничего - ни перерытого битвой пустыря, ни губки с растущими порами, пригрезившейся Лёшке в полудрёме, ни модели кристаллической решётки из кабинета химии. Густая чернильная тьма.

Булычёвский пульт лежал в стороне, почти под сферой, огненные потоки носились по его поверхности, порой окутывая сплошным коконом.

- Выдержит? - недоверчиво спросил Алёша.

- Если уж выдержал бросок при возвращении Монокосма...

Алиса сидела на земле поодаль. Взгляд не отрывался от мерцающей сферы, но был пустым и мёртвым. До сих пор каждое новое приключение нажимало в ней невидимую кнопку, моментально превращая рассудительного ботаника (ну, хорошо, зоолога) в безбашенную авантюристку. Она с головой кидалась в него, пополняя недостаток адреналина. Классический типаж супергероя - разве что "геройскую" ипостась не прячет. Среди людей будущего такая переключаемость, которая нам, зажатым в колодках комплексов и социальных ролей, может казаться некой шизоидностью, в общем-то, не редкость.

Ещё несколько дней назад путешествие туда, где никогда не был никто из людей и прочих сапиенсов-нгאв (за исключением, может быть, Странников), дорогой, в существование которой никто всерьёз не верил, несомненно бы воодушевило её, вызвало приток крови, заставляя забыть о физической и моральной усталости, о рефлексии, тянущей в пучину уныния. Если начистоту, то и в больнице Наташа обнаружила её не дезориентированной, раздавленной обстоятельствами, как могло бы показаться, а активно пытающейся объяснить произошедшее, чтобы вооружиться хотя бы рабочей гипотезой, прежде чем приступить к решительным действием.

Но сейчас что-то сломалось. Не так, как давеча, в синей гусенице вагона, когда сознанием овладел призрак мультиполярности и неразрешимый в рамках его парадигмы вопрос "Кто я?". По-взрослому сломалось. Первым звоночком неизбежного взросления.

Снова нахлынуло осознание своего маленького, но, похоже, растущего кладбища - от Первого Космонавта с напарником, до... почему всё-таки Кирилл не вышел на связь? И не слишком ли рано и легкомысленно оставила она контроль над этим своим ГКЧП? Не обернётся ли всё кровопролитием нового "умиротворения"? Эта возможность пугала гораздо отчётливей, чем перспектива возвращения Монокосма - коль скоро критическая точка пройдена.

Но вереница состоявшихся и потенциальных смертей, к которым она оказалась косвенно причастна, больше не вводила Алису в ступор. Она начинала воспринимать их как данность, постоянная рефлексия над которой и вызванное ею бездействие приведут только к их умножению. Это понимание, этот новый взгляд на вещи обескураживали её - но тоже иначе, не сковывая, как прежде, волю. Может быть, хорошо, что она заперта от мира в сжимающемся и ускоряющемся "пузыре"? Кто знает, что она может натворить с развязанными руками, когда осознание моральной недопустимости тех или иных средств больше не удерживает от их применения в благих целях? Она ещё не рассуждала, как Лара - но сколько шагов отделяют её от этого? И каких шагов? Через сколько трупов врагов... или друзей?

И гнуснее всего то, что в этом кладбище терялась, девальвировалась первая могила - Гала Дея, прикрывшего её собой на Дроне. Его лицо с гаснущим взглядом стояло перед ней все эти годы, придавало сил её детской клятве. Теперь вдруг оно начинало блекнуть, становиться одним из. Алиса внушала себе, что нельзя уравнивать друга, пожертвовавшего ради тебя жизнью, со взорванными бандитами или заколотым в бункере опричником - и одёргивала себя, понимая, что это первый шаг к классификации людей по значимости и цене, которая так шокировала её в разговоре с Ларой.

Нет, Алиса не теряла себя, как думала давеча. Но теряла что-то своё – и очень важное.

Она не могла этому противостоять – не потому ли с таким пониманием глядела сейчас на Монокосм, планету, втиснутую внутрь маленького силового купола? Он безвозвратно терял пережитый опыт - Алиса неотвратимо приобретала новый, принять который не могла.

Обоим было... нет, не плохо. Никак.

Может быть, именно поэтому Алиса раньше других поняла то, что должно было случиться и к чему они оказались не готовы.

Монокосм за невидимым куполом намертво приковывал взгляды - с такой же неотвратимостью, как то Существо, рождавшееся из капли крокрови за стеклом барокамеры. Но тогда муки стабилизации расплёскивали вокруг волны ненаправленной психоатаки - прерывное же и многократное умирание памяти крокров, разблокированной только для того, чтобы быть стёртой окончательно, гипнотизировало совсем иначе. Связи между искрами - клетками гигантского вольвокса, некогда опутавшего планету Крокрыс, а теперь обнажённо висящего в пустоте - распадались и восстанавливались в предшествующем состоянии снова и снова. Монокосм отчаянно (нет - тупо и механически, неоосознанно в актуализации-стирании очередного слоя памяти) возрождал себя как целое.

До вполне определённого момента.

Сумерки наступили внезапно. Просто очередное затухание дошло до конца, так и не наткнувшись на встречное усиление света. Теперь, когда сфера больше не слепила глаза, оказалось, что "зумминг" при всматривании в неё может идти глубже - пока в месте бывших искр не начинали отчётливо различаться металлические шкафы-каркасы, внутри которых при предельном увеличении можно было разглядеть искалеченные обрубки тел.

"Мозги в банке". Не буквально, конечно. Хотя лучше бы буквально чем так...

Между некоторыми оставались тусклые связи, но с каждым броском их становилось всё меньше.

- Признаю - был не прав, - смиренно склонил голову Булычёв. - Стадия Монокосма успешно пройдена, хотя казалось, что это невозможно...

- Игорь Всеволодович, помолчите! - резко перебила Алиса.

Борьба резко обернулась неожиданным ракурсом. Пока противниками были псевдосапиенсы, бессубъектная система формул, направленная на расширение собственной зоны комфорта засчёт окружения, идея замкнуть их внутри непроницаемого силового купола казалось весьма удачной. Когда на малое время из недр их памяти оказался извлечён сам Монокосм, реальная угроза существованию всей Галактики, единственным мыслью, единственной надеждой было проскочить, уповая на конструктивный запас прочности пульта, по которому всё так же проносятся слепяще белые молнии.

Но теперь, когда под скорлупой скрыта цивилизация нгאв, пусть и изувечивших себя во имя иллюзорного светлого будущего, цивилизация, считавшаяся навсегда утраченной и нежданно возрождённая из памяти крокров - только для того, чтобы медленно, но неумолимо приближаться к окончательному уничтожению, остаётся грызть локти от бессилия, от невозможности их спасти.

В сфере между тем ускоренно отматывалась назад метаистория цвельфийской цивилизации. Сначала после долгой паузы среди консервированных обрубков то тут, то там стали появляться крошечные человеческие силуэты. Вот с каждым мерцанием человечков становится всё больше... вот их количество уже сопоставимо с количеством оставшихся "терминалов", занимая целые ареалы - и вдруг начинает снова умешьшаться, теперь уже оставляя зияющие пустоты вместо бесследно исчезнувших (то бишь ещё не собранных) синтезоидов. Когда территории натуралов заметно проредели, начался новый отток из располовиненного лагеря сетевиков...

Вскоре общая плотность сферы уменьшилась как минимум вдвое и продолжала, уже не столь скачкообразно, уменьшаться, а удельный вес человечков среди оставшихся - то отставать, то снова расти.

- Это же пока всё синтезоиды? - уточнил Алёша.

- Да, конечно.

- А что будет, когда дойдёт до начала метаистории? Ну, исчезнут все "патриархи" - в смысле, женородные цвельфы, вошедшие первыми в Сеть... И что потом?

- Понятия не имею, - хмыкнул Булычёв. - Может быть, пульт разблокирует. А если нет - его, надеюсь, можно будет взять в руки и вернуть нас обратно. Энергию ведь уже тянуть не будет...

- Если бы можно было его взять до того, - вздохнула Алиса. - Когда останутся первые цвельфы. Вдруг их удастся вернуть? Представляете - живые цвельфы! Спасённая цивилизация - и какая...

- Заманчиво. Но ничего не выйдет.

- Думаете?

- Уверен. Слишком всё быстро произойдёт. Первая волна иммортизация была массовой - сразу десятками и сотнями тысяч. А скорость сама видишь, какая. Это значит, что цвельфов никогда не останется настолько мало, чтобы можно было взяться за гравипульт и при этом успеть его переключить, пока они совсем не исчезнут...

Алиса, однако, не спешила разделять его скепсис. Параноидальную гипотезу насчёт того, что цель Проекта - возрождение Монокосма, можно считать опровергнутой. Если, конечно, им не удалось переиграть его инициаторов.

Тогда возникает вопрос: неужели с крокрами нельзя было справиться проще - без таких, как говаривал Весельчак, спецэффектов и, главное, без такого риска?

Что-то совсем уж мизерная вероятность положительного ответа.

Но если поставить вопрос иначе: можно ли по-другому вернуть... нет, не Монокосм, а цвельфов?

Если Алиса будет участвовать в Проекте, она обязательно сделает для этого всё возможное.

И петли здесь нет никакой. Она ведь теоретически додумалась до этого способа сама - ещё когда слушала рассказ о том, что случилось с Тульиным. Только не представляла, как можно решить возникающую энергетическую проблему. Да и этическую тоже...

Впрочем, справедливость её безумной догадки подтвердят или опровергнут ближайшие секунды - субъективного времени, конечно, потому что секунды стандартные физически растянулись на многие дни.

Но как долго потянулись эти субъективные секунды, когда число фигурок - совсем уж жалкое по сравнению с первоначальным количеством законсервированных обрубков - перестало меняться после очередного мерцания. Сколько их осталось до последнего - до начала иммортизации?

Можно, в принципе, подсчитать. Но уже некогда.

...Они не столько заметили этот резкий скачок, сколько ощутили его. Сразу же после того, как сфера внезапно опустела - прикинуть оставшееся количество человечков никто не успел - наших героев со страшной силой отбросило на внешний купол... и прежде, чем они смогли осознать происшедшее или - тоже вариант - размазаться тонким слоем по внутренней поверхности силового поля, плавно потянуло назад...

"Внутренняя сфера догнала... схлопнулось"

- всё-таки успела подумать Алиса,

мягко проваливаясь

в пустоту.

Первое, что подумал Алёша - опять виртуальные шутки Нодзоми-но-ито. Настолько ирреально выглядела поверхность, на которой он лежал. Да и на ощупь тоже.

Первое, что увидел Булычёв - сталагмит, выросший, словно гриб, между раскинутых рук, так что они оказались лежащими на вздымающемся бугристом основании. Действительно, необычном на ощупь.

Первое, что сказала Алиса: "Ой!"

Потому что, пока мужчины приходили в себя и щупали землю, она - по старой, выработанной былыми приключениями привычке - прежде подскочила на ноги и лишь затем огляделась по сторонам. И сказала "Ой!"

А что бы сказали вы, обнаружив себя в огромной странной формы пещере, полной вусмерть перепуганных детей?

Да ещё и абсолютно голых?

- Поздравляю - ты опять оказалась права, - резюмировал Булычёв.

- Но почему не выдержал пульт? - спросил Алёша, последним разобравшись в ситуации.

- Элементарно. Резкое снижение требуемого количества энергии, перенакопление... Если что и странно - так это то, что мы сразу об этом не подумали...

- Некогда было.

- Зато теперь времени более чем достаточно. В лучшем случае - пока пульт отыщем. Начинаем налаживать контакт с возрождённой цивилизацией?

Возрождённая цивилизация начинала отходить от первоначального шока. С разных сторон стал доноситься рёв младших, тонущий в успокаивающем причитании старших. Возрастные рамки цвельфят, по земным меркам, простирались лет от пяти до двенадцати. По крайней мере, тех, которые были ближе к нашим героям. Испуганно таращились на них - явных чужаков, причём одетых, причём не по-крокрысски - и пятились на почтительное расстояние.

- Это и есть твои "патриархи" - первенцы Сети. В том нежном возрасте, до которого их дотянул экран. Им ещё повезло - более младшие успели исчезнуть.

- Но ведь самый первый первенец...

- Да, он должен быть несколько постарше. Думаю, сам нас найдёт.

Они находились почти на краю чечевицеобразной пещеры, где пол резко изгибался неприступной стеной. Здесь царил сумрак, хотя со всех сторон лился мягкий свет, особенно яркий от дальнего края, чуть менее - из-под купола. Как и положено пещере, вверх тянулись сталагмиты - но невысокие, максимум со взрослого человека ростом. И довольно редкие, так что из-за них вполне просматривались и размеры пещеры, и её нечаянное население. Сосульки таких же коротких и одиноких сталактитов свисали с потолка - там, где он был достаточно низок, чтобы их различить - и тоже светились тусклыми лампадами. А вот стены, особенно на середине высоты, чуть выше и ниже той круговой линии, где сходились половинки гигантской "линзы", были сплошь изъедены отверстиями, похожими на гнёзда ласточек-береговушек и расположенными в такой же художественной хаотичности.

- Ну, форму воронки выдуло вполне ожидаемую, - подытожил Игорь Всеволодович. - Вы это уже проходили?

- Нет, но я читала немного. В чём выдуло-то? Что это за пузыри такие?

И поверхность под ногами, и пеньки сталагмитов - всё состояло из шариков размером с горошину или вишнёвую косточку, свободно отделяемых от конгломерата при небольшом усилии. На ощупь - что-то вроде мягкой пластмассы. Поодиночке не так необычно, как если провести рукой по поверхности. И свет... сами по себе шарики его лишь отражают; тусклое, вблизи почти незаметное свечение возникает только на их стыках.

- Пузыри, говоришь? Мы где-то в районе условной границы макро- и микромира. Фронтир своего рода. И время течёт чуть ли не в полмиллиона раз быстрее. Сама понимаешь, что при таких параметрах материя воспринимается совсем иначе, причём само присутствие наблюдателя радикально меняет её состояние. А "пузыри" - скорее всего, тоже последствия взрыва, как и пещера, а не сама среда в первозданном виде. С позиций современной научной парадигмы всё это вполне объяснимо. Кстати они, похоже, обеспечивают нам не только свет, но и воздух.

- Ионизированный какой-то воздух, - скривился Алёша. - Больницей отдаёт.

- Не привередничай. Могло быть и хуже. Намного. То, что мы вообще живы - доказательство продолжения Проекта.

- Аргумент, - поправила Алиса. - Доказательств в Проекте не бывает - вам ли не знать?

- Да, конечно...

"И вообще не факт, что мы живы", - эта пришедшая Алисе мысль удивила даже её саму. Озвучивать, конечно, не стала.

Спуск становился всё положистей. Конечная цель маршрута очевидна без лишних объяснений - дно воронки, где надеялись найти пульт.

Хаотические перемещения детей внизу и по сторонам выглядели подобно бушующему морю, но вовсе не были такими бестолковыми, какими казались на первый взгляд. Все отчётливей обозначались возникающие группы. Во-первых, мальчики и девочки, стесняясь наготы, старались держаться отдельно, во-вторых, собирались по языкам - речь в сформированных кружках отчётливо звучала по-разному, отличая их друг от друга. Впрочем, в равной степени непонятно. Алисе удавалось пробить стену недоверия, с ней пытались объясниться жестами, на разных местных языках - но космолингвы никто не понимал.

- Значит, её придумали позже. Уже в метаисторическую эпоху, - решила девочка.

Юные цвельфы быстро догадывались, что от странных чужаков в равной степени не приходится ждать ни опасности, ни возвращения домой, и разочарованно теряли к ним интерес.

Дети как дети - и по поведению, и внешне. От земных отличает лишь более разнообразная палитра цвета волос и глаз. И ещё, пожалуй, какая-то внутренняя собранность в группах. Выслушивают друг друга не перебивая - даже младших.

Многие вертят в руках шарики, отковырянные от "сталактитов". Разглядывают, оживлённо обсуждают. Передают друг другу. А в соседней группе уже завязывается какая-то странная игра - девчонки начинают меняться ими в понятном им одним, но вполне определённом порядке.

Как-то по-особому заинтересовали их эти "пузыри". Не просто своей необычностью.

И если бы это в одной, в двух кучках. Но нет - они обращают на себя внимание практически всех. И во многих группах независимо друг от друга начинается один и тот же ритуал обмена.

- Странно, - сказал Алёша.

Но его, оказывается, удивило совсем другое:

- Мы спускаемся, а светлее не становится...

- А ты оглянись, - ответил Булычёв.

Действительно, не только дно воронки, приблизившись, потускнело, но и оставленный ими закуток светился намного ярче, чем тогда, когда они там находились.

- Чем дальше - тем светлее. Очередной парадокс...

- А вот и он, - перебила Алиса. - Тот, о ком мы говорили.

Мужчина лет тридцати поднимался к ним по склону, заметно возвышаясь над окружающей детворой. Друзья двинулись ему навстречу.

Взрослый цвельф отличался от землян несколько сильнее. Более утончённые пропорции - но без того ощущения гротеска, которое с непривычки вызывают портотеррийцы. Не столько неземные, сколько идеальные. Таких вроде бы и не бывает, но в принципе можно представить - и это не вызовет отторжения своей неестественностью.

Отсутствие всякой одежды закрепляло это впечатление. Строение фигуры атлетичное и изящное одновременно; рассматривая его как-то даже и не приходишь в смущение - можно ли стыдиться античной статуи, пусть и обнажённой? А когда приблизились окончательно, пришла очередь поражаться чертам лица: широкой переносице, сливающейся с прямой линией бровей, заострённым ушам - особенность, лишь намечающаяся, почти незаметно, у самых старших из детей. Бирюзовые волосы с серебристым отливом собраны в косу.

Попытался обратиться к ним на нескольких языках, звучащих уже знакомо, но по-прежнему непонятно.

- Одиф Ауред? - спросил Булычёв скорее с утвердительной интонацией.

Изумление, безошибочно читавшееся в мимике цвельфа было закономерным и ожидаемым. И оттого, что инопланетянин знает тебя по имени, и оттого, что при этом не в состоянии объясниться.

Помедлив, Ауред отломил от ближайшего столба несколько шариков, потряс на ладони, затем поднял один.

- Ду, - произнёс, старательно артикулируя, словно для глухих, и, повторив этот слог, показал вверх.

- Йу, - усмехнулся Булычёв, показывая два пальца, а следом - направление вперёд. - Пу, - три пальца и развёл руками на всю ширину. - По такой методике, уважаемый Ауред, мы будем осваивать язык очень долго. А торчать здесь нам не хочется так же, как и вам. Поэтому предлагаю формальную часть считать законченной.

Если собственное имя, услышаннное от чужака, только удивило цвельфа, то речь на космолингве по-настоящему испугала.

- Ведомо вам наречие, еже мною древле измышлено бы? - растерянно пробормотал он.

- Так уж получилось, - пряча улыбку в усах, ответил Игорь Всеволодович наивно-извиняющимся голосом.

- От киих же? Я бо нигдеже ширивший е...

Трудно объяснить, как коммуникативный код, лексика которого основана на математически строго выверенных семантических коррелятах, а синтаксис - на иерархии тема-рематических пар и заполнении слотов переменными-актантами, в принципе может звучать архаично. Но у Ауреда это получалось. Или не архаично, а просто не совсем правильно, логически избыточно. Понятно, что без реальной языковой практики даже создатель, как выяснилось, будущей космолингвы обречён на неизбежные ошибки, подсознательно калькируя конструкции родного языка.

Алёша не сразу удивился, что понимает разговор - если не отдельные слова, то общий смысл. Когда наконец дошло, скосил взгляд. Так и есть - Нодзоми-но-ито опять своевольно включился, подмигивает, покачиваясь, голубыми зайчиками, скачущими по бугристой поверхности...

Булычёв терпеливо объяснял цвельфу, что они, в некотором роде, из будущего (разумеется, возможного, потому что будущего, как известно, ещё нет). Так что нет ничего удивительного в их владении языком, который Ауреду ещё только предстоит обнародовать. Если, конечно, они отсюда выберутся.

- Вашим ли чином мы зде? - подозрительно спросил Ауред.

Игорь Всеволодович уклончиво заверил, что они сами жертвы случившейся аварии, но если отыщут гравипульт, то, возможно, появится шанс на возвращение. В подробности посвящать не стал. Слишком много пришлось бы рассказывать - да и готов ли цвельф принять правду?

Впрочем, Ауред не столько допытывался, сколько размышлял вслух. Выдвигал разные версии объяснения случившемуся - остроумные, но далёкие от истины. Его космолингва с каждой фразой становилась всё правильней и ровнее - прочувствовал её синтагматику, обкатывал на языке. Рассказал, что сконструировал её на основе существующих сетей знаний для систем автоматическтого перевода и искусственного интеллекта ещё в студенческие годы как полушуточный проект языка контакта с гипотетическими инопланетными ("кромекрокрыстиими") цивилизациями.

Взрыв был направлен центробежно, поэтому первоначально дно воронки, утыканное сталагмитами гуще, чем края, было почти безлюдным. Но толпа как коллективное бессознательное всегда стремится заполнять пустоты - и теперь в ложбину спускались отнюдь не они одни, а внизу уже копошилось достаточно народа - сбитого в группы, иногда достаточно большие.

Ауреда беспокоило, почему среди попаданцев одни дети ("чадца"), паче же - почему единственный, похоже, из взрослых цвельфов здесь именно он. В чём его исключительность? И кстати - почему они так сразу и с такой уверенностью его узнали? Алиса и Булычёв дипломатично молчали. Не объяснять же, что в иных обстоятельствах, которые для него уже никогда не сложатся, а для них реальное прошлое, он стал бы первым, кто подвергнет себя иммортизации, долгие годы оставаясь без единого последователя?

То есть можно, конечно, объяснить. Но как рассказать ему о Сети и Монокосме, о трагедии Крокрыса, чтобы это не прозвучало обвинением в поступках, которых он никогда не совершал? То-то и оно...

- Ой!

Кажется, это "Ой!" опять сказала первой Алиса. А может быть, и нет. Произошедшую перемену все заметили практически одновременно.

А как не заметишь, что среди цвельфят вдруг стали попадаться одетые? Словно, увлечённые разговором, внезапно обнаружили, что перешли из бани в предбанник. Не успел глаза протереть - не глючит часом? - а их уже больше. Кто-то только натягивает короткую белую туничку, кому-то она падает на ладони невесть откуда, будто соткалась из воздуха. А в других группах так же из пустоты тянут нити и хлопья чего-то похожего на сладкую вату. Да и по вкусу, судя по довольным мордахам, это какое-то крокрысское лакомство.

- Как это? Откуда?...

Ауред удивился их растерянности больше, чем происходящему. Внимательно всмотрелся в шарики, отломанные для оказавшегося ненужным контакта, которые до сих пор катал в руке.

- Похоже, что это цварк. И похоже - необычайной чистоты.

Источники донесли глухие сведения о цварке и о "даре", существовавшем у цвельфов вплоть до начала метаистории, до иммортизации и прекращения воспроизводства населения естественным путём. Теперь довелось видеть его воочию, а от Ауреда узнавать подробности. Дар давным-давно не использовался практически, да и не приветствовался, считаясь признаком детства, инфантильности. Подростки тщательно скрывали друг от друга, что до сих пор им обладают и старались избавиться как можно скорее. С другой стороны, цварк в более-менее чистом виде для фиксации стабильных мыслеобразов был достаточно редок в цвельфийских городах. И всё же в детских играх в по-настоящему дружных компаниях (которые, впрочем, случаются не многим чаще чистого цварка) всегда умели создавать силой коллективной мысли различные предметы.

- А тут мало того, что целая цварковая пещера, так ещё и шок, психологическая встряска, высвобождающая скрытые резервы... В общем, удачно всё совпало...

"Даже чересчур удачно", - мысленно согласился Булычёв. Рука организаторов Проекта всё отчётливей чувствовалась в происходящем. Счастливому стечению обстоятельств не оставалось шанса оказаться случайным. Но как они могли его проконтролировать или рассчитать наверняка?

Впрочем, кто знает возможности, в том числе квазиинтеллектуальные, того же Нодзоми-но-ито, который обзавёлся стрёмной привычкой самопроизвольно включаться...

- Слушайте, а эта еда им не навредит? - забеспокоилась Алиса.

Ауред успокаивающе улыбнулся:

- Сладкое вообще вредно в больших количествах. Но не более того. Ребята помнят вкусовые ощущения, по ним происходит органический синтез. А раз идёт первоначальная установка на внутреннее употребление, срабатывают защитные реакции организма на то, что может причинить ему вред... Так что голодная смерть нам не грозит. Если - вдруг! - не удастся выбраться из этого мира, мы сможем его колонизовать. А что? Представляете - цивилизация нового типа... вернее, хорошо забытого старого. Вернуться на путь, который отвергли наши предки на заре цвельфийской цивилизации... Сами дети, конечно, не справятся - но я же, как вам, видимо, известно, биотехнолог и эколог.

Он вдруг осёкся, задумался.

- Знаете, а похоже, кто-то ставит над нами такой эксперимент. Точно не вы? Ладно, какая разница... Я, пожалуй, не прочь бы в нём поучаствовать. Главное ведь, механизм отмирания дара до сих пор не изучен. Физиологические ли тут причины или же социальные и психосоматические. Может быть, в этих странных условиях он сохранится и после взросления?

- А если не сохранится?

- Тогда... нам надо будет начать налаживать материальное производство. Чтобы обеспечить себя всем необходимым - хотя бы на то время после взросления самых маленьких, пока у старших подрастут собственные дети. Да при таком раскладе, собственно, и позже - не может же общество жить за счёт эксплуатации детского труда? Это и неэтично, и приведёт к вырождению через пару поколений: если дети будут активно вовлечены в растущее производство как его главная движущая сила, они просто не успеют впитать необходимые знания... Конечно, можно параллельно работать над задачей повышения обучаемости в постпубертатный период. Наука уже вплотную подошла к пониманию проблемы омоложения. Может быть, удастся решить её, используя не техногенные средства, а дар?

Ауред увлёкся, в глазах горел азарт. Кажется, ему уже не хотелось искать выход.

- Рано заглядывать так далеко, - попытался охладить его пыл Булычёв. - Давайте лучше разделимся. Мы будем искать гравипульт там, где он должен быть по нашим расчётам, а вы поспрашивайте у ребят - вдруг кто-то натыкался на странную железяку?

Цвельф кивнул и тут же зачирикал с ближайшими детьми на одном из крокрысских этнолангов. Булычёв с ребятами поспешили вниз.

- Что скажете? - спросил он, осторожно оглядываясь в сторону Ауреда, как будто тот мог понять по-русски.

- Думаю, мы поспешили с утверждением, что возвращение Монокосма больше не грозит, - мрачно сказал Алёша.

И не сразу сообразил, почему на него смотрят так же поражённо, как давеча Ауред на Булычёва.

- Ты понял наш разговор? - спросила Алиса на космолингве.

- В общих... чертах, - ответил Лёшка на том же языке.

Все посмотрели на Нодзоми-но-ито. Он был выключен.

- А что? - перешёл Алёша на русский. - Я слышал ваш разговор, беч мне транслировал смысл, что-то осталось в памяти. Оказывается, этого хватает, чтобы понимать смысл новых слов и фраз, строить свои... Удобный язык!

Булычёв скептически хмыкнул:

- Как сказать... Внедрение космолингвы как второго родного языка для всех землян, можно сказать, похоронило гипотезу Сепира-Уорфа в её чистом виде, зато блестяще подтвердило выкладки Хомского и особенно когнитивного генеративизма. Космолингва заточена под врождённый механизм освоения ребёнком родного языка, который, как теперь доказано, сопряжён с форсированным познанием мира и социализацией. Потому-то её и осваивают с раннего детства, часто действительно вместе с родным языком, а не на его базе.

- У меня так было, - сказала Алиса. - В многоязычной среде росла, так что на космолингве приходилось общаться даже чаще.

- Вот Алёша успел вскочить в последний вагон - у него внутренняя логика языка заработала. А тем немногим динозаврам, которые, как ваш покорный слуга, вынуждены были осваивать её в зрелом и преклонном возрасте, приходится колоть стимулирующие уколы.

- А, так вот откуда родом "языковые уколы" в СЛТВ? - усмехнулась Алиска.

- Угу, хотя тогда я о них знал, конечно, только теоретически. А что касается "возвращения Монокосма"... Думаю, если Ауреду рассказать, к чему привели его неосмотрительные эксперименты в нашей истории, энтузиазма должно поубавиться.

Они спустились совсем немного, как послышался оклик Ауреда.

- Тут ребята что-то видели. Похоже, именно то...

Цвельф уже обзавёлся набедренной повязкой (кто-то туничку пожертвовал), но в окружении почти сплошь одетых детей, с которыми переговаривался на разных языках, всё равно выглядел эдаким Тарзаном.

Со дна пещеры её чаша просматривалась очень хорошо.

- Сколько же здесь всего детей? – ахнула Алиса.

- Трудно сказать, - ответил Ауред. – Навскидку, по методу Чюроу и Гаувда – около пяти тысяч. Я уже организовал систему оповещения – гонцы находят ближайшую группу, где говорят на их или на знакомом им языке, мальчики к девочкам и наоборот. Рассказывают им о сборе внизу пещеры, и сами остаются в этом ноде, а от неё идут двое самых старших искать неохваченные группы. Таким образом, во-первых, по-быстрому всех информируем, во-вторых, выясним, кого больше, мальчиков или девочек, и насколько, в-третьих, равномерней распределим по возрасту. А то старшие стараются держаться вместе, а их гораздо меньше. В итоге ни они, ни младшие не могут создать достаточно сложных предметов – у одних уже дар начинает атрофироваться, другим не хватает знаний, представлений об их устройстве... И вообще всё надо по-умному перестроить. Колонизация не колонизация, но если застрянем здесь надолго, то узлы придётся организовать с максимальной производительностью, психологической совместимостью, а не так стихийно, как сейчас. И побыстрее, пока не успели сдружиться...

Пульт оказался не очень далеко - всё-таки Булычёв верно рассчитал направление. Цвельфята окружали его на почтительном расстоянии, догадываясь, что именно эта штуковина забросила их в странный мир - а значит, лучше на всякий случай держаться от неё подальше.

Ауред подошёл к пульту и тоже замер в паре шагов от него. Указал Булычёву взглядом - давай, чего уж там... Отчётливо боролись в этом взгляде противоречивые чувства. С одной стороны - разумеется! - был бы не против, чтобы это безумие побыстрее развеялось, как нелепый сон. Сам он, конечно, тут задержится, если это возможно, исследует всё нормально. Но детишек надо как можно скорее вернуть родным, здесь двух мнений быть не может.

А с другой - чего уж себя обманывать? - втайне надеялся, что у пришельцев ничего не получится, что уникальный социальный эксперимент волей-неволей придётся осуществлять, лицемерно стеная на злую судьбу и внутренне ликуя.

В этой борьбе раздирающих противоречий мысли даже оставался уголок для осознания собственной аморальности и цинизма. Совсем крошечный.

Конечно, Одиф Ауред не мог знать, что терзания лишены смысла - возвращение им не светит при любом раскладе. Гравипульт не в состоянии обеспечить проходной канал для нескольких тысяч цвельфов. В лучшем случае смогут вернуться сами земляне, чтобы затем снарядить сюда экспедицию. Но временной масштаб между "здесь" и "там" приведёт к тому, что вернуться она сможет лишь к их отдалённым потомкам - настолько отдалённым, что разум отказывается оперировать такими числами... И уж тем более не догадывался, что возвращаться им, собственно, некуда, что их мир погиб почти так же удалённо по термодинамической шкале, но в другую сторону. Как и они сами, ныне извлечённые и восстановленные из разблокированной памяти информационного монстра.

Пульт, лежащий на "пятачке" среди пупырчатых сталагмитов выглядел целым, без видимых повреждений. И даже проявил некоторые признаки жизни. В частности, удалось прочесть логи проделанного маршрута. Впрочем, прочесть - не значит понять. Загадочная "масштабная" координата сделала их совершенно неудобовразумительными.

Кстати, она по-прежнему была доступна. В отличие от координат "эвереттовых" (они же Шклярского и Петрова).

- Такое впечатление, - бормотал Булычёв, снова и снова пытаясь вникнуть в логику хаотичных данных, - что наша пещера - островок свободы среди абсолютного детерминизма. За её пределами просто некуда двигаться. Представь себе, Алиса, "чёрную дыру", вывернутую наизнанку...

- Разве такое возможно?

- Очевидно, нет. Так что будем пытаться нащупать маршрут по формуле Шеннона. Может быть, найдётся зацепка.

Жизнь в пещере между тем стремительно преображалсь. Невесть откуда - очевидно, тоже силой коллективной мысли юных цвельфов - неподалёку от них выросла широкая тумба в человеческий рост. Ауред, уже одетый в белую хламиду, возвышался над этой импровизированной трибуной, и что-то вещал в рупор (!). Ставшие знакомыми интонации самого распространённого из цвельфийских языков разносились по Пещере, эхом отражались от стен и медленно гасли - чтобы тотчас из разных углов донеслись одновременно приглушённые голоса перевода для собравшихся в кучки разноязычных групп.

И хотя содержание этой речи осталось недоступным для наших героев, каждый из них отметил, как постепенно мобилизует она слушателей, как рассасывается бесследно растерянность, царившая ранее в пещере (или Бункере, как называл её Ауред), как ощутимо и зримо рождается общая цель, придающая смысл происходящему.

- Очевидно, этот глубокий эмоциональный контакт, благодаря которому они могут творить из цварка силой общей мысли, позволяет им так быстро организовываться, - заключил Булычёв.

- А вспомните, с самого начала, как они себя вели, - подхватил Алёша. - Никакой паники... ну да, растерянность, мелкие плакали, но их тут же успокаивали те, кто рядом... Представляю, окажись в такой ситуации наши...

Алиса скептически хмыкнула:

- "Ваши" - это не показатель. Вы замечательные люди... не хуже нас, во всяком случае - в конце концов, мы, потомки, на вашиих плечах стоим. Просто вы сами создаёте себе такие условия, что с раннего детства проходите через сплошные неврозы. Потому и реакция на всё такая... невротическая. А они как раз нормально реагировали. Здраво. Попал в необычную ситуацию - освойся и ищи выход.

- Ну, это только ты так можешь...

- Да нет же! Я самая обыкновенная...

- ...японская школьница?

- Почему японская?

- Ты не в контексте, проехали... Неужели у вас и в самом деле такое поведение - норма?

- Подтверждаю, - сказал Булычёв. - Я Алесе уже рассказывал, что за десять лет так до конца и не смог у них освоиться. Вроде бы живые люди, но какие-то чересчур уж здоровые, чтобы чувствовать себя среди них в своей тарелке. Причём больше всего напрягает то, что они этого словно не замечают, воспринимают тебя как своего...

- Что же в этом плохого? - удивилась Алиса.

- Я же говорю - ты не поймёшь...

- Но эта цвельфийская организуемость действительно необычна даже по нашим меркам. Гляньте-ка!

Ауред давно уже закончил свою речь и теперь неторопливо обходил пещеру. Часть ребят тонкими ручейками растеклась к пещерам, очевидно, исследовать, куда они ведут - Ауред ведь не исключал возможности найти выход. Остальные сгруппировались ещё теснее и, судя по оплывающим на глазах, словно свечи, окружающим их сталагмитам, продолжали перегонять цварк в разные полезные штуки. Ауред ненадолго задерживался возле каждой из групп и, перебросившись буквально несколькими фразами, спешил к следующей.

И хотя все группы, казалось бы, были сосредоточены на себе и даже не замечали друг друга, невозможно было отделаться от ощущения единого целого, в которое превращался Бункер.

Муравейник - вот, пожалуй, адекватное сравнение. Муравейник или улей, который наконец обрёл матку-лидера и полноценно зафункционировал, зажил общей жизнью, вовлекая в неё толпу растерянных индивидов. Не планета Навсикая с её одиноким рефлектирующим "я" - тысячи разных, уникальных "я", взаимодополняющих друг друга и раскрывающихся друг в друге. Истинный Дар, ставший ненужным рудиментом в техногенной цивилизации и окончательно отвергнутый уже этим поколением, которое на пути личной иммортизации незаметно для себя окончательно разрушило эти межличностные связи, атрофировав в себе какую-то важную составляющую субъектности...

- Получается, - продолжил Булычёв вслух свои мысли, - что идеи интеграции с Сетью, а затем Полной и Глобальной в каком-то смысле коренились в параметаисторической памяти цвельфов. За ними стояло стремление не столько двигаться вперёд по пути прогресса, как нам казалось, сколько вернуться к утраченным основам.

- И фанатичная пропаганда их Ауредом вдохновлялась осмысленным за прошедшие периоды чувством вины перед цивилизацией, которую он завёл в тупик, - подхватила Алиса.

- Ну да, попытка вернуть всё на круги своя - хотя бы технологическим путём. Да только нельзя войти в одну реку дважды...

- Не факт! - горячо возразила Алиса. - Вопрос лишь - каким образом. Бесполезно пытаться менять отношения, не меняя себя.

- Тоже верно. На эти грабли неоднократно наступали все цивилизации. И не только на Земле.

...Ауред вернулся с большим мотком, похожим на "сладкую вату", которую с удовольствием хрумали цвельфята, но цвета свежей выпечки, вблизи оказавшимся горячим, будто только из печи, и опьянившим сладковато-хлебным запахом.

- Вы же голодны?

Лембас восстанавливал силы поистине чудесным образом: вымотанность безумным днём, растянувшимся практически в вечность, не оставила о себе даже воспоминаний.

- Хотите исследовать эти ходы в стенах? - поинтересовался Игорь Всеволодович.

- Ага. Впрочем, уже успели выяснить, что половина из них - относительно короткие аппендиксы. Приспособим какие под спальни, какие под временные туалеты. Но есть и глубокие, и с развилками. Сейчас их далеко, конечно, не разведывают - просто отмечают для будущих вылазок.

- Думаете, могут быть сквозные?

- Почему бы и нет? Хотя бы в другую подобную пещеру... а может быть, и куда-то с более приспособленными для жизни условиями. Но крокроморфирование Бункера всё равно стоит начать прямо сейчас. Хотя бы для практики. Найдём более удобное помещение – начнём, уже имея опыт, а в перспективе рано или поздно объединим его с Бункером. Если же окажется, что мы где-то в недрах Крокрыса и выберемся на поверхность, то и сам по себе эксперимент окажется весьма небесполезным.

Ауред помялся, размышляя, стоит ли озвучивать то, что вертелось на языке. Всё же решился:

- Во всяком случае, это не загробный мир. Скорее всего.

- Откуда такая странная гипотеза? - живо спросила Алиса.

- Видишь ли... были у нас в древности такие мифологические представления. Будто бы цвельф после смерти переплывает Реку Забвения и омолаживается до детского возраста. Ну, и память о прожитой жизни тоже смывается. Похоже ведь, правда?

- В общих чертах.

- Вот я и рассматривал эту версию в числе других - почти всерьёз. Но против неё говорит тот факт, что все, независимо от возраста - и я в том числе - взяты из одного и того же дня. По-видимому, даже из одного мгновения.

- Так что вы имеете в виду под терра... крокроморфированием? - Булычёв поспешил увести в сторону от скользкой темы - тем более, от таких озарений, опасно близких к реальности.

И без того воодушевлённый Ауред оживился до совершенно мультяшечного состояния:

- О, я тут вчерне прикинул экосистему. Бункер, конечно, придётся значительно расширить... особенно в высоту - для искусственного светила. Но с этим проблем нет: расход цварка пропорционален сложности создаваемых предметов, соответственно реальным трудозатратам. А цварк здесь, по крайней мере, на всю глубину, до которой успели разведать. И вверх, думаю тоже. Вот только сложных расчётов в уме не сделаешь - а компьютеры мы с ребятами научимся создавать ещё не скоро...

- Компьютер у нас как раз есть, - Булычёв, словно фокусник, извлёк на свет наладонник, о котором все успели позабыть. - Слабенький, правда.

- Всё равно - хоть что-то!

- И гарантированно разряжен, можно даже не проверять.

- А это вообще не проблема. Зарядить аккумуляторы - задача для самых маленьких.

- Чудесно! - отозвался безучастный доселе Алёша. - Мы тогда сможем приступить к расшифровке надписи на колоколе.

И кристаллы цварка под ногами радостно отразили синий сполох Нодзоми-но-ито.

Цифры в углу планшетки подсказывали, что после её зарядки прошло чуть более четырёх местных часов. За это время сталагмиты на дне Бункера заметно поредели, а на выровненных участках вырос палаточный городок - скорее даже лагерь кочевников, основательно разбитый для долгой стоянки. Песни, доносящиеся со всех сторон, довершали неожиданное ощущение уюта. Словно вернулись в лагерь "Огненной розы"... но нет, там не отступало чувство тревоги, готовность в любую минуту сорваться с места и удариться в бега. А здесь - лишь полная неопределённость.

И сон, в который всё сильнее начинает клонить. Уже не изнеможение после битвы под хронотопом и пережитых потрясений, а спокойный, сытый, домашний...

- Игорь Всеволодович, - позвала вдруг Алиса, - а вы читали цикл "Мир Реки" Филипа Фармера?

Булычёв оторвался от планшетки.

- Было дело. "Театр теней" - это в какой-то мере пародия на него. А почему ты спрашиваешь?

- Не напоминает?

- Есть немного. Хотя по антуражу скорее его же "Внутри-Снаружи". Что ещё веселее, ага.

- Да я, если честно, и про Реку читала только "Магический Лабиринт".

- Это там, где Алиса Лидделл добивается продления Проекта? Ещё бы ты прошла мимо такого...

- Фармер в Проекте?

- Не знаю. Наша группа с ним не работала. Похоже, но может быть и стихийная распаковка смыслов, как у многих авторов. Ты к чему это? Увидела какие-то сигналы?

- Нет, но сами же говорите, что похоже... А может быть, похоже по-зазеркальному?

- В смысле?

Алиса задумалась, подбирая слова.

- У Фармера воскрешённые участники Проекта сперва давали происходящему метафизическое объяснение. Сам образ Реки, омывающей планету - это же, кажется, из Апокалипсиса? И Ауред вот заговорил о загробном мире... А что, если эта его версия ближе к истине, чем мы думаем?

- Ты устала, Алиса. Разыгралось воображение.

- Нет, правда. Нам кажется, что вокруг особое состояние материи - никем до сих пор не исследованное ни экспериментально, ни теоретически и, судя по показаниям гравипульта, вообще не сводимое к той картине мира, в которой мы ориентируемся. А если сделать одно маленькое допущение - что лопнувшее силовое поле грохнуло нас... сильнее, чем мы думаем...

Игорь Всеволодович отложил наладонник и пристально уставился на девочку:

- Так, давай начистоту. Я слишком хорошо тебя знаю, Алиса. Не в твоих правилах из возможных объяснений зацикливаться на том, которое не оставляет надежды.

- Почему "не оставляет"? Если после смерти сохраняется субъектность, личность, то не факт, что невозможно вернуться. Просто до сих пор никому не удавалось... или нам неизвестно о таких случаях...

- Но чем-то же тебя эта странная мысль привлекает, раз ты не можешь от неё отделаться?

Алиса вздохнула.

- Неужели вы не понимаете? Мы ведь нейтрализовали крокров. Значит, там, в городе, наверху ничто больше не препятствует сближению этого хронопотока с настоящим. Но я здесь, будущее меня не забирает. Значит...

- Значит - что?

- Значит, версия о загробном мире самая оптимальная. Иначе ведь получается, что крокры заложили свои принципы в политическую систему настолько основательно, что даже Время не в силах сгладить последствия. Или ещё ужасней - что их заложила я своими попытками реформы...

- Или, - подхватил Булычёв, - что грохнуло действительно сильнее, и Москва полностью разрушена...

- Тоже вариант.

- ...или что цвельфы спустя сотни поколений восстановят Монокосм, который выберется отсюда и покорит Землю, где за это время пройдут какие-нибудь год-два... Да мало ли может быть объяснений? Но ты почему-то упустила самое простое: эффект запаздывания.

- И сколько же он длится? несколько секунд? - Алиса вдруг замерла на полуслове с открытым ртом. - Масштаб времени, как же я забыла...

- Видишь, как всё элементарно? Так что если все наши страхи не оправданы, тебя вполне может втянуть в будущее в любую секунду. Прямо отсюда.

- Ой, не хочу! Как же я вас брошу?

- Ты уж определись, чего хочешь, - хмыкнул Булычёв и снова уткнулся в планшетку, посчитав тему исчерпанной.

"Подловил, да?" - пробурчала Алиса. Тревога не ушла. Просто теперь стал ясен её иррациональный характер.

Мимо сновали, беседуя на ходу и не обращая на них внимания, группы ребят по четыре-пять человек. В разговорах то и дело слышалось прозвище Одифа Ауреда, которое дал ему кто-то из самых маленьких, обеспечив ему путёвку в жизнь уважительным и в то же время ироничным звучанием. Так и всплывало оно на разных языках, выхватываясь из непонятной речи - препранг... убай... адми... То есть "Дед".

А то вдруг и на космолингве - йбрфп со всевозможной вокализацией. Действительно ли Ауред рассчитывал на скорое возвращение или хорохорился, но обучать народ космолингве на всякий случай начал, мотивируя более лёгкой усваиваемостью для детей сравнительно с этнолангами. Причина, видимо, была и в другом: самый распространённый из языков Крокрыса, на котором большинство и так могло кое-как объясниться между собой, не был родным языком Ауреда, и он не хотел делать его основным средством общения в Бункере. "Если нам предстоит положить начало новой цивилизации, не стоит тащить в неё память о былом доминировании одних народов над другими", - объяснял он землянам. Похоже, не всё было гладко в цвельфийской истории...

Алиса вдруг осознала, что смотрит на лагерь откуда-то сверху. Примерно с той высоты, где Ауред планировал подвесить искусственное светило, сквозь толщу цварка, которая совсем не мешала ей созерцать россыпь шатров... до тех пор, пока та не скукожилась в точку, растаявшую в пустоте беспредельности. Алису, превращённую в импульс, несло сквозь эту пустоту, и ощущение полёта лишь отчасти напоминало привычное скольжение в тоннелях Времени. Там вело течением - теперь же оно обрушивалось встречным потоком, который приходилось преодолевать, вгрызатья в липкую толщу, грозящую задержать полёт, погасить импульс, растворить твоё "я" в текучей бездне...

Спастись от этой угрозы можно было лишь поддерживая скорость - но от Алисы она не зависела. Будущее подцепило её на крючок и тянуло против течения. Оставалось лишь надеяться, что у него хватит сил и леска не порвётся.

И когда вдруг опять, совсем как при неудачном возвращении из 1968 года, навстречу девочке поползли огненные обручи, вместе с ними надвинулось отчаяние. Снова, как в МИВе, начали проноситься картины прожитых дней, от ранних полузабытых воспоминаний... но первое же кольцо, обхватив невидимое тело Алисы, вдруг ослепило её, уничтожив все образы...

А после того, как зрение восстановилось, Алиса увидела... себя.

Не совсем себя, разумеется - ту, с кем предстояло слиться.

- Ну, здравствуй, пси-двойник, - мрачно сказала Алиса-из-восстановленного-хронопотока.

На ней был старомодный комбез-хамелеон - такие Алисина мама в детстве носила. А ботинцы, пожалуй, ещё бабушка. Очевидно, мода восстанавливалась медленно и за полтораста лет себя не догнала. Правую руку не вынимает из-за спины, левой ладонью провела по короткой стрижке. Не одуванчик - почти ёжик. А вот жест знакомый. Свой.

- Здравствуй, - ответила Алиса. - А что теперь?

Алиса-2 кисло усмехнулась:

- А что ты предлагаешь?

Глухое эхо встречного вопроса ужасно не понравилось Алисе. Сразу возникло предчувствие - ещё непонятное, но уже нехорошее.

- Ну, мы же, наверное, должны... это... соединиться?

Собственный синий взгляд пристально фокусировался на Алисе - не прямо в глаза, на несколько сантиметров выше и левее. Не видит она её, что ли?

- Извини, но я тебе ничего не должна. Я и мы все ценим то, что ты для нас сделала, но...

- Что "но"? - к Алисе, наконец, вернулось - с запозданием, как обычно после хроноброска - ощущение собственного тела. Мышцы наполняла усталость, язык тоже с трудом ворочался, звон в ушах отдавал почти незнакомой жителям двадцать второго века головной болью, и не было сил ни поддерживать эту странную беседу, ни вникать в её смысл.

Приходилось делать это сверх сил.

- Видишь ли, Алиса... странно, конечно, тебя так называть...

- Называй хоть Таней, не вопрос, - попыталась улыбнуться Алиса.

- Короче, ты слишком много времени провела в прошлом и в тупиковом хронопотоке... и слишком с ним сроднилась... Кстати, вполне могла этого и не делать - сама виновата, что так близко перенялась их проблемами...

- Что же в этом... плохого?

- Лишь то, что этот мир тебя деморализовал. Ты теперь носитель вируса крск и вектора разрушения... и хуже всего то, что это неизлечимо. Пошли необратимые процессы. Разумеется, мы не можем тебя принять.

Она была умненькая и красивая, эта Алиса-2. Говорила правильные и безжалостные вещи с таким вдохновлённым лицом, таким неподдельным сочувствием в голосе... Алисе по-настоящему стало стыдно за свою деморализованность и свой жалкий вид после этого изнурительного полёта, не говоря уж о предшествовавших приключениях, так не предоставивших случая привести себя в порядок. По всему телу - ощущение семи потов и слоя грязи... к тому же она, кажется, раздета...

Алиса провела перед лицом рукой - и не увидела руки. Закрыла глаза - Алиса-2 не исчезла.

Ну правильно, какое тело? Вот оно, тело - сидит, руку за спиной прячет и не собирается её к себе пускать. Другого нет - откуда? А все эти ощущения - как от ампутированных конечностей, которые вдруг начинают болеть, и не почешешь.

А может быть, и эта усталость, и эта грязь - не физические, а психологические? Что если это и есть её инфицированность, деморализованность, которую, совлекшись тела, начинаешь ощущать физически?

- Что же делать?

- А ты не догадываешься? - Алиса-единственная резко выхватила руку из-за спины.

Блеснувший в ней бластер был той же модели, что у Лары. Отличался лишь одной деталью.

Боевой насадкой.

Чёрный глаз смерти глядел Алисе прямо в глаза. Самонаводящийся, его не обманешь невидимостью и бесплотностью.

- Глупо, - сказала Алиса.

- Возможно. Но это единственный выход. Я вообще не должна была заводить с тобой разговоров - сразу стрелять, почувствовав твоё появление. Меня же инструктировали!

- А знаешь, почему ты это не сделала? - тихо спросила Алиса. - Потому что мы, несмотря ни на что, одинаковые.

Глаз смерти задрожал, с трудом сохраняя своё положение.

- Спасибо, Кэп! - звонко и зло воскликнула Алиса-которая-должна-остаться-одна, тщетно пытаясь совладать с охватившей её нервной дрожью. - Разумеется, мы одинаковые. Мы одно. Ты часть меня, уже актуализовавшаяся при слиянии хронопотоков, которую я должна уничтожить. Иначе уничтожат меня. То бишь, нас обеих, слившихся. Причём это станет огромным стрессом и деморализацией для МИВа, ИнтерГпола и всех, кто в курсе операции. Но всё равно меньшим злом, чем твой приход в наш мир.

- Хорошо, - решительно сказала Алиса, - я уйду сама. Я же понимаю, как нелегко тебе сделать то, что ты должна.

Алиса-по-прежнему-вторая истерично расхохоталась:

- Что ты можешь понимать? Я тоже думала, что понимаю, когда мне объясняли: чем дольше я проволыню, тем мучительней будет психотравма, которую получу и пронесу, возможно, до конца дней. Но я не смогла выстрелить сразу - а теперь с каждой минутой нашего разговора это всё невозможней...

Рука девочки болталась плетью, безвольно влекомая самонаводящимся прицелом. Ухватилась второй.

- Да только никуда ты "сама" не уйдёшь. Прям щяс, уйдёт она! Законы Времени жестоки и всесильны, они сольют нас, хочешь ты того или нет. Одной из целей Проекта было, чтобы ты погибла там, в прошлом. Не получилось - тупо вышла из всех капканов. Девочка, с которой ничего не случится, б...рамбулет! Теперь остановить тебя могу только я. Но боюсь... что не могу...

Алиса внезапно почувствовала какой-то дискомфорт в области ступней. Пошевелила несуществующими пальцами - точно, на босых прежде ногах ощущение обуви. Ещё не сковывает движений, но всё явственней. И не просто обувь, а бабушкины ботинцы, которых отродясь не носила.

А почему кисть правой руки согнута так странно - словно держит рукоять... бластера?

- Алиса, - вклинилась она в первую же всхлипывающую паузу в её монологе, - кажется, всё ещё хуже, чем ты думаешь. Мы уже сливаемся.

- Что же делать? - обречённо спросила Алиса.

- Как что? Стрелять, разумеется. Пока от тебя хоть что-то осталось. Пока это что-то хоть как-то сможет жить.

- С ума сошла? Я не смогу.

- Сможешь. Сопли утри! Сможешь, говорю... тряпка, пускуля!

- От пускули слышу!

Не сможет, конечно. И на подначки Алиса не ведётся. Если бы поймать момент, когда она будет в состоянии не только чувствовать её тело, но и контролировать его - до того, как они окончательно сольются...

Ощущение виртуального тела - это совокупность импульсов. А что если собрать их и направить весь пучок в область указательного пальца?

С трудом, но получается...

Всё складывается лучше, чем могло бы. Если ей самой удастся двинуть Алисиным пальцем, это освободит ту от чувства вины. Не до конца, конечно. Но она справится. Она сильная, она я. И, в конце концов, она не должна расплачиваться за мои ошибки.

Надо отыскать в себе её проступающие черты - рациональность, чувство долга... они помогут направить рывок, если подчинить их своему пережитому опыту, своему отчаянию.

Рывок вышел даже сильнее, чем рассчитывала. Судорожной волной прошёл через палец Алисы, гашетку бластера и весело расцвёл смертью в чёрной глубине колодца.

Смерть опять ослепила Алису. Или не опять, а это та же самая вспышка, что и перед Алисиным появлением?

Девочка уже знала, кого увидит, когда снова пройдёт слепота.

Он по-прежнему возвышался над окаменевшими клубами дыма. Только уже без лица Лукашина. Вместо него - сфера Монокосма. Связи между узлами не гаснут, обмениваются импульсами, рисуя на поверхности подобие уродливой маски.

Тоже, впрочем, условность, далёкая от сути.

Всё бегаешь? От себя и от печальной правды? Пытаешься забыться в иллюзиях?

Хочу и бегаю. Пока бегаю - живу. Пусть и иллюзорно - для твоей системы координат.

Все твои дороги рано или поздно будут приводить сюда. И каждая новая наша встреча причинит тебе всё больше боли.

Возможно. И что?

Так прояви же вашу хвалёную субъектную волю - положи конец этой бессмыслице. Я несу тебе щедрый дар - небытие.

Врёшь.

Не вру, а некорректно формулирую. Хорошо, не небытие - бессубъектность.

Опять врёшь.

Ты зануда, Алиса. Ладно - забвение.

Теперь верю. Но как-то не привлекает.

Я не настаиваю. Бегай дальше.

Свет. Тьма. Падение.

Набивший оскомину кинематографический штамп - подскакивать, просыпаясь от ночного кошмара. Никто никогда не подскакивал физически, но ощущение именно такое, визуально переданное вполне адекватно. Кто испытывал - узнает.

А кто не испытывал - поймёт, когда испытает впервые.

Алиса, разумеется, не подскочила - так и осталась полулежать, облокотясь на натянутую стенку шатра. Просто мир рывком встал на место. Булычёв это почувствовал, снова отложил планшетку:

- Что-то приснилось?

- Кажется... не помню... Игорь Всеволодович, а я к вам в шестьдесят восьмом году в каком возрасте прилетала?

- Ну и вопросик. Не обижайся, но у тебя такая конституция, что трудно сказать определённо. Ты и в семнадцать лет выглядела на четырнадцать.

- И всё-таки.

- Не знаю... где-то, может, на год старше, чем теперь.

Алиса потянулась, прорываясь сквозь остатки сонного оцепенения:

- Что ж, у нас впереди максимум год неопределённости. Это радует.